Ненавижу

глаз заката расплылся в марено
пьяно таращился в издевке неги
а на гробики крыш
кристальным маревом
падали туши свежего снега

месяц выхаживал тубо, понуро
с ревностью въелся в радужное кольцо
и заплакал
когда земля повернула
в кровь расквашенное лицо

и когда
- наконец –
в простреленном виске
дыра зияла
упал желтопалый и
дымил опаленной башкой
целый мир взял и
рассмеялся -
страшно
ехидным прищуренным смешком
 
и сразу
острейших ножей тоска
отчаянием возросла
в виде детского трупа
вон
из-за туч
осклабив оскал
о Париже
горланит солнца рупор

а Парижа нет -
сдох -
грудой Эйфелей искареженных
каченели судороги металла
лишь любовь
в тишине
сквозь последний бульварный вздох
проклятья в небо метала

вся Европа корчилась в муках
пыталась
прильнуть к Востоку
наболевшими ранами
а Восток плевал
питаясь
своими джихадами и каранами

отсюда
и вокруг –
на синей шее
затянулась
петля экватора
кровоточат траншеи -
нефтяная язва Катара

Африка ныла
о том, что самая
голодная
и ненужная
и в отместку
взялась за самое
холодное –
за оружие

над сонной артерией
кинжалом блестела
занесенная рука убийцы
секунда и –
на ее теле
не останется ни одной столицы

и предстала
вся беззащитность
и нагота
планеты
которую насиловали -
сердцебиенным кадром замерла
нога
та
что войнами грассировала

и казалось
что если
еще хотя бы один шаг
ступит нести свое кровавое дело -
заверещит обезумевшая душа
и отделится от тела

выбежит последний луч
ей
кинет взгляда
душераздирающие огни
выдавит:
«не надо, не мучай
дай исцелую
боль твоих озябших ланит

на этом самом месте
останки нимфеток
скоро станут мазками грима
и томная сонница черной салфеткой
вытрет кровавые губы Рима

и вновь озакатимся
красно-матовым сбиты
новый выдуманный подытожит
будем валяться
смрадом овиты –
и я и рассвет… и ты тоже