Семья. 12. Глава 10. Нашемтвие

Глава десятая. Нашествие

У Украины тьма проблем.
Они страну почти дожали.
Вопросы жизни... Между тем,
У самостийной у державы

Одна есть, что не может ждать
И обсуждается годами:
Евреев надо называть
Впредь не евреями -- жидами.

Шизофрения, полный сюр?
Да, просветления не видно.
И понаставлено Петлюр
С Бандерами везде бесстыдно.

Они, известные творцы
Идей и практики погромной,
Сегодня -- нации отцы...
Какой -- вопрос позвольте скромный?

Не той ли, что евреев в яр
Вела, прикладами толкая?
Иль той, что жизнь -- священный дар --
Им возвращала... -- Так какая?...

Ваш выбор предопределит
Судьбу и будущность народа.
Народ -- духовный инвалид --
Дегенерирует в урода

И пропадет с лица земли,
Как прежде -- многие пропали...
А над землей, как  журавли, --
Века неспешно пролетали...














И не прощаются грехи
Без покаяния народам...
Понятно, что мои стихи
Не слишком нравятся уродам.

Ах, Украина, боль, и грусть,
И невозвратная отрада!
Господь захочет -- и вернусь
Под облака родного града.

Там -- на асфальте давний след
Моей впечатанной ладони.
Мой старенький велосипед
Еще ржавеет на балконе.

А на балконе на другом --
Веселоглазая подруга...
Понесся бы туда бегом,
Да вот -- не вырваться из круга,

Из беличьего колеса,
Из эмигрантского удела...

И эмигрируем -- впросак,
И оставаться не хотелось.

Ах, Украина! Ты -- болезнь,
Ты -- ностальгия, ты основа...
Еще звучит во мне, как песнь.
Твоя чарующая мова...

В коллекциях моих стихов
Отыщутся на мове строки...
В картинах отлетевших снов
Мои -- из Шпикова -- истоки...

...И снова -- шпиковский июль
Год сорок первый, двадцать третье.
Над городком немецких пуль
Нечастый посвист. Шпиков встретил










Вчера фашистов. У моста
Случилась, правда, заварушка:
Охрана (человек полста)
Сдержать пыталась немцев. Пушка

Хотя б одна у них была --
Была б надежнее защита.
Так, постреляли -- и в бега.
Взорвали, правда мост. За чьи-то

Грехи при этом пострадал
Отряд защитников. Отставший
Их грузовик с моста упал.
Пять человек погибли. Павшей

Охраны Шпикова бойцам
Мы здесь минутою молчанья
Последдний долг вернем. Ведь нам --
Не им сей ритуал прощальный

Важнее важного...

                Пойдем
Тихонько дальше. Этим взрывом
Дом опустевший поврежден,
Где жили в бедности счастливой

Все Цвилинги так много лет.
Стены одной как не бывало.
Знак свыше. Дескать, все, привет,
Конец былому. Здесь начало

Чего-то страшного. Итак
Враг в Шпикове. С тоской и болью
Отметим, что ликует враг:
Нашлись придурки хлебом-солью

Встречать его -- не артогнем
(Здесь не было укрепрайонов.)...
Фашисты в Шпикове. И в нем
"Порядок новый". Свод законов










Определяет комендант.
Любой приказ его -- расстрельный.
Немецкий обер-лейтенант,
Он в Шпикове -- как князь удельный.

Приказ начальный был готов
Заранее -- и вмиг расклеен.
"От коммунистов и жидов
Свободен Шпиков и расстрелян

Немедля будет здесь любой,
Кто даст им кров и пропитанье..."
И в сердце поселилась боль...
Так начиналось испытанье.

Здесь жизнь, как ниточка, рвалась,
Надежда таяла, мерцая...
Враг подпирался мразью. Мразь
Пошла охотно в полицаи...

Боль разливается рекой,
И враг не внемлет плачу, стонам.
Удар по Цвилингам такой:
Внезапно Борух арестован.

За что же? А за то, что... лыс.
Обрит, мол, значит -- был солдатом.
И не докажншь, как не рвись,
Что, мол, калеке с автоматом

Не справиться... Ни уговор
Не помогает ни подмазка...
И под конвоем тихий двор
Он покидает... Страх, опаска

В сердцах сгущается сильней...

Дом Боруха стоял на главной
Местечка улице. Видней
Фашистам он. И своенравный










Явился в гости комендант.
Здесь он решает поселиться.
Чванливый обер-лейтенант
Не удостоил взглядом лица.

Он приказал освободить
Не медля комнату большую.
Здесь, дескать, коменданту жить.
-- Обставить чем, -- потом решу я..."

Вздохнула Фейга:
                -- Ладно, стол
Сейчас потащим из светлицы...
И вдруг нежданно:
                -- Нет, постой...
Твой мальчик, что -- меня боится?

А Изя вправду -- весь дрожал,
Он беленький и синеглазый,
В два года --  что бы понимал --
Боялся... Длинный обер сразу:

-- Отставить! -- Резко приказал.
-- Другое отыщу жилище....
Ушел. А вскорости капрал
Принес бачок с солдатской пищей

И сделал надпись на дверях,
Что дом-де комендантом занят...
В веках, в сердцах, в стихах, в мирах
Об этом офицере память

Да не истает никогда!
Свидетельствуем пред Всевыщним:
В те бессердечные года
Добросердечие излишним

Тот офицер не полагал...
Не ожидая воздаянья,
Он защищал и помогал...
Вот неожиданное знанье








В копилку фактов о войне
Здесь вам добавилось. Владейте!
Все возраженья -- не ко мне.
Так было, было... И отметьте:

Я -- папы вашего старей...
За фактом этим что имеем?
Есть непременно нееврей
За каждым выжившим евреем.

Он мог быть немец, полицай,
Но если спас живую душу, --
То, -- отрицай -- не отрицай--
Я правды жизни не нарушу

Здесь лжесвидетельством. Воздай
Всевышний, по делом и вере.
Коемуждо. Да будет рай
Открыт спасавшему еврея!

Простой солдатский котелок
С тушенкою в той круговерти
Кому-то из евреев мог
Отсрочить день голодной смерти.

Увлекся... Между тем дела
У шпиковских все напряженней.
Уже из каждого села
Евреев, точно прокаженных

Сгоняют в Шпиков. Так пришла
В местечко  Кейла из Забужья
С детишками и заняла
Дом Цвилингов. Едва ли хуже

Найдешь строенье в городке.
На ладан дышит после взрыва.
Пришли пешком и налегке --
Их хата старая укрыла.












Провал разрушенной стены
Забили горбылем, фанерой
И ветошью. И нет цены,
Считали, -- той избушке верной.

Сюда и Кейлина сестра
С дочуркою вселилась -- Ида.
Стара хатенка и тесна,
Но -- в тесноте да не в обиде...

Когда их гнали из села,
Их полицай Руденко Коля
(Была душа его светла)
Встречал у самого предполья:

-- Евреи, вас сперва в тюрьму
Пошлют и оберут до нитки.
Я Ваши ценности возьму
И сохраню. Верну и свитки

Торы и вещи до одной.
Во имя Господа, поверьте!
Доверье стало здесь ценой,
Что многих сберегла от смерти.

Руденко Коля... За него
Свидетельствую: Человеком
Он оставался. Своего
Не запятнав кровавым веком

Достоинства. Герои книг
Едва ль его превысят подвиг...
В тюрьму пригнали средь других
Семью из Юрковки. У подлых

Шуц-полицаев мерзкий план:
В тюрьму явиться темной ночкой
Избить их до кровавых ран --
И позабавиться с их дочкой.











Руденко Коля, полицай...
Вернее, под врага личиной
Святой скрывался. Подлецам
Сорвал их замысел звериный.

В тюрьму явиться поспешил
Он раньше оголтелой кодлы,
Увел девчонку и лишил
Врагов свершенья планов подлых.

Душа спасенная живет...
Но он -- как перст, у них -- система,
Что кровь людей, как воду пьет,
Система для расправы с теми,

Кто веру, истинно храня,
Проносит сквозь тысячелетья...
Фашист лютей день ото дня.
А полицай хвостатой плетью

С вплетенной проволокой в кровь
Нещадно шпиковчан мордует...
Дом Боруха -- опасный кров
Пришлось покинуть. И бедует

Семья в соседстве со своим
Старинным домом. Прямо рядом --
В осадчуковском. Поглядим,
Как день за днем кромешным адом

Их становилось бытие.
Неутомимы полицаи
На грабежи и битие.
Уже и взято подлецами

Что было в доме, но опять
В щестой уж раз явились сворой...
Трясет оружьем, расстрелять
Грозится на расправу скорый











Подонок Женька Гончарук.
Считался раньше другом дома,
Едал из мамы Леи рук --
И вот, явился для погрома,

Точнее -- чтоб потешить спесь,
Поиздеваться... Знал мерзавец,
Что скудный гардеробчик весь
Уже разграблен. Замерзает

Семья. Подонки: дай и дай!
Щенок был в доме. Он залаял.
И этот безобидный лай
В остервенении до края

Бездушных нелюдей довел:
-- Собаку вон, а то -- стреляю!
Затвор винтовки резко взвел:
-- Чего? На полицая -- лаять?

Платок -- на плечи, а щенка
Рукой хватает правой Шева.
В сенях, замешкавшись слегка,
Прихватывает ящик -- левой,

За дверь. Бросает у крыльца
Тот ящик. В нем-то все остатки,
Что сохранилось от отца --
И -- со щенком -- во все лопатки!

Стучит -- в какой попало -- дом.
-- Укройте! Грабят полицаи!
-- Не бойся, мы -- не предаем.
Да не волнуйся, ведь лица нет...

А мы вот так решим с тобой:
У задней двери наготове
Стой, а услышишь говор мой --
Во двор бегом -- дай Бог здоровья...











Застыла Шева у дверей
В сенцах, на задний двор ведуших...
-- Какие гости!... -- слышит. Ей
Все ясно. Нет от вездесущих

Врагов укрытия нигде.
Скользнула тенью за ограду
И прочь скорее. Быть беде,
Коль полицай заметит. Надо

К своим вернуться. Ну, а вдруг
Войдешь в хатенку -- и (не сглазь-ка!) --
Там поджидает Гончарук
Или, к примеру, зверский Васька,

Бандит, садист и мародер
(Фамилия, увы, забылась)...
Да делать нечего. Во двор
Проникла, в уголок забилась.

Из дома мата не слыхать.
Наверное ушли подонки...
Вошла. Тихонько плачет мать,
Темно в разграбленной хатенке.

А Фейга сердится:
                -- Едва
Не застрелили полицаи,
Когда ты убежала. Два
Часа, ружьем бряцая,

Допытывались: у кого
Из украинцев укрывалась.
Сказали, что убьют того,
Кто проявил к еврейке жалость...

(Безвестной женщине земной
Поклон кладут потомки Шевы...
Простая, но святей святой,
Иконою в моей  душе вы...)










А вот сестра Гончарука
Бесстыдно в свитерочке Шевы
Гуляет. Мерзкая рука
Отсохнет, скрючится волшебно.

Учитель Гай Мартыныч... Гад,
Еше один из мерзких тварей,
Из оборотней подлых. Ряд
Их был длинней намного...Хари

Их пробуждали гнев... И страх
Рождает каждый стук и шорох...
Но есть и радость. Не пустяк:
Из плена возвратился Борух.

Полуслепой и инвалид --
Отпущен он пока на волю.
Надолго ли? Душа болит
Непреходящей смертной болью.

Дополним горестный рассказ
Тем фактом, что в избенке хворой
Еще одна семья сжилась
С семействам наших. Из Печоры

Пришли старушка и старик,
Их дочь, При ней детишек трое.
Впустили наши горемык.
Соседский домик всех укроет --

Надежно или нет -- Бог весть,
Надеемся, не прорицая
Судьбы, что выживем... Ведь есть,
Есть Люди даже в полицаях.

... Еще до света -- стук в окно...
-- Кто там?
             -- Я, Николай Руденко,
Я хлебушка принес вам.
                -- Но...
-- Оставьте! Нет, какие деньги...









Удастся -- принесу опять,
Бог даст, -- дождемся лучшей доли...
Потомки! Каждый должен знать
О мужестве Руденко Коли!...

Иглой разжаренной висок
Буравит. Морщимся, стенаем...
Отставим чтенье на часок.
Помыслим и повспоминаем...