Френсис Бретт Янг february and Artur is gone

Февраль

Малиновку приветим,
Расскажет, егоза,
Как нынче на рассвете
Случались чудеса.
Про белый иней лога;
Что кто-то отскоблил
Железную дорогу,
И лёд по речке плыл:
Что солнце было низко,
Река, сквозь кашемир
Как бисерная снизка,
И что проснулся мир
Дрозда услышать звуки
И блеянье ягнят;
Что старенькие буки
Стволами шевелят
В той загустевшей дымке,
Где всяк - новорожден:
А я с собой в обнимку
Стою и жду, чтоб терн
Зазеленел воочью,
Но снег – известный враль…
Так, этой темной ночью,
Ко мне пришел февраль,
Звучат ли песней губы
Иль шепчет егоза,
Я пью весенний кубок
За свет в её глазах.


February

The robin in my lawn
He was the first to tell
How, in the frozen dawn,
This miracle befell,
Waking the meadows white
With hoar, the iron road
Agleam with splintered light
And ice where water flowed:
Till, when the low sun drank
Those milky mists that cloak
Hanger and hollied bank,
The winter world awoke
To hear the feeble bleat
Of lambs on the downland farms:
A blackbird whistled sweet;
Old beeches moved their arms
Into a mellow haze
Aerial, newly-born:
And I, alone, agaze,
Stood waiting for the thorn
To break in blossoms white,
Or burst in a green flame…
So, in a single night,
Fair February came,
Bidding my lips to sing
Or whisper their surprise,
With all the joy of spring
And morning in her eyes.


Артур ушел...

Артур ушел… Со сломанным клинком
Тристам уснул, напев его любимый
Закатных вод влачится быстряком
Над Лайонессом к сумрачным глубинам.

Мертв Ланселот… Врагам стоял заслоном,
Но шлем его, расколотый копьем
В могиле безымянной Авалона:
Гавейн и Галахэд – всё поросло быльём.

Где флюгера и башни Камелота?
Трагических любовников судьба?
Но яркоглазых дам гноит болото
И Мерлина утеряна волшба.

За имя Гвинивер - окончим торг, -
Само себя оно предаст иначе, -
В котором боль и чувственный восторг,
Смешались, будто в соловьином плаче.

Не любопытствуй, дабы не открыть,
Что Астолат в прокуренной лачуге
Жил как свинья – разнузданную прыть
В красавице, в любовнике – пьянчугу.

Прорехи в гобелене зачинить
Поэты постарались, при нехватке
Из собственного брюшка брали нить,
Легенду приукрасив – Что в остатке?

То: Что когда срубили римский дуб,
И от корней прервался слабый ток
Живицы, верхний сук, там был заруб,
Вдруг выпустил невысохший росток.

Но бритт ему поверил – неотесан,
И вот уже заволокло лазурь;
Казался он незыблемым утёсом,
Когда стоял спокойный среди бурь

И, заряжая штормовое сердце,
То меч вздымал, то вел вперед войска
Со странной властью, орды иноверцев
Вдруг понимали, что они в тисках;

Легендой стал тот храбрый государь,
Артур, Амброзиус – она молчит лукаво -
Отвагу нес, как некий божий дар,
И рыцари его покрыты славой.

Их мало… Но в значении двояком
Те рыцари сражались испокон -
Они погибли под Христовым стягом,
А может, их испепелил дракон.

Мы знаем, в ночь, когда бежали саксы,
Был мрак столь осязаемо тяжел,
Что звезды расплывались, словно кляксы;
И шепот в темноте: Артур ушел…


Francis Brett Young
(1884-1954)


Hic Jacet Arthurus Rex Quondam Rexque Futurus


Arthur is gone . . . Tristram in Careol
Sleeps, with a broken sword - and Yseult sleeps
Beside him, where the Westering waters roll
Over drowned Lyonesse to the outer deeps.

Lancelot is fallen . . . The ardent helms that shone
So knightly and the splintered lances rust
In the anonymous mould of Avalon:
Gawain and Gareth and Galahad - all are dust.

Where do the vanes and towers of Camelot
And tall Tintagel crumble? Where do those tragic
Lovers and their bright eyed ladies rot?
We cannot tell, for lost is Merlin's magic.

And Guinevere - Call her not back again
Lest she betray the loveliness time lent
A name that blends the rapture and the pain
Linked in the lonely nightingale's lament.

Nor pry too deeply, lest you should discover
The bower of Astolat a smokey hut
Of mud and wattle - find the knightliest lover
A braggart, and his lilymaid a slut.

And all that coloured tale a tapestry
Woven by poets. As the spider's skeins
Are spun of its own substance, so have they
Embroidered empty legend - What remains?

This: That when Rome fell, like a writhen oak
That age had sapped and cankered at the root,
Resistant, from her topmost bough there broke
The miracle of one unwithering shoot.

Which was the spirit of Britain - that certain men
Uncouth, untutored, of our island brood
Loved freedom better than their lives; and when
The tempest crashed around them, rose and stood

And charged into the storm's black heart, with sword
Lifted, or lance in rest, and rode there, helmed
With a strange majesty that the heathen horde
Remembered when all were overwhelmed;

And made of them a legend, to their chief,
Arthur, Ambrosius - no man knows his name -
Granting a gallantry beyond belief,
And to his knights imperishable fame.

They were so few . . . We know not in what manner
Or where they fell - whether they went
Riding into the dark under Christ's banner
Or died beneath the blood-red dragon of Gwent.

But this we know; that when the Saxon rout
Swept over them, the sun no longer shone
On Britain, and the last lights flickered out;
And men in darkness muttered: Arthur is gone . . .