По Ахматовой

У ромашки горький запах,
Хоть нечетны лепестки.
Я к тебе – на мягких лапах,
И шаги мои легки.
Ворожит тысячелистник,
С ветром держит он совет.
Я пришла из прошлой жизни.
Нечет – чет, а хочешь – нет.
Ветер путает архивы,
Память прячется в пучок
Полевых цветов красивых…
Хочешь? – Да. А нечет? – Чёт.

Пытаюсь разглядеть наш мир насквозь,
Живу его теплом и красотой,
Но пустота холодной ночи врозь
Так страшно светит тусклою луной.
И я боюсь, что оборвется вдруг
В глухих переговорах поездов
Цепочка частых маленьких разлук
И в наших душах вдруг умрет любовь.
А дальше будет пусто и темно,
Как будто безмятежье было сном,
Как будто мы заснули так давно,
Не смея думать каждый о своем,
Как будто жизнь была на волоске
И сорвалась отчаянно во мрак…
Кого молить мне в страхе и тоске
О том, чтоб с нами не случилось так?..

Зимнее солнце… Каким оно может быть?
Ты говорил, ослепительно-ярким и белым,
Ты говорил, беспощадным, жестоким и смелым,
Зимнее солнце, сказал ты, нельзя любить…
Правда – за что? Его свет раздевает ложь,
Жгучий, болезненно-чистый, безжалостный, жуткий
Он не согреет, не добрый, не нежный, не чуткий,
Будешь идти к нему, но никогда не дойдешь.
Каждый, кто раз его видел, слегка ослеп,
Каждый, кто раз его тронул, слегка обжегся.
Я в твоей жизни была только зимним солнцем,
Чувство которому – жизнь, а рутина – склеп.

Мечтаю проводить тебя такой,
Чтоб вместо слез запомнил ты улыбку.
И на прощанье лишь взмахнуть рукой,
Чтоб образ мой остался легким, зыбким,
Чтоб не жалел меня, не обещал,
И не томился собственной неправдой,
Чтоб уезжал и верил – промолчав,
Ты не оставил шансов. Мне не надо.
Я не прошу, не требую любить.
Прошу о том, чтоб так же смог оставить,
Чтоб мог не вспомнить, но не мог забыть,
И сердце согревала эта память.
Чтобы проснувшись в сырости утра,
Она тебя укутала теплее,
И в зимние пустые вечера
Она была подругою твоею.
Чтоб даже если судьбы разошлись,
Ни на кого списав свои разлуки,
Лучилась – обо мне на память – жизнь,
Тоску не выдав взглядом или звуком.
Молчи, не проклинай мою печаль!
И уходя, назад не возвращайся…
И помни: я с тобой, и мне не жаль,
Что вот таким недолгим было счастье…

Безвольно привыкаю к одиночеству,
А больше – просто к письмам, редким снам.
Я привыкаю. С самой горькой ночи той,
Где тишина благоволила нам.
Извне зажглась Любовь – её Высочество,
А сердце раскололось пополам.
На грани той симфонии беззвучия
Я шла к тебе вслепую, наугад,
К твоей любви – от случая до случая,
К твоей душе, где был кромешный ад,
Тебе казалось, что играл, не мучая,
А мне казалось – ты был все же рад.
Теперь свободны… Те же расстояния
Становятся все больше далеки,
Не жажду встречи и не жду признания,
И не томлюсь в объятиях тоски.
Мне бы предстать пред Богом в покаянии,
Да только веры лучики тонки…
Безвольно привыкаю к повседневности,
И весь ты – только в волнах-интернет,
И память о тебе – в глубокой древности,
Я день живу – один за много лет,
И мне не хватит мужества и смелости
Шагнуть туда, где будущего нет.

Вот когда мы вспомнили о Боге
И заговорили о Судьбе –
Жертвую немногим. Или многим.
Потому что не нужна тебе…
И в тупых отчаянных молитвах
Я уже боюсь сойти с ума…
Жизнь в чужих руках, неважно чьих там!
От нее я отреклась сама.
Все равно… Уже ничто не держит.
Все, что я имела, отдала.
А от этой муторной надежды
Просто жаль, что я не умерла.

Ты видишь в случайном стечении судеб
Фатальность, бессмертие тайн или душ,
Уверен, что - что б ни случилось - но будет,
Все будет, ты только заклятье разрушь!
Ты веришь тому, что сам Бог не посмеет
Друг друга у нас навсегда отобрать.
Ты споришь с ним рьяно, и он не жалеет
Таких же жестоких и страшных наград.
О, как ты возвышен и великолепен!
Дорога тебе - на большой пьедестал...
Увлекся ты так, что потерь не заметил
И Бог от тебя уже просто устал.
Ни свой, ни чужой... Как же так получилось?
Однажды очнусь я, в момент повзрослев,
Уверовав в то, что любовь мне приснилась,
Как ты говорил: "Ибо грела, не грев..."

… И бездна суеверия и страха
Уже дрожит от слабости сама.
И я боюсь, что дыма терпкий запах
Когда-нибудь сведет меня с ума.
Я закружилась в замкнутом пространстве,
Где нету Бога, боли и преград,
Есть только пустота, и это рабство,
Когда простой зависимости рад,
Когда нельзя стоять на прежнем месте,
И некуда идти, не тянет путь,
И пульс - как стук булыжника по жести,
Желанье есть - уйти. Куда-нибудь!
Но не протянет руку друг, не тронет
И враг, ты защищен своей тюрьмой
От всех и вся - от радости и горя...
Да здравствует победа над собой!

Минуло пару месяцев. Конечно,
Как будто боль притерлась, улеглась,
Весна пришла… неряшливой и грешной,
И принесла в своей ладони грязь.
А в том году она была невестой,
Лучилась бесконечной новизной,
Которой в этой серости не место
Ни чувством, ни березовой слезой.
Она теперь сама проходит мимо,
И все вокруг о ней жалеют вслед…
Она враждебна – и неуязвима,
И даже дни одеты в серый цвет.
Ее утраты … стоит ли об этом?
Сплетя венок, ты брось его в костер,
Она отдаст твой траур – в память лету
И следующей осени – в укор.

Что существует дальше кратких «вместе»
И продолжительных, и частых «врозь»?
Моя тоска накрыла бубной крести
И просочилась внутрь, пройдя насквозь.
И в одночасье остывает сердце,
Я становлюсь неверной и чужой,
И в воздухе иной закон – ты не-рцы!
Я будто бы с тобой. Но не с тобой.
Ни с кем. Горда, строга, жестока, властна,
Насмешлива, бесстрашием пьяна,
Загадочна, игрива и опасна,
Таинственна, пленительна, сильна
И так безукоризненно прекрасна
Лишь потому, что я одна. Одна...
Я бы сошла с такого пьедестала,
По миру пеплом титулы пустив,
Я не прошу взамен. Но я устала
Искать к тебе заветные пути,
Встречаться иногда на полустанках
Вокзалов разных стран и городов,
С отчаяньем, украдкой, наизнанку
Беречь своим теплом твою любовь.
Мне изменяют силы, я безвольна,
Вот-вот пойду ко дну я, сдав посты,
Вот-вот заплачу – нестерпимо больно
От жуткой беспричинной пустоты,
Вот-вот... вот-вот... Но все же сил довольно,
Когда ты рядом... Главное, что ты...

Я послушное, робкое, тихое, верное счастье,
На твоем безымянном надетое тонким кольцом,
Дама сердца бубновой, а нынче уж червенной масти,
С нарисовано радостным, каплю печальным лицом.
Мои губы, поверь, никогда не целуют другого,
Мои руки тебя обнимают уютно, тепло,
Но глаза мои знают о жизни немыслимо много,
И душе моей в вечной темнице совсем тяжело.
Ты не видел ни разу дрожащие в панике брови,
Ты не знал, сколько раз эти губы искусаны в кровь,
Ты не верил, что эта девчонка знакома с любовью,
Ты не понял, что это и есть – роковая любовь.
Береги меня, муж мой, меня не исправит могила,
Берегись меня, милый, и бойся меня, как огня.
Мы счастливыми были и до смерти так же могли бы,
Если б ты не искал моей тайны, калеча меня.

Все меньше тепла я тебе отдаю.
Любовь мое сердце не греет.
Тяну все источники, мягко стелю,
Но жестко ей спать. Она дремлет
В амбаре за трижды закрытым замком,
Уютно свернувшись в клубочек.
А я обнищала, иду босиком,
И днем спотыкаюсь, как ночью,
И режу ступни о ворсистый ковер,
И кутаюсь в колкие платья,
И часто встречаю во взгляде укор,
Направленный в сердце с распятья.

Я уйду от тебя на рассвете,
Тихо выскользнув из-под руки,
Растекусь, будто ртуть на паркете,
По расколотому на куски
Островками орнаменту, чтобы
Были свиты беззвучьем шаги,
И следа не оставили стопы,
И ничто не коснулось ноги.
Ты проснешься, и рядом не будет
Слишком мягких, щекотных волос.
Поцелуй мой тебя не разбудит,
Что хотелось тебе, то сбылось.
Не ищи меня. «Необходима» -
Для тебя лишь синоним удобств.
Я желанна, но я не любима.
Утопический блеск благородств.
Этим утром ты вряд ли поверишь,
Что, вбивая в асфальт каблуки,
Я ушла сквозь закрытые двери,
И шаги мои были легки.

По привычке люблю, и не знаю – еще ли,
Или может – уже? или я не люблю?
Затерялись как будто от сердца пароли,
От души, а не только от ICQ.
Как при встрече «Привет» говорю я знакомым,
Как прощаясь «До завтра, пока» говорю,
Словно дань этикету, обычно, шаблонно,
Не могу по привычке сказать «Я люблю».
И молчу, подбирая ключи под замочек,
Что захлопнулся сам, когда начался дождь.
Ты взломал ICQ, тот бездушный цветочек,
А пароль, не ломая, к душе подберешь?..

Ты сказал, я просила? Сказал, я боялась быть сильной?
Ты смеялся, бросая мне вызов: хотела - смоги!
Жить легко на Земле, если ты и родился без крыльев!
Мне хотелось парить. Я умела. И просто не лги...
Обижаешь меня. Да, ты ранишь. Поверь, не смертельно.
«Бей своих, чтоб чужие боялись» - и весь твой девиз.
Мне хотелось парить. А пришлось быть земной "мдмуазелью".
Ты разбил эту сказку, и вот тебе – чистая жизнь.
И… я плакала только над тем, чего в нас не осталось,
Я не верила в сказки, я делала сказку сама.
В сотый раз уходя, я в сто первый к тебе возвращалась.
Коль любовь – это слабость, то жизнь – это просто тюрьма.

Прости за измену, которую ты не додумал,
Прости за излишнюю нежность и верность мою,
Прости за костры и церковный обугленный купол,
Но больше всего прости, что я уже не люблю.
Прости, что я, может быть, часто была непонятной,
Как ты говорил, эта гордость – дитя параной,
И с виду провинций любви в душах аристократов…
Прости, что я счастлива тем, что не буду с тобой.
Прости… и, наверное, лучше не помни. Не помни!
Ни жертв, ни в угоду идиллии скомканных слез.
Ты все это очень понятное странно не понял.
Прости – поняла Я… и сердце уже не срослось.

Как перчатки, на снегу вороны,
Сброшенные, скинутые с рук.
Слушаю, две веточки затронув,
Их звенящий леденелый звук.
Мы еще как будто не в разводе,
И меня вот не пугает то,
Что в большом житейском переходе
На меня одну вас тысяч сто.
Я спокойна и неуязвима
Оттого, наверно, что зима,
Как чужая мне, проходит мимо,
Или мимо я иду сама.
Пусто… Не пугает. Удивляет.
Я легко забуду про нее…
Плавится под шагом снег и тает,
И взмывает в небо воронье.

В паспорте моем – твоя фамилия.
Это мне на память о тебе.
Больше ничего. Давно не милые
Не бранятся. Сами по себе.
Мы цивилизовано-учтивые,
Выбираем жесты и слова.
Вместе мы – ущербные и лживые,
Порознь – два счастливых существа.
Жизнь с тобой я скомкала и бросила,
Даже и не вспомню вот – куда.
Я живой осталась, только с проседью,
Но и это, знаешь, не беда!
Буду я на память, узаконено,
Не твоей, но бывшею с тобой.
Ставлю точку в нашей не-истории
Я ТЕБЕ на память, дорогой!

Не нарушив принятый регламент,
Лишь слегка всем телом трепеща,
Я курю оставленный «Parliament»,
В пальцах незаметно пережав.
И смотрю в расколотое небо,
И тяну нагие ветви вверх,
Вместе с этой злой рябиной слева,
Словно гроздь, обкусывая грех.
Оглянусь через плечо на нищий,
Обгоревший в пламени костров,
И на фоне холода притихший
Мой собор. Собор, да без крестов.
И дрожу. На жизнь мою похож он,
На простую жертвенность мою.
Не дивись, случайный мой прохожий,
Это я на куполе стою.

Не ношу твое имя – изнашиваю,
Как домашнюю старую вещь,
Чтоб когда-то однажды, не спрашивая,
Обветшалую, вдруг скинуть с плеч.
Не люблю твое имя – долюбливаю,
Как последнюю тайну псалтирь.
Мне оно – как светило погубленное,
Как чужой, устаревший кумир,
Что во всей своей кукольной светлости
Вдруг раскрылся нечаянно сам.
Я несу тебе наше свидетельство,
Разделенное напополам!

Нелюбовь. Причина ли обид?
О, мы благородные, как боги.
Совесть нам разумно говорит
То, что мы несправедливо строги.
И – чеканя мысли и слова –
Мы Судье ответим под диктовку,
Маску на лице нарисовав,
И корсета затянув шнуровку,
И расслабим нервов узелки,
Лишь за дверью – без суда и права.
Нелюбовь. В объятьях нетоски
Мы свободны – друг от друга - браво!