Честное слово подборка

НОЧНЫЕ КОЛОКОЛА

Какой случайный поворот,
Какие дерзкие умы,
Какие веские дела
Воззвали нас из вечной тьмы,
Чтобы низвергнуть в эту ночь,
Под ногти мысли загонять,
И утешаться тем, что мир
Не изменить и не понять.

Неясен замысел Творца.
Туманна суть. Назойлив страх.
Мы тщетно рвемся в полусне
Сквозь ткань смирительных рубах.
Лелеем горькие слова,
Глотаем скорбное вино,
С немой надеждой смотрим вверх,
Покорно падая на дно.

Но есть и те, кого сквозь боль
К себе призвала высота.
Вот кто-то воспарил без крыл
На перекладине креста.
Вбив два железных костыля
В запястья, чтобы не упал,
Благословила в дальний путь
Дерзнувшего мечтать толпа.

Напрасна цель, опасен свет
Во тьме капризных пустяков.
Смотри, еще один взошел
На пламя собственных стихов.
Что ж ты стоишь? Буди народ –
Колокола уже звонят!
Беги, кричи, тащи воды,
Спасай свой город от огня!

Спасен взошедший на костер.
Дымится мокрая зола…
Ах, Боже мой, по ком, по ком
Рыдают так колокола?

*   *   *

Поэзия - великий бред
Вне всяких логик и законов.
Висит в хлеву ее икона
И источает яркий свет...

Но тьма незыблема пока. Напрасна утонченность речи,
Напрасно щедрая рука жемчужный бисер свиньям мечет.
И успокоенные души покойной мутью сонных глаз,
Не отрываясь от кормушек, блаженно щурятся на Вас.
Жуют, прицениваясь к слову, но светлый миг в своей судьбе
Лениво променять готовы на миску свежих отрубей.
Вы – лучезарное виденье, великий бред, святая чушь.
Одно лишь к Вам прикосновенье приносит очищенье душ.
И очищенья совершались – со всех сторон из тьмы легки
И очарованны слетались на Ваше пламя мотыльки.
И за мгновенье вдохновенья Вам отдавая сон и хлеб,
Сгорали в радостном хорале, собою освещая хлев –
Где успокоенные души на завтрак, ужин и обед,
Не отрываясь от кормушек, блаженно щурятся на свет.

ВЕЧНЫЙ ГОРОД

Каждым кирпичиком вечного города помнит столица
Каждую капельку, каждую ниточку красных дождей,
Время кирзовое, стяг кумачовый, гранитные лица,
Медную музыку, поступь чугунную старых вождей.

Бремя свободы столичные жители знали едва ли.
Кто-то ступал по паркетным полам, как по стали ножа,
Кто-то считал свои тусклые звездочки в полуподвале,
Тщетно надеясь подняться по жизни на пол-этажа.

Гордые беды и бедные радости комнаты тесной.
Стены картонные. Плиты бетонные. Майский парад.
В маленьком дворике простыни сушатся ночью воскресной.
Песни застольные. Слезы невольные. Крики «ура».

Взяли столицу кремлевские ели в ежовые лапы.
Били куранты, минутною стрелкой наотмашь рубя.
И чередою избитые истины шли по этапу,
Каждому встречному за полцены предлагая себя…


УРОК ИСТОРИИ

Стихийный митинг у завода,
Флаг кумачовый на столбе,
Новорожденная свобода
Кружила голову толпе.

И на детей страны навечно
Легла судьбы ее печать -
Отцы все видели, конечно,
Но не хотели замечать.

Вперед шагая ровным строем,
В бою не ведая преград,
Сгибались бывшие герои
Под звездной тяжестью наград.

Страшней арестов на рассвете
Была неясная вина -
Слепых отцов немые дети
Стояли молча у окна.

Но голод после жидкой каши
И суету житейских бед
Глушили бравурные марши
И гром общественных побед.

Меняются на сцене лица,
Приходят новые века.
Урок истории все длится,
Но перемены нет пока.
 
Былое солнце в окна светит,
Опять сердца стучат все злей.
Немых отцов глухие дети
Не слышат слов учителей…

РАСПЯТИЕ ОКНА

Распятие окна напрасно крестит город.
Сочится сквозь стекло неоновый туман.
Он застит нам глаза, он проникает в поры,
Он манит нас, дурманит нас, и сводит нас с ума.

Летит безумный век, как самый скорый поезд.
Мир глохнет от вранья рекламной суеты.
А где-то в стороне трава стоит по пояс,
И важно желтые шмели садятся на цветы.

Асфальтовая плешь траву в объятьях душит.
Хрипит хмельной оркестр. Вино течет рекой.
Мерцая, гаснет свет, и купленные души
По лестнице, ведущей вниз, восходят на покой.

МАРШ АВАНТЮРИСТОВ

Проникнитесь величием момента -
Ораторы горланят в пустоту.
О, как монументально монументы
Смирившихся мечтателей растут…

Авантюристы, повышайте ставки,
Рискуйте, все равно Вам всем труба.
Мечтатели, подавшие в отставку -
Вот у кого завидная судьба!

Вчера они клеймили гневно мели,
До цели четверть мили не дойдя.
Сегодня изменились, онемели,
Потертые банальности твердят.

Мол, слава Богу, биты - не убиты,
Мол, вовремя сошли на вираже,
Одеты и обуты, даже сыты,
Оправданы, и в фаворе уже.

Не худший путь - ковровая дорожка,
Графин и алый парус на столе.
Учебник выйдет с яркою обложкой,
Как жить без происшествий до ста лет.

Восходят на литые пьедесталы,
Поправ ногами вечные цветы,
Величественно и чуть-чуть устало
Мечтатели, ушедшие в кусты.

И пустота в окаменевшем взоре,
И как удавка давит горизонт.
Казенный дом. Душевный лепрозорий.
Путевка. Льготы. Бархатный сезон.

РОЖДЕНИЕ МИНОТАВРА

То ли буря, то ли музыка над Критом,
То ли бьет вино из старого бочонка...
Захмелев, почтенный муж из царской свиты
Танцевать пустился с уличной девчонкой.

У плясуньи распоясалась туника, 
Обнажая грудь с задорными сосками.
Как две ягодки поспевшей земляники
То мелькнут, то снова скроются под тканью.

Критский царь сидит в рогатом шлеме.
Повара на углях жарят бычье мясо.
Пей, гуляй всю ночь, пляши хмельное племя -
Что за праздник, что за пир без перепляса?

Оцепила площадь городская стража,
Отбивает такт короткими мечами.
Кто на этом странном празднике не спляшет,
Потеряет все, что носит над плечами.

Музыканты не дадут остановиться
Смертным боем бьют помятые литавры.
Веселитесь! Отчего же нам  не веселиться?
Родила царица сына Минотавра…

В ОЖИДАНИИ ВОЙНЫ

Военный барабан звучит,
Точильщик весело кричит:
«Солдаты, я точу мечи!
Платите, дармоеды!
Когда от вражеской пращи
Трещит и лопается щит,
Тупые ржавые мечи
Не принесут победы!»

Ты слышишь, как вокруг в ночи
Поспешно точатся мечи?
Так что же ты стоишь? Точи!
Не отставай от века!
А наточив, спеши начать
Врагов своих рубить сплеча -
Нет лучше ножен для меча,
Чем тело человека.

Клинок напьется допьяна
Хмельного красного вина.
Но это не твоя вина,
Война - игра без правил.
Там смерть гуляет словно смерч.
Ведь ты не хочешь в землю лечь?
Тогда острей точи свой меч,
Чтоб он Землею правил.

Точильщик весело кричит:
«Платите, я точу мечи!»
Военный барабан стучит,
Тугой живот набычив.
Горят дома, горят сады,
И если полон мир беды -
Хватает ворону еды,
Точильщику добычи.

*   *   *

Чужая боль для нас – тяжелый крест.
Нам наша боль больней всего на свете.
А рядом, повторяя каждый жест,
На нас с восторгом смотрят наши дети.

Еще не явны будущие грани,
Одни игрушки, корь и диатез,
Еще в одной песочнице играют
Сальери, Моцарт, Пушкин и Дантес.

Но мы уже стрижем привычно перья,
Пропалываем странные ростки,
Запретные перекрываем двери,
Готовим понадежнее шестки.

Скитался по ночлежкам юный Грин...
Не отличая алого от фальши,
«Бери пример с Сальери, - говорим, -
Такой прилежный, аккуратный мальчик!»

У нас в крови заложены основы
Давать и брать бесплатные советы,
И отрекаться от своих же слов,
И осуждать других людей за это.

Не надо истин, если есть Закон.
Он был до нас и, значит, будет вечен.
Мы милосердно воду льем в огонь
Души. И от ожогов лечим...

Победами назвав свои потери,
И, растворив сомнения в вине,
Мы по ночам пытаемся поверить,
Что счастливы. И чувствуем, что нет.

ПУТЕШЕСТВИЕ ПО РЕКЕ МСТА

Колокольня тянет в небо
Позабытый Богом крест.
Молоком парным и хлебом
Пахнет на сто верст окрест.
Одноногие деревья
Спят как цапли на песке.
Мы плывем через деревню
На байдарках по реке.
Огороды и сараи
Поросли чужим быльем.
Возле берега стирают
Бабы грязное белье.
Стала горькой папироса,
Налилось свинцом весло-
Нас течение без спроса
В жизнь чужую занесло.
Здесь никто у нас не спросит,
Кто мы будем и куда -
Нас течение проносит,
Словно мусор, без следа.
Остается только вечный
Завсегдатай этих мест-
Запах хлебный, запах млечный,
Да еще нелегкий крест.

ГЛУХОМАНЬ

Какая глушь... Откуда здесь дома?
Сугробом пыльным между стекол вата.
В грязи по горло, эти терема
На белый свет глядят подслеповато.

Виляет тропка к топким берегам,
Едва приметна для чужого глаза,
Чуть в сторону наступишь и... ага!-
Впредь будешь знать, как по болотам лазать!

Здесь Пан лесной в кирзовых сапогах
И в телогрейке, прикипевшей к телу,
Траву парную косит на лугах
И крепко выпивает между делом.

Двух черных коз, и белую козу
С загадочными желтыми глазами
Гулять выводит в пьяную росу,
Когда закат горит над образами.

Здесь нет дорог, нет путеводных вех,
Здесь странный мир - прекрасный и убогий...
Здесь доживают свой последний век
Российские языческие боги.

ОЖИДАНИЕ

У утеса на макушке
На семи шальных ветрах
Пятипалая церквушка
Поднялась из  буйных трав.
На Ивана - на Купала
Золотые купола
В зорьке утренней купала
И плыла, плыла, плыла…

Чуть поодаль деревушка
Затерялась среди ржи.
Старый пес, старик, старушка,
Больше - ни живой души.

Чай дымится, вечер тает,
Скатерть с праздничной каймой. 
Дед, закрыв глаза, читает
Прошлогоднее письмо.
У детей  все - слава Богу,
Вот и славно старикам.
Они смотрят на дорогу
Голубую как река

Подрастают внуки где-то…
Дети просят их простить -
Пишут, что ближайшим летом
Соберутся погостить.

Скрупулезно отмечая
Каждый день календаря,
Старики сидят за чаем,
Ни о чем не говоря.
Ждут гостей не без тревоги:
Дети могут не найти…
Заплутают по дороге
И вернутся с полпути…
 
А найти их очень просто:
От соседнего села
Мимо леса до погоста,
И потом на купола.


У утеса на макушке
На семи шальных ветрах
Пятипалая церквушка
Поднялась из буйных трав.
На Ивана - на Купала
Золотые купола
В зорьке утренней купала
И ждала, ждала, ждала…


ОДИНОЧЕСТВО

Одинокий дед Кирилл
В клетке из бетона
Поздним вечером курил
Трубку телефона.
Дым бежал по проводам,
Мерил жизнь шагами,
По пути встречаясь там
С длинными гудками.
Он хватал их за грудки,
Требуя ответа.
Долговязые гудки
Отвечали: «Нету...
Нету дома никого,
Ни души, ни тела»...
Кроме деда самого
Всех судьба отпела.

Не отпетый старичок
Зажигает свечи,
Курит горький табачок,
Ожидая встречи.
Не зовите его в храм
Господу молиться,
Лучше дайте двести грамм
Утром похмелиться.

МОРЕ КАМНИ НЕ СЧИТАЕТ

Где берет свое начало
Притяжение Земли,
От надежного причала
Отрывая корабли?..
Берега как свечи тают,
Злой волне подставив бок…
Море камни не считает.
Выше моря только Бог.

Капитаны нервно курят,
Светит красная луна,
Корабли бегут от бури,
Под собой не чуя дна.
За кормою ветер злится.
Безысходность души жжет…
Море бури не боится.
Море сил не бережет.

О невыживших не плачьте,
Не пристало плакать нам.
Ломкий крест сосновой мачты
Проплывает по волнам.
В небе чайки причитают –
Душ погибших маята…
Море слезы не считает.
Морю солоно и так.


РЕПОРТАЖ ИЗ КЛЕТКИ ЗООПАРКА

РЕПОРТАЖ ИЗ КЛЕТКИ ЗООПАРКА

Пространство замкнуто на хитрые ключи.
Как маятник мотаешься вдоль прутьев.
И сердце вдруг такой тоскою скрутит -
Невольно диким зверем закричишь!

А мой сосед твердит, что это бред,
Что времена еще похуже были,
Что в клетку вовсе не его закрыли -
Он сам закрылся от возможных бед.

Он говорит: "Не рви напрасно душу,
Зря об оковы не ломай клыки...
У этих стен везде такие уши,
А у замков такие языки!"

Мне ненавистен сладкий привкус плоти.
За что, скажите, мы едим друг друга?
Быть может, чтобы отобедав другом,
На миг забыть о том, что сам бесплоден?

А мой сосед бубнит, что это бред.
Он ест паштет и колбасу салями,
И утверждает, будто клеток нет,
А есть дома с широкими щелями...

Так, может, он и прав? В конце - концов
Живут другие, и не ропщут что-то,
И прыгают в горящее кольцо
Под свист бича… Нормальная работа.

Проходит жизнь. Устало пульс стучит.
Как маятник мотаешься вдоль прутьев.
Но сердце вдруг такой тоскою скрутит,
Невольно диким зверем закричишь...


МАУГЛИ

Рвут кожу шипы, как стальные иголки,
Но крик невесом на весах тишины.
Спят черные джунгли, спят серые волки
Под хищным прищуром ущербной луны.

Я сын человечий, я выкормыш Стаи.
Я волчьи законы всосал с молоком.
Но серою шерстью в душе обрастая,
С недавних времен презираю волков.

Здесь чуткие уши и цепкие лапы,
Сплетенные в сонный змеиный клубок…
Не дай тебе Бог показать себя слабым -
Догонят, набросятся, вцепятся в бок.

Я Маугли, Маугли - волчий приемыш,
Воспитанный Стаей, ей предан навек.
Все песни ее мне близки и знакомы.
Но помните, волки, что я - Человек.

СИЗИФ

Растерявшие прошлое тихо плывут,
Легким облаком в небе белея.
Растерявшие прошлое славно живут,
Ни о чем, ни о ком не жалея.

Позабывших о прошлом несчетная тьма,
Каждый миг их величие множит.
Они жизнью спокойной довольны весьма -
Их ни боль, ни любовь не тревожит.

Не хочу забывать ни о чем, ни о ком,
Мне иначе дышать будет нечем.
Моя память растет, как растет снежный ком,
Тяжкой ношею давит на плечи.

Я нарушил Закон и навек обречен,
Олимпийским проклятьем отмечен.
Подпирая тяжелую память плечом,
Знаю я - пока помню, я вечен.

Я несу свою память, и плоть мою в кровь
Рвут басовыми струнами жилы.
Сколько раз нас с тобой обжигала любовь –
Просто чудо, что мы еще живы…

Пусть я проклят Богами - я страшен Богам
Тем, что вечен и ныне и присно.
Мое время придет - я взойду к облакам,
Не утративший памяти жизни.
 

СТАЛКЕР

Вода не кипит. Не греет очаг.
Сверчок под диваном скрипит по ночам.
На кухне из крана о грязное блюдце
В отчаяньи капли размеренно бьются.
На горло, неслышно зайдя от окна,
Холодные пальцы кладет тишина.

Пора! И отброшена сонная одурь.
Пора! И как в омут, не ведая брода.
Срываются искрами мысли с пера
И гаснут, разбившись о ржавую воду.

В бетонных высотах, кирпичных высотах,
Деленных на прочные личные соты,
Живут невидимки - не плотью, а сутью.
Бесстрастные льдинки. Пристрастные судьи.
Смирись перед ними, и потные руки
Тебя приласкают, возьмут на поруки.

Но ты, своей болью линуя листы,
Но ты, забывая о собственном благе,
Старатель мечты и растратчик бумаги
На город в гордыне глядишь с высоты.

Раскинулась улиц ночных паутина.
Фонарная плесень, рекламная тина…
Но где-то за гранью витрин и газонов
Бескрайней страной расстилается Зона.
В нее из пожизненных мест заключенья
Вершишь свой побег. Но относит теченье

Туда, где стальными ключами звеня,
Весталки замки поврезали в засовы,
Где Сталкер усталый сидит у огня,
Который на старом холсте нарисован.

ДОН-КИХОТЫ

Воют оркестры в мажорном экстазе:
Вива, Испания! Добро побеждает!
На головах горят медные тазики,
Солнце в залатанных латах блуждает.
Смейтесь до коликов, коли охота -
Трудно поверить, что кто-то осмелится!
Строем геройским орда Дон-Кихотов
Вышла на битву с ветряной мельницей.

Она машет крыльями. Ее рубят саблями.
Ее колют пиками с доблестными криками.
С радостными воплями чествуют оглоблями.
Слава, слава Испании!

Ветры не дуют, ласкает погода,
Зреют лимоны, маслины, гранаты.
Всех принимают - была бы охота -
Кого в Дон-Кихоты, кого в Росинанты.
С песней веселой уверенным маршем
Мельницы смелют, растопчут до пыли,
Чтоб от Ла-Манчи и до Ла-Манша
Крылья проклятые не мельтешили.

Кто-то машет крыльями. Его рубят саблями.
Его колют пиками с доблестными криками,
С радостными воплями чествуют оглоблями.
Слава, слава Испании!

Воют оркестры в мажорном экстазе:
Браво! Брависсимо!! Зло отступает!!!
На головах горят медные тазики
Солнце в залатанных латах блуждает.
Пусть от Ла-Манша и до Ла-Манчи
Все, что возможно, скорей переменится!
Но почему загустил верный Санчо?
Жалко, наверное, мельницу…

ВСЕМИРНЫЙ ПОТОП

Как много развелось на свете душ –
Завистливых, покрытых липкой коркой.
И осерчавший Бог, включив небесный душ,
Решил устроить влажную уборку.

И с хлоркою вода смывала города -
Нет больше Рима, Брянска, Конотопа,
Бердичев и Багдад исчезли навсегда
На третий день Всемирного потопа.

Накрыла мир волна. Идея не дурна.
Всевышний мудр, но разве дело в этом?
Покрылся океан коростою говна
Из разоренных бурей туалетов.

От сумасшедших вод ревет небесный свод,
И всплывшее дерьмо спешит тесней прижаться.
Желающих спастись пускай хранит ОСВОД,
А мне бы лечь на дно… и отдышаться.

ГИБЛОЕ МЕСТО

Серой равнины бетонные плиты
Подогнаны тесно.
Пылью покрыты, солнцем политы –
Гиблое место.
Налево, направо, Богом забытые,
В свете зарниц
Стелются травы в швах между плитами
Падают ниц.

И в поколениях кровью зеленой
Разносится опыт:
Встань на колени - стебель склоненный
Буря не сломит.
Ветку прямую среди поля голого
Ветры исхлещут.
Ниже склони свою глупую голову –
Так будет легче.

НА ПОРОГЕ НЕБА

Я против воли, а, может, по воле, избит и унижен.
Но не принижен, а наоборот – вознесен.
Боль отпускает, земля отпускает, и небо все ближе.
Вот и свершилось, распят, и тем самым  - спасен.

Пенится грязь запрокинутых лиц под ногами.
Пропасти глаз и разверстые глотки - кровавыми пятнами.
Сверху мне видно как эта планета богата богами,
Но не прозревшими, лишь потому еще не распятыми.

Я вас прощаю мои неразумные братья.
Боль моя ваше прозренье на миг приближает.
Свет предо мною. Распахнуты руки в объятья.
Что это? Что это? Что это? Гвозди мешают…

ТАРАКАНЬИ БЕГА

Таракан Вася

Ни кола и ни двора нет у таракана Васи.
У помойного ведра спит на надувном матрасе.
В том ведре что за корысть? - нет ни шкурки, ни окурка.
Остается локти грызть, да крошки сальной штукатурки.

Опечатанная дверь, на бумажке штамп Петровки.
Где хозяин твой теперь? В затяжной командировке.
Снова где-то валит лес, так что в небо вьются щепки,
И под камерный оркестр ходит в полосатой кепке.

А в квартире замдекана, что на третьем этаже,
Три клопихи с тараканом  рьяно пляшут в неглиже.
На соседей смотрят косо – все не то и все не так,
Насосались хлорофоса  и устроили бардак.

«Сколько раз тебя просили! - агитируют, корят. -
Ты пошто себя, Василий, так доводишь, - говорят. -
Подведет тебя, пархатый, твоя гордость тараканья.
Эмигрируй в нашу хату, приползай, мол, остаканим».

Ну, а сами в кураже ожирели, деловые,
Не протиснутся уже даже в щели половые.
Но Василий патриот - он убежища не просит,
С голоду скорей помрет, чем свою Отчизну бросит.



Таракан Епифан

Пыль кружится и ложится на комоды,
Кенарь в клетке от жары пошел винтом,
Моль, не слушая последних криков моды,
Доедает соболиное манто.
Все в порядке, все в достатке, все в излишке.
Мой хозяин оккупирует диван,
Он читает сберегательную книжку -
Том двадцатый, назидательный роман.
 
В нашем доме все достойно и солидно.
Дочь Полина посещает институт.
Правда, кенарь наглотался нафталина,
Но зато в горшке глоксинии цветут.
По цветному телевизору - цунами,
Извержения, сражения, расстрел...
Растревоженный хозяин шепчет маме:
«Ты проверь, чтобы пирог не подгорел!»
 
Посмотрите на семейные альбомы:
Дочь Полина, кенарь Гриша, дед-казак,
Дочь соседки - Тома - с рожей престипомы -
Для сравненья с нашей дочкой, так сказать.
Пятигорск. Хозяин там порезал ногу.
Рядом Лермонтов стрелялся, говорят.
Вот и все, и день прошел, и слава Богу.
Спать пора. Спокойной ночи всем подряд.
 
Пусть за окном грохочет гром,
Какие право пустяки!
Прикройте форточку, чтоб дом
Не продували сквозняки.




Таракан Дормидонт

Зря меня соседи дразнят - у меня сегодня праздник!
Мой хозяин собирает крокодиловый портфель.
Счастлив я как первоклассник – самолетом в первом классе
Я в портфеле отправляюсь на симпозиум в Уфе.

В первом классе все дороже. Ну и что же?
Нам с хозяином оплатят и не то!
Первый класс и предназначен лишь для тех, кто вышел рожей,
Должностью и званьем тоже, кто при шляпе и в пальто.

Самолет летит над лесом. Стюардесса носит прессу.
Мы с хозяином читаем «Правду» свежую в пути.
Во втором и третьем классе фиг-бы-с два я видел это -
Во втором и третьем классе «Правды» просто не найти!

Когда гордо мы идем в конец салона
По причине нашей маленькой нужды.
Постепенно постигаем мы суровые законы
И основы, как у Маркса,  между классовой вражды.

Был симпозиум прекрасный.  Я сидел со всем согласный.
И банкет был первоклассный. Все оплачено – Бог мой!
Так что скучные доклады слушать было не накладно.
Побалакали и ладно - собираемся домой.

Вы какое предлагаете мне место?
Так заказано? Да, нет, ошиблись вы,
Посадив меня в вонючий, мерзкий  зад салона вместо,
Извините, стюардесса, первоклассной головы!

В первом классе поят чаем, мы с хозяином скучаем,
Возмущенно обличаем извращение идей.
Надо бросить лозунг в массы: «Мужики, долой все классы!
Сколько можно? Натерпелись от неравенства людей».

Что с того, что в первом классе все дороже?
Мы ведь тоже любим вкусную еду!
В первый класс схожу и вмажу вон тому с нахальной рожей -
Как по Зимнему Аврора в историческом году!

НАЛЕДИ

ДОРОГА В НИКУДА

Нипочему, нигде и никогда
Шли двое – человек и тень –
Из ниоткуда через вечный день,
Дорогой уходящей в никуда.

Им не сияла впереди звезда,
Им солнце ничего не освещало,
И только ложь удачу обещала
Нипочему, нигде и никогда.

Часы стояли, тишина молчала,
И головой качала вслед беда,
Но двое уходили в никуда
В надежде обрести свое начало.

Нипочему, нигде и никогда…

ВЗГЛЯД НА ОСЕНЬ ИЗ ОКНА КВАРТИРЫ

Осень красит желтой охрой старый дворик -
Осень любит сумасшедшую палитру.
Задремал на куче листьев пьяный дворник,
Положив под щеку верную поллитру.

В этом мире, сжатом рамками окошка,
Голубь вьется над пустым помойным баком,
И на голубя ведет охоту кошка,
А за кошкою гоняется собака...

Все прекрасно в этой будничной картине.
Все напрасно в этом жизненном сюжете.
И алеют гроздья ягод на рябине,
Словно капли свежей крови на манжете.

За стеною громыхает фортепьяно.
Юный Моцарт рьяно путается в гамме.
А мне чудится, что я валяюсь пьяный,
И меня шпана со смехом бьет ногами.

Я не знаю, что со мною происходит -
Это рвется нить осенней паутины,
Это старый пес дорогу переходит,
Не надеясь, что дойдет до середины...

Все трагично в этом будничном сюжете.
Все логично в этой жизненной картине.
И алеют капли крови на манжете,
Словно гроздья спелых ягод на рябине.

НАЛЕДИ

Господи, поди пройди - не упади!
Наледи вокруг, сплошные наледи.
Наледи. Не выйти на люди.
Наледи...

На душе похолодало.
Дерева в хрустальной сбруе.
До зеркального накала
Ветер Землю полирует.
Поскользнувшийся прохожий,
Собирая синяки,
До костей сдирает кожу
О замерзшие плевки.

Дворник мудрый, дворник старый,
Сам нападавшись до боли,
Сеет соль на тротуары,
Чтоб никто не падал боле.
Мчит Земля юлою синей,
Кружит в вальсе неизбежном,
Нас разбрасывая силой
Центробежной, центробежной...

Зимний холод тянет жилы.
Снег до крови губы режет.
Не пойму, какие силы
На Земле еще нас держат?
Не пойму, какие путы,
Не пойму, какая вера,
Если свора лилипутов
Верх взяла над Гулливером...

*   *   *
На все версты окрест
С возрожденья Христа
Каждый тянет свой крест –
Нам нельзя без креста.
Крест насиженных мест.
Крест потерь и разлук.
Ожидания крест.
Крест ласкающих рук.
Перекрестье прицела.
Перекресток пути.
От распятия тела
Никому не уйти.

*   *   *
Я раздвоен, расстроен, четвертован, распят.
Я в долгу у врага. Я у друга в опале.
Жизнь пройдет чередой обворованных спален,
Где чужие, холодные женщины спят.

УГОЛ ПРЕТКНОВЕНИЯ
Свет неясный, путь окольный
Снова ждут тебя, мой друг.
Не любовный треугольник
Разорвал семейный круг.
Шутки жизни не из ваты,
А из битого стекла.
Ты был слишком угловатый
И остался без угла.

Тайны древних геометров
Не разгаданы тобой.
Из вполне квадратных метров
Сложен шарик голубой.
Нас духовные заботы
Учат домом дорожить.
Разве можно жить духовно,
Если вовсе негде жить?

До чего мала планета,
До чего она кругла...
Угловатому поэту
Не найти на ней угла.
Без угла на свете туго
В этот равнодушный век.
Кто себя загонит в угол -
Тот счастливый человек.

*   *   *
По рельсам накатанным легче и проще,
Чем ночью без карты по лесу на ощупь.
И проще на ощупь в лесу, чем в хаосе
Своих же вопросов. Проклятая осень!
Растеряны ноты. Мелодия смолкла.
Остались вино да вагонная полка,
Тоска без причины и сцепок стаккато,
И вместо восходов сплошные закаты.
Наверное, надо решаться на что-то.
Без боя проиграна роль Дон-Кихота.
Все оруженосцы давно уже выше
По чину. И рога призывов не слышат.
И, значит, в итоге не будет подмоги,
И, значит, я снова один на дороге…

ВОРОНЬЕ
Жизнь – дорога, а память – дорожный мешок.
Но не думай судьбу загадать на года.
Я судьбою крутил, но с нарезки сошел.
Сам не знаю, как вышло – зашел не туда.

Потемнело в глазах, скисло в жилах вино,
Сердце свилось от страха в болезненный жгут.
Я бегом - следом тени рванулись за мной,
Напирают и спину дыханием жгут.

Мне бы в крик, но у горла ледышка ножа.
Мне бы в поле свернуть, но вокруг частокол.
Вдоль обочины в ямах поэты лежат,
И у каждого в сердце осиновый кол…

Я очнулся, когда над землей рассвело.
Губы ссохлись от крови, в кармане дыра.
И смятенную душу наполнило зло –
Слишком много, наверно, украли добра.

А того, кто отточенной финкой играл,
Я догнал и ударил, и вышло как раз.
И пошло –  вор у вора дубинку украл,
И еще – ворон ворону выклевал глаз…

В СВЕТЕ ПАДАЮЩЕЙ ЗВЕЗДЫ
Ночной качает дилижанс.
Ты ловишь свой счастливый шанс.
Ты гонишь вскачь, и нам иначе жить нельзя.
Вокруг не видно ни черта.
Грядет последняя черта.
Но ты спокоен - ведь вокруг тебя друзья.

Они испытаны давно.
Ты вместе с ними пил вино
И горьким пудом соли заедал.
Они в беде не подведут
И в трудный час к тебе придут,
И подтолкнут, и брод найдут, и так всегда...

Но вниз сойдя с небесных круч,
Прорвав завесу низких туч,
На миг рассеял мрак пришелец звездный.
Эй, кто там сир и невезуч?
Пока горит безумный луч,
Загадывай желание! Скорей, пока не поздно!

Но как неверен этот свет –
В нем вроде и дороги нет,
Вот вместо лошади скелет… Иль это только снится?
Возница, впереди овраг!
И друг глядит почти как враг.
А рядом, рядом, Боже, что за лица!

У этих морды в сухарях –
Они харчились втихаря,
Пока ты радостно делился с ними крохой.
А эти, вроде, не при чем,
Но нужно им твое плечо,
Твое тепло, твое вино, твоя эпоха...

Лихая шутка – плачь, не плачь.
Ты думал, что несешься вскачь?
На миг рассеял мрак пришелец звездный –
И видно: воз твой без колес,
Ты сам корнями в землю врос...
Загадывай желание, скорей, пока не поздно!


Нет, поздно, поздно… Гаснет свет.
А, впрочем, и желаний нет.
Комком под горло подступила тьма.
И где-то впереди овраг.
И друг глядит почти как враг.
И остается не сходить с ума.

Поверить в то, что это сон.
Пусть снова скрипнет колесо,
Пусть закачает дилижанс... А это значит -
Все ерунда и сивый бред -
Солгал неверный звездный свет.
И вновь ты гонишь вскачь... Дай Бог тебе удачи!

*   *   *
…И еще один январь,
Календарь перелистав,
Навсегда ушел из жизни,
Для меня ничем не став -
Ни наградой, ни упреком
За унылые дела,
Лишь засела ненароком
В сердце ржавая игла.
 Как же я проморгал,
Проворонил целый месяц?
Пляшет пьяная пурга,
Мокрый снег как тесто месит.
Вот такие пироги –
В них начинкою отрава.
На сто верст окрест – ни зги,
Ни налево, ни направо…
В суете хватало дыма,
Только не было огня,
На свидание с любимой
Я не рвал уздой коня,
Не подрался, не напился,
Не дерзил и не грешил...
И хотя не оступился -
Ничего не совершил.
Бьют часы моих утрат,
Бьют в висок тяжелой гирей,
До пяти часов утра
Бродят призраки в квартире.
Пахнет ладаном и серой.
Сохнет одолень-трава.
И глаза пустынно - серы,
Лишь под ними синева.

НЕ КРУЧИНЬ МЕНЯ КРУЧИНА

Не глуши меня, оратор, черным лихом не стращай,
Не сули мне горы злата, рай земной не обещай.
Если вследствие причины я без чина и гроша –
Не кручинь меня, кручина, не души меня, душа!

Не снимай меня фотограф, яркой вспышкой не свети,
Не нацеливай в висок мне субъективный объектив.
Я, зажатый в рамки кадра, получаюсь не живой,
Бестолковый, неуклюжий, будто транспорт гужевой.

Не лечи меня, мой доктор! Дай немножечко пожить.
Если жизнь выходит боком – рану лыком не зашить.
Дай последнею затяжкой затуманить боль слегка…
Не хватай меня кондрашка, не губи меня, тоска!

ПРОВОДЫ

Отковали в кузне мне нержавеющий клинок.
Отобрали в табуне быстроногого коня.
Поднимали высоко чаши полные вина,
Провожая в дальний путь непутевого меня.

Ах, как славно провожали:
На пороге руку жали,
Целовали на крыльце,
На коня меня сажали.
Осенив во след рукою,
На прощанье все прощали,
Обещали: "Будь спокоен!
Мы присмотрим за вещами".

Я был спокоен, я себя не выдал.
Но, удалясь едва ли на вершок,
Почувствовал, как облегченный выдох
Холодным ветром спину мне обжег.

Ах, как славно провожали:
На пороге руку жали,
Целовали на крыльце,
На коня меня сажали.
Осенив во след рукою,
На прощанье все прощали,
Обещали: "Будь спокоен!
Мы присмотрим за вещами".

Подружился я с конем, породнился я с клинком.
Черный ворон в вышине - путеводная звезда.
Забывая имена, не жалею ни о ком,
Только проводы свои вспоминаю иногда.

КВАДРАТУРА КРУГА

Свод небесный, шар хрустальный не страдает, не живет –
Круглый, гладкий, идеальный по течению плывет.
А квадрат, цепляясь гранью, противостоит судьбе –
Злой, нелепый, странный, крайний, неуверенный в себе.

Но пройдут года, обточат все углы в один лишай.
И живой мертвец бормочет: «С панталыку не решай!
Жизнь – не скачки, что ты гонишь? Тут не чей-нибудь каприз,
Тут стреноженные кони получают главный приз!»

Прочь слова «не для печати» - чтоб подальше от греха!
Непорочное зачатье непорочного стиха...
Квадратура круга. Грустно. Гонораров три мешка.
Потолок. Крючок от люстры. Не хватает ремешка.

Обезвреженные зубы под коронками гниют.
Обесчещенные губы что-то шепчут про уют.
Так давай, крути обратно, думай, братец, головой –
Ты пока еще квадратный, ты пока еще живой!

*   *   *
В темном зеркале маячит
Чей-то смутный силуэт –
За очками горечь прячет
Незадавшийся поэт.
Но пока его тревожит
Рифма к слову «полюбить»,
Все вполне еще быть может,
Даже то, что быть не может -
Очень даже может быть.


НЕБЕСНАЯ ТЕОРЕМА


МГНОВЕНИЕ

…И было бы о чем:
Обыкновенный ветер
Вошел через окно
И тронул за плечо…

*   *   *
Зрело лето пышным караваем,
Молока парного теплой пеной,
Но, неспешно подгорая с края,
Мир стал изменяться постепенно.

И дождями рассечен в косую,
Засмотрелся зачерствевший город,
Как печально журавли рисуют
В небе теорему Пифагора.

Мокрый треугольник птичьей стаи
Мне напомнил, что живу впустую,
Что проспал, как нищий на вокзале,
Бабье Лето, Осень Золотую.

* * *
Белая тучка по небу летела –
Очень похожа на женское тело.
Белая, пышная, тучная, чистая -
Словно с картины импрессиониста.
Но люди привычно грустили, скучали…
В своей беспросветной и серой печали
Смотрели под ноги, смотрели в витрины
И не замечали на небе картины.
И только какой-то заезжий художник
На небо взглянул и воскликнул: «Не слабо!»
И даже восторженно хлопнул в ладоши:
«Смотрите, какая красивая баба!»

*   *   *
Золотые софиты включила заря.
Время мошкой застыло в куске янтаря.
Капля яблока с ветки сорвалась вдали
И повисла, как маленький спутник Земли.

Я волшебные чары разбить не могу,
Я лежу на спине на июльском лугу,
И одна только мысль беспокоит меня:
Не спугнуть бы мгновенье грядущего дня…

СКАЗОЧНАЯ НОЧЬ

До чего луната ночь,
До чего певуча тишь -
То ли шепот водяных,
То ли шелестит камыш.
Возле озера русалка
На ковре из пряной тины
До утра прядет на прялке
Нить из лунной паутины.
Небо светится над лугом,
Старый конь прядет ушами,
Полон сон его испугом
И летучими мышами.
А где леший захохочет-
Там в земле зарыты клады.
Откопаешь, если хочешь,
А не хочешь - и не надо…
До чего шальная ночь –
В самый раз летать на ступе,
Колобродить в буераках,
Пока утро не наступит.
Дайте, черти, балалайку
Грянуть что-нибудь родное,
Чтобы каждая собака
Подвывала под луною,
Чтобы небо в такт качалось,
Чтоб тоска катилась прочь,
Только чтобы не кончалась
Эта сказочная ночь!..

ВОТ И ЛЕТО ПРОШЛО

Улыбаться нелегко осенью бывает,
Когда между облаков птицы клин вбивают.
Раскололись небеса, дождь роняют скупо,
И в лысеющих лесах дух грибного супа.
 
Мир седеет на глазах, ветер звезды гасит.
Бесполезны тормоза на ледовой трассе.
Столько бед зима таит - не помочь слезами.
Баба снежная стоит с белыми глазами…

*   *   *

Разгулялась околесица
По заснеженным лугам.
Снова выросли у месяца
Серебристые рога.

Видит сны исконно русская
Деревушка в пять дворов.
Улочка виляет узкая
Даже для худых коров.

Шаг шагни – уже околица.
В копнах рыжая трава.
От мороза сами колятся
Пни-колоды на дрова.

Собачонка на завалинке,
В хвост уткнувшись головой,
Крепко спит в дырявом валенке,
Как уставший часовой…

*   *   *
Горит в избе лучина.
Спит старый домовой,
Тулупчиком овчинным
Укрывшись с головой.
А рядом с ним на печке
Подальше от огня
Уютное местечко
Осталось для меня.

ТИШИНА

Не бывает тишины,
Просто к звукам привыкая,
Мы о звуках забываем,
Будто слуха лишены…

Тинь-тон – падают пылинки.
Тик-так – вторят им часы.
Скр-р – скрипят в углу ботинки,
Распустив шнурки-усы.
Ш-ш-ш – прошел сквозняк по полу.
Дон-н – поет стекло в окне.
Ух-х-х – рассохся шкаф тяжелый,
Став к стене, спиной к спине.
Бр-р – затрясся холодильник -
Н-да – задумалась кровать.
Петухом поет будильник –
Хватит спать, пора вставать!

Не бывает тишины.
Просто, к звукам привыкая,
Мы о звуках забываем,
Будто слуха лишены.
Тс-с! Под листьев кастаньеты
Лунный свет колышет шторы,
Тихо шепчутся планеты,
И струится звездный шорох…

*   *   *

Расплывчатое облако стола
Пересекает лунная дорожка.
По ней под парусами мчится ложка
Туда, где шкафа высится скала.
 
И скатерти не глаженой прибой
Ревет и бьется о маяк - подсвечник.
И отразил узоры звезд нездешних
Помятым боком чайник голубой.
 
Как жаль, что у стола нет берегов,
Их заменяют призрачные тени.
В углу у шкафа притаился веник,
Подстерегая шорохи шагов.
 
Неверным светом на сухие губы
Ложится привкус нераскрытой тайны,   
И ночь трубит в серебряные трубы,
И кажется, что утро не настанет.

ШАРМАНЩИК

Когда день устанет,
И вечер устанет,
И полночь настанет,
И пеплом укроет закат,
Сияньем луна
На город прольется.
Туманна она –
Как будто со дна
Сухого колодца
Мы видим вверху облака.

И выйдет, как раньше,
Поэт и обманщик -
Бессмертный шарманщик
С шарманкой на сретенский двор.
Грустит на плече
Его обезьяна
В зеленом плаще
С золотой бахромой.
И тихо шарманка
Печальный начнет разговор.

Мне тоже печально.
Я понял случайно
Заветную тайну,
Укрытую тенью ночной:
Устал повторять
Свою песню шарманщик,
Надежды терять,
Любимых терять…
И плачет, как мальчик,
Что песни не знает иной.

СНЕЖНОЕ ВЕНЧАНИЕ

На земле лежит фата – новая, с иголочки,
Чинно носит высота звезды на плечах.
На воде кристаллы льда стынут ломкой корочкой,
Подо льдом резвятся струи теплого ключа.

Новогодней кутерьмой кружится отчаянье –
От зимы зиме зимой грусть не утаить.
Опостылело самой вечное венчание.
Горький, гордый дух полынный в полынье стоит.

Оживает теплоход у причала дальнего.
Календарные счета  – шелест вешних вод.
Тает белая фата – ничего фатального!
Луж бензиновых разводы – это не развод.


САНТА-ИРИНА

САНТА-ИРИНА

Видно чайки всю ночь голосили не зря -
Адмирала опять укачало.
И едва пронеслась над бушпритом заря,
Он с похмелья велел выбирать якоря
И сжигать за собою причалы.

Ветры дуют не так, как хотят корабли.
Ветры слушать приказов не стали.
Половина эскадры сидит на мели,
Остальных по пути волны так замели -
До сих пор еще дна не достали.

Только Санта-Ирина, моя бригантина, еще на плаву.
И команда, которая прежде не нюхала соли,
Налегает на ванты до хруста, до рваных мозолей,
Мертвый холод пучины спиной ощутив наяву.

Нас несет на утес. Справа мыс. Слева плес.
Берег скалится в злобной  усмешке.
Как назло у штурвала заклинило трос.
Якорь цепь оборвал, как взбесившийся пес.
Кто умеет молиться, не мешкай!..

И не веря, что Бог в этот раз нас сберег,
И почти не касаясь штурвала,
Я влюбленно слежу, как встречая поток,
Режет Санта-Ирина волну поперек -
И плевать ей на всех адмиралов!

ЗЕМЛЯНИЧНАЯ ПОЛЯНА

Тусклый быт в окне маячил, камнем под воду тянул.
Случай все переиначил, жизнь вверх дном перевернул.
Пламя снизу голубое, сверху белое крыло
Подхватило нас с тобою, закружило, понесло…

Две дороги, два теченья, путеводная звезда -
Мы пришли к пересеченью, ни на миг не опоздав.
И забыв про мир столичный,  обнимаясь под луной,
На поляне земляничной пили сладкое вино.

Освещал горящий хворост контур милого лица.
Мы блуждали в разговорах без начала и конца.
Мы почти не замечали, что, стараясь нам помочь,
Сосны ветками качали, придержав на время ночь.

Млечный путь всплакнул украдкой, и немного погодя,
Мы поставили палатку, чтоб укрыться от дождя.
Дождь все шел, и шел, и шел, в землю бил стеклянный посох…
Как нам было хорошо возлежать в блаженных позах!

Как нам было наплевать на людские пересуды –
Кости нам перемывать – что в тазу греметь посудой.
Пусть же плещутся в помоях, пусть вершат свой глупый суд –
Может, золото намоют и в ломбард его снесут,

Или в будничной похлебке за казенные гроши
Обнаружат после стопки две влюбленные души,
Пламя нежно-голубое, белоснежное крыло,
Что однажды нас с тобою закружило, понесло...

МОНОЛОГ ВЛЮБЛЕННОГО КАПИТАНА

Холодный ветер дует над Таити.
Как чайный клипер мчатся облака.
А Вы одна на палубе стоите,
Сжимая шаль в изысканных руках.

Мелькает чайка каплей белоснежной
В разливе предзакатного огня.
Вы смотрите так ласково, так нежно,
Вот, только жаль, опять не на меня...

Что манит Вас за этой дальней кромкой,
Какой такой невидимый маяк?
Кто ждет Вас, дорогая незнакомка?
Кто любит вас, любимая моя?

ЗЕЛЕНОЕ НАВАЖДЕНИЕ

Крестик да сума-котомка, да дорожная клюка –
За далекую каемку счастье манит дурака.
Босы ноги по дороге из толченого стекла –
Хворь с зелеными глазами жизнь мою обволокла.

За спиною гарь и копоть. Нет уже пути назад –
Красным светом светофора изумрудные глаза.
Два зеленых наважденья, две зеленые свечи
То по-волчьи, то по-детски светлячком мелькнут в ночи.

Я горю, температурю, я в угаре, я в бреду,
Через дни как через страны в неизвестное бреду.
Я бегу, ползу, хромаю, я страдаю, я люблю,
И губами из рыданий фразы светлые леплю…

*   *   *

Озеро. Песок. Осока.
Ягод полон туесок.
Просека – морщинка леса
Пролегла наискосок.
Утро. Занавес тумана
Оторвался от воды.
Тихо. Сонно. Рано-рано.
На поляне я и ты.
На поляне свет багряный -
Солнца краешек встает.
Птичий бог, рассветом пьяный,
Что-то нежное поет.
Просинь просек.
Месса леса.
Бирюзовая роса.
Ветер. Небо.
Больше неба
Твои ясные глаза.

НОЧНАЯ МЕЛОДИЯ

Футляр тисненой кожицы работы Бенвенуто.
В нем ловких стрелок ножницы бегут, стригут минуты.
В мешок дырявой памяти, как строки завещания,
Летят они, а маятник им машет на прощание.

А мы с тобою, будучи не очень-то уверены,
Что до разлуки будущей нам сотня лет отмерена,
Закрыли двери на засов, измяли кринолины...
Ах, не было таких часов во времена Челлини!

Я, опьяненный жаром плеч атласного свечения,
Задул пожары желтых свеч и времени течение...
Мир словно замер на бегу, уснул, застыл завьюженный.
А я не сплю - я берегу покой моей жемчужины.

Какая музыка в ночи! Какое наваждение!
Во мне мелодия звучит Эпохи Возрождения.


В ЗВЕЗДНОМ ОРЕОЛЕ

Как бы жизнь нас не качала
И до слез не огорчала,
Мы к надежному причалу
Не торопимся пока.
В нас живет еще привычка
На последней электричке
Ехать к черту на кулички
Или к черту на рога.

На поляне синей-синей
Наш костер растопит иней.
Чтоб от будничной трясины
Не болела голова,
Расплещу вино по кружкам,
Обниму свою подружку,
Горячо шепну на ушко
Потаенные слова…

До чего же спится сладко
В нашей старенькой палатке,
Где заплатка на заплатке,
И в просвет глядит звезда.
Твои волосы, как ветром,
Разметало звездным светом –
В ореоле светлом этом
Ты останешься всегда.

Сон проходит и уходит,
Ночь-колдунья на исходе,
Показался на восходе
Тонкий краешек зари.
Ничего, что гаснут звезды –
Ничего еще не поздно…
Ты прижмись ко мне, родная!
Ничего не говори…

ССОРА

Промозглая сырость расквасила глину.
Прохожие подняли воротники.
У кассы трамвайной сегодня ангина -
Ей в горло не лезут мои пятаки.

Трамвай куролесил последние рейсы,
Кружил в листопаде, как путник в тумане.
И падшие листья ложились на рельсы,
Как желтые письма Карениной Анне.

Я шел, повторяя былые дороги,
Как будто следы свои в жизни искал,
И ныли в ботинках натертые ноги,
И пальцы немели в промокших носках.

А следом шел ливень. Он был неприятен.
Он гладил мне спину холодной рукой.
Он брызгал слюною, шепча мне: «Приятель!
Обмоем свободу твою, дорогой..."

И не было сил от него отвязаться.
И в сточных канавах шумела вода.
И в эти минуты мне стало казаться,
Что я потеряю тебя навсегда.

И в диск телефона с последней надеждой
Я впился, как тонущий в брошенный круг:
А вдруг ты простишь, и все будет как прежде,
А вдруг ты еще меня любишь?.. а вдруг?..

ПОДРУГА

Клубок тишины,
как пушистый котенок,
пригрелся в руках.
Все звуки погасли.
И только свеча
не уймется никак.
Цветок полуночный –
на восковом стебле
горячая медь,
Пытается мира
холодную чашу
собою согреть.
Ночная подруга
то слезно мерцает,
то ясно горит
То шепчет влюбленно,
то громко и страстно
со мной говорит
 Когда же я веру
теряю во мраке,
не меркнет свеча -
От призрачных страхов
она охраняет
меня по ночам.
Какие бы беды
меня не ломали,
сужая круги,
Я вновь распрямляюсь,
хотя я ничем
не сильнее других.
Как ясно и просто
святую любовь
излучает свеча,
Шагая вперед
и огонь поднимая
на гордых плечах. 

МОЛИТВА

Ты меня опои колдовскою травой,
Милый друг.
Ты меня удержи, сохрани от разлук,
Милый друг.
Мелом круг нарисуй, заповедное слово
Скажи.
Темной ночью и днем я молю об одном -
Удержи!


РОДИНКА

Бьет озноб в часы закатные,
Старики хрустят суставами,
И скворечники плацкартные
К югу тянутся составами.
Там еще вовсю купаются,
Небо бархатное в просини -
И билеты раскупаются
Эмигрантами из осени.

Чай горяч, как лошадь с норовом,
Пляшет в сбруе подстаканника.
До чего же это здорово
Поиграть немного в странника,
Покурить в холодном тамбуре,
Где веселая компания
Так поет, что даже в таборе
Позавидуют цыгане им.

Зреет красная смородина
И воркует сладко горлинка...
Это, вроде, тоже родина,
Только мне милее родинка
На твоем плече, которое
Млечным светом ночью светится…
И сажусь обратно в «скорый» я,
И назад колеса вертятся.

Здесь уже сугробы спелые
Намело ветрами с полюса.
Здесь стоят березы белые.
Здесь метели с хриплым голосом…
Ты задернешь окна шторами,
Скажешь мне, что рада встретиться.
Я прижмусь к плечу, которое
Млечным светом ночью светится.

ЗЕРКАЛЬНЫЙ ВАЛЬС

Лежит усталость на плечах.
Горит вечерняя свеча.
И как живые
К нам отражения скользят -
Не верьте зеркалам, друзья,
Они кривые.

В них ни на грош голубизны,
Зато хватает кривизны
И раздраженья.
Они всего лишь зеркала,
Но сколько яда, сколько зла
В их отраженьях.

Стекло коробится волной,
Своей фальшивой глубиной
Мир искажая -
Ваш лучший день, ваш звездный час
В узор морщинок возле глаз
Преображая.

Отравит душу ртутный блеск,
Подменит истину гротеск
Неумолимо.
Не надо верить зеркалам,
Смотритесь лучше по утрам
В глаза любимых.

ПРОГУЛКА ПО ТВЕРСКОЙ-ЯМСКОЙ

Вдоль Тверской стоят красоточки -
Без пяти минут беременны.
Стоит каждая по «соточке»
За «лямур» единовременный.
 
Но до них мне - как до лампочки,
Выступаю гордо мимо я.
Ведь со мною моя лапочка -
Моя женушка любимая.

Не спеша пройдем «Асторию»,
Посидим в тени у гения,
Написавшего историю
Про Татьяну и Евгения.

Я куплю цветок на веточке
Моей лучшей половиночке,
Моей рыбке, моей деточке,
Моей музе, моей Ирочке.

Мы в метро с моей красавицей
Поцелуемся на лестнице.
А кому это не нравится -
Пусть от зависти повесятся.


В ОЖИДАНИИ
УЕХАВШЕЙ В КОМАНДИРОВКУ ЖЕНЫ

Невпопад часы стучат,
Маятник качая.
Плачет белая свеча.
Стынет чашка чая.
Простудилась тишина -
В ухо хрипло дышит...
Бросила меня жена,
Не звонит, не пишет.

Воют волки за рекой.
Эхо вторит глухо.
Барабанит в дверь клюкой
Белая старуха.
Ледяная вышина
В черный цвет окрашена...
Где же ты, моя жена?
Отзовись, мне страшно!
 
Или я сошел с ума
На исходе ночи,
Или пьяная зима
Под окном хохочет.
Холод лезвием ножа
Резанул под сердце...
Поскорее приезжай,
Помоги согреться!

*   *   *

У каждого свой Бог, свои пределы.
Но Страшный суд приблизить не спеши,
Ведь может статься, что душа без тела –
Не многим лучше тела без души.

У каждого свой рай, свое болото,
Свой сущий ад, свой образ палача,
Свой храм, где объедает позолоту
Не верящая в Бога саранча.

У каждого своя в оркестре скрипка,
Свой миг победы, свой последний бой.
Но только для меня твоя улыбка.
И только для тебя моя любовь.


СЛЕДЫ НА ПЕСКЕ

СЛЕДЫ НА ПЕСКЕ

Вселенною правит нетленный закон:
Все вечно, ничто не пройдет без следа.
И против бумаги бессилен огонь,
И против огня бесполезна вода.
Не верь в беспощадность течения лет –
Со временем пыль обратится в гранит.
И добрый твой след, и недобрый твой след
Прибрежный песок навсегда сохранит.

*   *   *

Далеким друзьям – бардоградцам

Зажги свечу, пускай горит,
Пускай творит свое свеченье
Не для забав и развлеченья,
А как преддверие зари.

Тоскливый холод превозмочь
Поможет нам свеча вторая.
Беспечно в пламени сгорая,
Она согреет эту ночь.

Про третью свечку не забудь -
Приставь ее к окну, пусть светит.
Быть может, друг ее приметит
И сократит до встречи путь.

Сгорит четвертая свеча,
За нею пятая, шестая…
Вот-вот ночной туман растает
В несмелых утренних лучах.

А если ночь не станет днем,
Не слушай тьмы циничной бредни,
Не пожалей свечи последней
И обвенчай ее с огнем.

И вот тогда наверняка
Прорвется жизнь из серых буден,
А если этого не будет -
Пусти надежды с молотка.

На заработанный пятак
Купи еще свечей, кресало -
Чтоб жизнь из света воскресала,
Чтобы не гас в ночи маяк.

*   *   *

Леше Шпагину
из города Сызрань
 
Близится, друг, время разлук.
Дней холодок тает в груди.
Сердце стучит, песня звучит,
Словно в печи пламя гудит…

Пусть это кажется странным, пусть!
Как пальцы на жилы руки кладут,
Пытаясь нащупать у песни пульс,
Я струны зажал на втором ладу.
Друг, докурив сигарету, молчит,
Примерившись к плахе грядущих дней.
Как только песня моя отзвучит,
Он тихо следом уйдет за ней.
И встреч тепло нам заменит пыл
Насущных, а значит и важных дел.
Растает сказка, где каждый был
Таким, как в жизни он быть хотел.
Разлука острым взмахнет клинком,
Разрубит тонкую связь времен.
И только к горлу подступит ком
При звуке близких тебе имен.

БОТИНКИ

  Ленинградцу Андрею Тихомирову


Через горные отроги
Из гостей домой, наверно,
Шли ботинки по дороге
Сорок третьего размера.

И наскрипывали песню,
Так как твердо слов не знали,
И чему-то – неизвестно -
Улыбались, улыбались.

Но заметила дорога,
И заметила трава,
Что в ботинках были ноги,
Над ногами – голова.

Голова плыла качаясь,
Шляпой тучи рассекая,
И звенела, не кончаясь,
В небе песенка такая:

Через горные отроги
Из гостей домой, наверно
Шли ботинки по дороге
Сорок третьего размера…


К ПРИЕЗДУ ДРУГА

Героическому морскому
офицеру Игорю Лелянову

У обоев цвет кармина. Словно в замке у камина
Дремлет мудрая собака возле газовой плиты.
То погаснет, то потухнет - сумрак стелется по кухне,
Где на стуле у окошка полуночничаешь ты.

Почему тебе не спится? Почему мелькают спицы?
Мысли тянутся как нити из крученого клубка.
Для кого из верной свиты вяжешь ты пушистый свитер,
То негромко напеваешь, то печалишься слегка?

Сон сморит тебя не скоро. Я смотрю с немым укором.
Ты с улыбкой отвечаешь от карминовой стены:
Запоздала я немножко – через день приедет Гошка,
Мне связать еще осталось рукава и полспины.
 
Сумрак бродит за окошком. Где-то плачет «неотложка».
На соседней крыше кошка сонно жмурит лунный глаз.
Мирно кружится планета в ожидании рассвета.
Чрез день приедет Гошка – будут праздники у нас.

ВЕСЕННЯЯ СВАДЬБА

Ляле и Игорю –
нашим детям

Отшумели кошачьи бои,
Побежденных отпели капели,
И теперь во дворах соловьи
Затевают ночные дуэли.

Раскалилась сирень добела.
Просветлели душою педанты -
Побросали пустые дела
И пошли к соловьям в секунданты.

Город радостно сходит с ума,
Звезды чертят по небу кульбиты,
Теплый ветер качает дома
И планету срывает с орбиты.

Порожденный любовью самой
Шторм весенний гудит в переборках,
И плывет у Земли за кормой
Желтый месяц лимонною коркой.

А у загса скопленье машин,
А у загса счастливые лица,
И над ними незримо кружит
Белый аист – священная птица.

Безошибочен росчерк пера,
Две души обручивший на годы.
Ведь во всех просвещенных мирах
Это высшая степень свободы.
 
НЕУПРАВЛЯЕМЫЙ ВАГОН

Хорошему человеку
Игорю Павульскому


Все позади, все впереди,
Судьбы короткий перегон,
В окошках памяти туман,
Я пролетаю сквозь дома…
Неуправляемый вагон.

Мои друзья давно сошли,
Меня жалея за глаза.
В оковах незнакомых лиц
Пылает жизнь - не блик, а блиц…
С цепи сорвались тормоза.

Твержу: ты будь хоть как-нибудь!
Я с рельс сошел, я под уклон.
Молю, кричу, о стены бьюсь,
Дай Бог, чтоб был прямым мой путь!..
Неуправляемый вагон.

И вдруг, очнувшись ото сна
И осознав, что жизнь - игра,
И пожелав вернуть покой,
Ищу неверною рукой
Несуществующий стоп-кран…

Неуправляемый вагон...

*   *   *
Моему другу –
потомственному русскому князю
и бывшему москвичу
Олегу Щербакову

Вроде жизнь удалась – твоя чаша полна.
Что ж ты, князе, не пьешь дорогого вина?
Почему на пиру так угрюмо тверез?
Или грезится вновь шелест русских берез?

Дым вчерашнего дня застилает глаза.
Что ты, князе, молчишь,  глядя на образа?
Где дружина твоя? Где твой конь вороной?
Затерялись они под чужою луной.

Черный камень в душе на развилке пути.
Что ты, князе, грустишь? Что ты хочешь найти?
Трубы прошлых побед, тени бывших врагов –
Как родная земля далеко-далеко…

ПОСТИГАЯ ТАИНСТВА ВОСТОКА

Моему доброму знакомому –
японскому дипломату,
написавшему книгу о русской душе.

Я постигаю таинства Востока,
Ищу след Будды на речном песке,
Я сравниваю степени восторга
От водки и от чашечки саке.

Уже видны приметы озаренья,
Мерцает свет впотьмах чужой души,
И мир колеблют знаки ударенья –
И «суша» превращается в «суши».

Ловлю нюансы, доли, миллиграммы,
Немея от изысканности слов:
«Я муравей на склоне Фудзиямы…
Я лунный блик, упавший на весло…»

Где пролегла незримая граница?
Восток и Запад, Старый - Новый свет…
На грани двух Культур и двух Традиций
Пытаюсь тщетно я найти ответ.

На миг забыв о маске дипломата,
Молчит, с улыбкой глядя на меня,
Собрат писатель – Акио Кавато,
Сумевший душу русскую понять.


*   *   *
Шальной девчонке
Свете Казаковой

В желтом свете жирандоли
В желатиновом подвале
Мухи жалобно жужжали:
Ах, как жутко жить на свете!
Жмут к земле паучьи сети,
Ждет безжалостное жало!..
Для чего даны нам крылья?
В чем высокий смысл жизни?
Прожужжать свой век недвижно
Без желаний и без цели?
Переждать в навозной жиже,
Отлежаться в узкой щели?
Или может наша доля,
Прожужжав на тонкой ноте,
Осветить весь мир в полете
Через пламя жирандоли?
Стон стоял в желейном дыме.
Мухи жалобно жужжали.
Ах, как жутко жить на свете!
Для чего даны нам крылья?

Лишь одна, шальная, молча,
Билась в перекресте рамы –
Через пыльное оконце
Ей глаза слепило солнце.


ВЕСЕННИЕ ПРИМЕТЫ

Московским бабушкам
и дедушкам

Весенние приметы тут и там –
Шагают по пятам, стучат в окошко.
Уже апрель, если судить по мартовским котам,
И даже май, если судить по кошкам.

Еще одна примета за углом:
Торгуют квасом из пузатой бочки.
И, значит, очень скоро станет сухо и тепло -
Ведь в магазинах набухают почки.

Меняют новоселы адреса.
Благоухая мартовской апрелью,
Московская весна гудит в строительных лесах,
Наш слух лаская соловьиной дрелью.

И пусть молчит уныло Гидромет,
Но люд уже галоши надевает…
Московская весна имеет тысячу примет,
Москвич свою весну не прозевает!


ЖЕСТОКИЙ РОМАНС

И.Ц.

В стиральную машину влюбился пылесос.
Он пел ей серенады и целовал взасос,
Он весь пылал от страсти, желаний не тая,
И что-то в нем гудело от напряжения.

Приятны с пылесосом прогулки под луной,
Но нужен для стиральной машины муж иной.
Стиральная машина не девочка уже -
И финский холодильник ей больше по душе.

Он белый словно айсберг, солидный как рояль,
С ним ничего не страшно и ничего не жаль.
Что толку в  пылесосе - он страстный, но босой,
А холодильник полон копченой колбасой.

Как трудно сделать выбор и разрешить вопрос:
Солидный холодильник - иль страстный пылесос? 
А тут еще и третий - от восхищенья нем,
Так гладит, что не сладить с сердцебиением.

Нет в мире совершенства. Давайте ж о другом:
Стиральная машина сбежала с утюгом.
Но по ночам ей снится и пылесос босой,
И финский холодильник забитый колбасой.


*   *   *
Андрею Брагину

Звонким лесом, мелким бесом,
Разгоняя миражи,
За бубновым интересом
Пробегаем через жизнь.

Звонким лесом, мелким бесом,
Не смотря по сторонам,
За бубновым интересом
Надо непременно нам.

Но когда мы сквозь туманы
Пробираемся спеша,
Сквозь дырявые карманы
Просыпается душа.

*   *   *
А.Ч.

Объясните, что за гам,
Что за безобразие?
Что за странный ураган
Дует над Евразией?
Это гуру, жизнью гнутый,
Дышит грудью вогнутой.
Он на Рерихе рехнутый,
А на йоге йогнутый.

Умный к гуру не пойдет,
Умный гуру обойдет.
Разве только если сдуру
Умный к гуру попадет.
И поднявшись высоко
Над житейской этикой,
Гуру лечит дураков
Биоэнергетикой.


*   *   *
В.Д.

Грустный ропот, влажный шепот,
Перешлеп горячих губ –
От сердец горящих копоть
Развезло по потолку.

Силы копятся годами,
Знаем, есть и им предел.
Каждый год идет в фундамент
Запланированных дел.

Свято верим: будет время,
Полыхнет и наш огонь.
Будет время - будет стремя,
Будет стремя -  будет конь!


ИГРАЯ СЕБЯ

Н.Д.

Роль досталась без изъяна,
Загубить ее грешно,
Но белила и румяна
Перепутались смешно.

Все смешалось – грим и тени,
Закружилась голова,
Вновь суфлер забюллетенил -
Только б не забыть слова...

И стоит на сцене с краю
Невзошедшая звезда -
Мы самих себя играем
Так бездарно иногда!


*   *   *

А.И.

Ты хочешь знать, какую суть
Таит насущный хлеб?
Когда ты ешь, – ты глух и нем,
Беспомощен и слеп.
Когда ты голоден, как волк -
К тебе не подходи.
Зато потом, когда ты сыт –
Ты ангел во плоти.


*   *   *
Г.М.

Кого-то удача одарит любезно.
Кому-то щелчки достаются к обеду.
Ни тем, ни другим, к сожаленью, неведом
Таинственный ход шестеренок небесных.

Увы, от судьбы не спасают засовы.
Все может еще много раз измениться.
Сегодня ты поднят Фортуной к зарницам,
А завтра ее колесом колесован.


*   *   *
А.А.

Вы дама очень не простая,
Я не пытаюсь Вас понять-
Вы полная, хотя пустая…
Умом такую не объять.


БЕЗЫМЯННЫЕ ПОСВЯЩЕНИЯ

*   *   *
Бесконечная терпимость
(Если верить Би-би-си)
Повышает проходимость
Проходимцев на Руси.

*   *   *
Не бойтесь склеротика злобного, добрые люди,
Ведь он не злопамятный - сделает зло и забудет.

*   *   *
Даже в гробу он не переживает -
Пожил и помер… ну, с кем не бывает…

*   *   *
Он пациента изучал
Пытливым взглядом палача.

*   *   *
Все в детстве ангелами были,
Но время обломало крылья.

*   *   *
Колдун наколдует, оракул предскажет,
И ветер подует, как флюгер укажет.

*   *   *
Чтоб в битве с ленью одержать победу,
Использует он правило одно –
Сперва поест чуть-чуть перед обедом,
Потом вздремнет немного перед сном.

*   *   *
А вдруг Бог есть?
Чем черт не шутит! -
С надеждой думал атеист,
Когда на белом парашюте
Над черной бездною повис.

*   *   *
Верность друзей познается не вдруг.
И у Иуды был преданный друг.



Расчехлить бы гитару, да выпить "по сто"
Без ненужных речей и прелюдий.
Пусть как воблу (подвяленной мордой о стол)
Жизнь нас бьет - значит, все-таки, любит!
Что с того, что давно вся душа в синяках?
Не чужой же периной промята!
И бумажный журавлик надежды в руках
Еще пахнет дурманящей мятой.