Троица

Че.
Твой профиль дерзкий на груди туристских маек,
Анфас - на постере журнала для девиц.
Куда мы катимся, скажи мне, если знаешь,
Коль ты теперь - кумир для светских львиц?
Нас убивают каждый вечер, команданте.
Тебя - посмертно, тиражируя в значках,
А нас, живых еще, с экранов жгут таланты,
Все с одинаковою правдою в глазах.

Маяковский В.В.
Из строк сквозь узор паутииы
Слегка пожелтевшего цвета
Могучею ржавой махиной
Встает фигура Поэта.
И рвется стихов мелодия,
Череп умело вскрывая,
Как вагнеровская рапсодия,
Как телеграмма Рамзая.
И мне сквозь ушедший век он
Своим громобойным гласом,
Как тот, непокорный демон,
Врезается в мысли властно.

Христос.
Погибший бог. Он говорил нам всем о счастье,
О том, что все равны перед Судом.
Не тем судом, что правят наши власти,
А тем, Вселенским, что придет потом.
О милосердии, терпимости, о вере.
(Глас вопиющего в пустыне - как смешно...)
О том, что доброты нам не измерить,
А зла не искупить врагам назло.
Но он погиб - как все поэты - отдан в жертву
Живой и жадной, одурманенной толпе.
Его слова песком рассыпались по ветру,
Его законы стали буквами в клише.
Он, изгонявший всех лабазников из храмов,
Не мог подумать в своем самом страшном сне,
Что для него молитвы будут рьяно
Читать начертанными на своем ремне.
Во имя самого гуманного Поэта
Сжигались ведьмы, звездочеты и глупцы,
Сажали на кол вольнодумцев и эстетов,
Пытали словом преподобные отцы.
Мне жаль тебя, совсем непонятого даже
Спустя столетия, ирония судьбы.
Но я ведь знаю, все равно ты не откажешь
Тебе поведать некрещенные мольбы.
-------------
Удивительно было, когда увидел портрет любимого героя революции, символа протеста, на майках-рюкзачках-плакатиках сытых, пухленьких и довольных жизнью "буржуев".
Удивительно было, когда увидел стихи Маяковского, приведенные в качестве примера "принципа "голого короля"".
Удивительно было, когда увидел продающийся в церкви кожаный ремень с выбитой на нем молитвой, гарантирующий какие-то поблажки в Судный день. Ремень стоил восемьсот рублей. Недорого для Царствия Небесного.