В морозе есть память о чайной розе

Память — сосуд дьявола, а не Дьюара
(Китайские термосы — лучше всех);
Холодное время теплеет в нем, как лавка на майском бульваре,
Теплое — остывает и вызывает — хорошо, если смех,
А не издевку. Это вносит путаницу
В день настоящий, меняя масштабы на карте и сами карты —
Географические или игральные. Путь в распутицу
Куда понятней, чем мир, где Египет прикинется Спартой.
Но это слишком дальний заход в область понятий
Отвлеченных, навек извлеченных из тесных артерий,
Из терний мирских. Тут ближний миг предает, как приятель,
И — ничего. Привычно. Свыкаешься с новой потерей —
Где бы она ни случилась — во сне ли, в прозе
Житья, живописующей прежний живой уют.
В морозе есть память о чайной розе,
А в остальном мир — плут.
Раскрой портсигар мирозданья, блесни гравировкой —
Какой-нибудь гексаграммой — той самой, китайской, когтистой,
Слеза по которой сползает бесцветной божьей коровкой,
Мешаясь с водой ниагарской или понтийской.