Два эскиза на одну тему

Если влюблённому хочется праздника,
то календарь подчиняется нехотя.
Часики тихие – собственность частная –
в чём-то участники, в чём-то свидетели.

Даже глагол, на глазах совершенствуясь,
паузой бредя, ломается надвое.
Пьют за терпение (терпящих бедствие).
Ты проявляешься, как фотография,

в определённый момент, и в растянутом
виде пространство от холода ёжится.
Были из камня, но стали хрустальными
Сердце, душа. Остальное – приложится.

Промах наивных – ломать безболезненно
стены, смотрящие в сторону полюса.
Купол небесный усыпан порезами
первых лучей с узнаваемым голосом,

арию света исполнивших чистую
в день, когда атом распада не чувствует.
То есть на сцене опять то ли мистика,
то ли живая подделка искусная.

Ты береги, береги, береги себя –
мантра с востока. Инструкция запада.
Даже «I miss...» превращается в миссию,
чьей высоты не забыть. Хоть и надо бы...


***

Забывает имя роза, соловья почти не видно.
Крест повис над изголовьем. Быль на мебели лежит.
У тебя – своя обида. У меня – своя орбита.
Разум, страшный сон увидев, стал частицею души.

Время в качестве лэндлорда нам сдаёт последний угол.
Но ландскнехту нужен замок. Двухэтажный. С гаражом.
Что у нас в дневной повестке? Бизнес-завтрак и разлука.
А затем – переговоры с неуступчивой душой.

Розенкрейцер, где сонаты сладкозвучные остатки?
Нотной записью смущаешь ты меня при свете дня.
Приструнить не получилось атмосферные осадки.
Приручить не получилось: мне – тебя. Тебе – меня.

По закону Гименея, распевающего гимны,
где рефреном – «помоги мне»: жизней много, мы – одни.
Разберу нечёткий почерк в книге жалоб анонимной
где слова взрывают воздух, как бенгальские огни.

Разберу на части вечер, чтобы стать в часу девятом
чьей-то тенью, вольным жестом, лишним слогом в слове «я»,
отвлекающим манёвром, алой каплею заката,
оставляющего росчерк на изнанке бытия.