Сцена третья. Финал. Начало безвозвратно утеряно

…
Сон продолжается.
Тем временем Арес, в пылу разврата перепутав короля с тузом,
Ползет по крыше, тщетно лая, ощупывая рамы острия тупым концом;

О, афиняне!
Насколько был я прав в тот час, когда предсказывал,
Что будете гостить вы у Аида в подземельях -
Умрете вы!
Но не от голода осады
А по причине, стоящей досады:
В утробе Менелая сельдерей отравлен
Лежит недвижим;
С ним же лук порей, бесовское отродье
Спешит из недр чрева выбраться на мелководье.

Но тут, расставив громогласно точки
Над всеми «и» и прочей ерундою,
Бредет Парис, охваченный ногою
Собственной;
Однако ж против его воли.

Но не ропщи, читатель!
Непорочный труд
Не оценил бы твой смиренный брат верблюд.
В своих плевках старательно подобен Горгию
Он, жизнь свою усердно превращая в оргию,
Живет уж сорок третий год.

За ним - его прислуга и друзья,
Разменивают шелк и шиншилла
На дам, коих они хотят облагородить
Роскошной глупостью своих желаний
Безгранично пошлых,
Подобных отложениям в носу
Что нам порой издать воинствующий чих мешают
И неприятнейшее чувство вызывают.

Тут, в ухе ковыряясь, замечаем,
Что жизнь была потрачена не зря,
И истину тихонько извлекая
Из странных звуков медных труб,
Что вниз уходят водостоком
В реку, пенясь и бурля
(Что дядя твой, подвыпивший изрядно, как свинья
На шумном празднике, и, завладев чужой сестрою
Блаженно дрыгает ногою)
Мы дремлем,
Думая о будущем грядущих дней разврата.


Эпилог

В дощечках, деревяшках и кусках фанеры,
Безмолвно спящих, что твои мегеры,
Есть своя прелесть:
Они, не мудрствуя лукаво,
Удар свой отражают
Головой соперника,
Парируя искусно
И задевая пылкий ум,
Покоящийся в черепной коробке,
Непокорной в своей глухоте.