Где-то близ аттики, помнишь...

... Как в заграничное плаванье, плавное, еще до Флинта —
Выпив пинту античного воздуха, Понта  Евксинского каплю,
Пускаешься в капсуле строчечной ( она — вроде лифта,
Звукоснимателя древних времен и пенок словесных). Уж как-то
Прибудешь на место и там разберешься в шафранах
Этих милетских, в миртовых ветках; в этих фалернских, исмарских
И прочих воспетых веселых напитках, неведомых в странах,
Менее странных, и менее ранних, и менее майских
По духу, дыханью и по пристрастию к розам поздним,
К пенью своих  Филомел, Хелидон, и так дале...
Вот и Арктур, что горит над тобой и над миром гриппозным,
Вновь отразился в волне ахеронской, в афинском портале.
Где-то близ Аттики, помнишь, на склоне холма и на склоне
Дозеркального времени, в себя не сумевшего толком всмотреться,
Пела цикада. Потом она пела Ван Вэю, а после — Вийону;
Вертикальная скважина звука — от наивной милетской
Мелики спящей — до нас. И обратно. Нетрудно спуститься
Или подняться. А хочешь — кидонских
Яблок отведай, которые Кирн или Тирсис
Вынес навстречу. "Хайре", — кричал он, свой в доску...