День

Ёжику

День начинается не в 7 и даже не в 6, потому что накануне было очень много выпито.  Алкогольного и не очень. Вследствие чего я вынуждена в 3 часа ночи проснуться (с неизменным стоном, без которого в последнее время не обходится ни одно пробуждение), сходить  в туалет, а потом выпить почти полный бело-голубой пакет обезжиренного, до боли  городского молока. Впрочем, вес это не столь важно.
Я рывком сажусь на кровати, сопровождая это уже знакомым читателю стоном.
В нем – авитаминоз, январь, усталость, похмелье – короче, весь букет. Вы же взрослые люди, не мне вам объяснять.
Я стараюсь как можно быстрее перебраться из одеяла в халат. Халат белый и махровый, как бараны на открытках. Потом я иду в ванную. Там я пускаю одновременно воду из крана и душа, чтобы согреться. По утрам мне обычно очень холодно, не могу понять почему. Смотрюсь  в зеркало. Обнаруживаю на своем плече брусничные отметинки трогательных мышиных зубов. Вспоминаю вчерашний поцелуй. Улыбаюсь и ежусь. Воздух, кажется, согрелся.
Принимаю душ, сушу волосы феном, одеваюсь, пью кофе. Желудок противно сжимается при одной только мысли о еде. Я знаю, что через пару часов , когда я уже буду на работе, это обернется болезненным голодом и придется тратить деньги на обед,  а денег совсем нет, и только 20 число…От этой мысли становится грустно…
Одеваю ботинки и пальто, вылетаю на улицу.
Я всюду оставляю листы. Самые обычные белые листы формата А4, исписанные черными жучками. Это мои и чужие стихи и проза. И мне все чаще кажется, что маме стоит только протянуть руку, прочесть пару строк из моего или чужого, и все сразу станет ясно, стоит только немного поднапрячься и связать факты воедино. Но мама, наверное, никогда не осмелится принять в отношении меня пословицу, мол, «если человек кусается как собака, и лает как собака, то, скорее всего, он собака, а не человек».
А еще я в последнее время много кашляю (каждый раз боясь, что в процессе кашля меня просто-напросто вырвет), а  когда я мою голову, у меня выпадают волосы. И когда у меня хорошее настроение, я говорю, что это простуда и авитаминоз, а когда плохое, - что это туберкулез и рак. И постоянно хочется к ней.
Я много вру своей маме. Собственно, я почти всегда ей вру. Мама хочет внуков, а так как я не могу сказать ей, где шляюсь целыми вечерами – а внуки, тем не менее, все не появляются! – меня попеременно охватывают чувство вины и злоба. Довольно-таки омерзительный микс, доложу я вам.
Сегодня был трудный день. День-жвачка. День-свинец. И невозможно было найти ни одной свободной минуты, чтобы соединиться с ней цифрами, воровато понизив голос, ласкать телефонную трубку дыханием и словами… И ведь как странно:  на незнакомцев, именуемых «заказчиками» и «поставщиками», времени хватало, а на нее нет. А ведь я знаю не только ее имя, но и то, как она спит, и как смеется, и как напивается, и как злится, и как просит прощения, и еще много-много всего.
И еще я иду по тротуару. И мне надо перейти дорогу. Я бережно ступаю по зебре - и посреди январской Москвы Африка, и тамтамы, и земляная кожа, и рачьи белки! – туземский барабан звучит все громче,громче, набирает силу, срывается на визг... моим коленям вдруг становится очень больно…
Десятки светофоров все еще стараются помочь, но никогда больше мне не понадобятся.