А слова-то нынче немощны...

А слова-то нынче немощны,
А писать-то больше не о чем.
Как сгорать огнем припадошным,
Умирать, болеть и стариться
Было то же словно жить.
Хоть ни в чем конец не метился,
Нет спокойствия равнинного,
Я о том, что это,  вроде бы
Можно молча пережить.

Но ни в чем конец не метился,
Вихри бродят суматошные,
Пепел смешивая с порослью,
Хоть и он еще весом
Невесомый, легк, и кашляя
От него чахоткой долгою
И слезя глаза не до боли,
Ничего не изменить,
Но ведь нива благодатная,
Положи в нее ползернышка
И забудь всеею черствостью –
Нива пеплом удобрит.
Вроде пол-. Ему не вырасти.
И сильнее гибли сотнями,
Миллионы с миллиардами,
Были, просто не взошли,
Миллионы не доброшены,
Миллионы не присыпаны,
Миллионы позабытые,
Миллионы прогнили.
Эти пол-… Они ей дороги.
Кто-то ветром безошибочным
Угадал ниву привычную,
Он когда-то здесь бывал,
Предавал он землю черную,
И разломленным надвое,
Улетал с попутным, мучаясь,
Но ведь силу оставлял
В половинке той оставленной,
Не могущей быть захваченной,
Так Господь распределял,
Рук не дал.
Стал бродячим, обессиленным
И ветрами лишь носимым,
И считая одиночеством,
То, что было половиною.
Он вернулся, ветром брошенный,
Сам ли ветру пел дорогою
Ту тропинку возвращения
К ниве… нет, к самом себе.
Помня, тот кусочек зернышка,
Нива, боль его в беспамятстве
Ведь хранила пеплом будучи,
Заучила наизусть.
Пахарь ли, иль ветры сонные,
Или птицы слишком тихие,
Заведут возню и нивушку
Чуть едва зашевелят,
Так она нутром поддатливым
Раззадорит нападавшего
И подвинет пол-оставленного
К пол- ветром брошенному.
Сможет, сила бесконечная,
Там где вера беспредельная,
И поправ законов неумоль,
Станешь вновь единоцеленным.

2000