Поджог 4 frank

Итак, броневичок «Лилечка» отдохнув, набравшись сил (правда, попутно сильно подобрев и обленившись) возвращается на тропу войны с псевдолитературоведческими профанациями. Сегодня в фокусе моего прицела оказалась не конкретная работа, а в целом деятельность личности, известной под ником frank. Чем сей персонаж заслужил попадание в мой список смертников? Всего одной вешью: уж очень это показательный пример исследуемого мной явления квазикритики. Рассмотрим основные признаки оной:

1. Первый признак в общем случае можно назвать отсутствием культуры интерпертации (в переводе на человеческий язык – неумение читать). Частные проявления весьма различны. Это может быть намеренная казустика, приписывание рассматриваемому стиху смысловых пластов, которых там отродясь не лежало. Пример критики такого рода – разобранная мной полгода тому назад статья Илоны Якимовой, все мои к ней претензии – там же. Противоположный случай – использование синтаксических, семантических или лексических двусмысленностей для искажения смысла, высмеивания произведения. За примерами далеко ходить не надо – этим на стихире занимаются все, кому не лень – от Натальи Воронцовой-Юрьевой до вашей покорной, но не покоренной слуги. Случай frankа более интересен – большая часть его рецензий (хотя есть и подпадающие под первые две категории) производит впечатление, что их автор пытается создать трактовку, максимально удаленную от изначально заложенного в стихотворении содержания. В принципе, в одной из рецензий frank и сам признается в пренебрежении содержанием:

«Всё-таки стихи это в большей степени тема, чем содержание. За хорошую тему многое прощается, а если тема блистает и трепещет своим шармом, берёт вас за жабры, то прощается всё»

Оставив при себе свои восторженные сопли о том, какое емкое определение сущности поэзии дал наш подследственный, зададимся вопросом: какие причины могут быть у такого пренебрежения? Прежде всего, трудом рецензируемого автора, но об этике разговор позже. Гениальную в своей точности гипотезу выдвинула г-жа С.г.с.:

«Благодарю за труд написания столь обширной рецензии. Извини за написание её не по адресу - мне нечем тебе ответить. Впрочем,по-моему, тебе собственные тексты в таком виде доставляют больше удовольствия, чем стихи, которые ты пишешь и читаешь) Тогда - я спокойна)»

2. И это подводит нас прямо ко второму характерному признаку квазикритики – она от начала и до конца есть не более, чем самолюбование рецензента. Frank настолько поглощен собой, собственным потоком сознания, что в упор не видит ни содержания, ни текста, ни автора – ни собственных грамматических ошибок. Где-то на самой границе заполненной собой любимым области видимости как раз и остается незначительное местечко для темы да пары строчек к которым можно было бы прицепиться.
Прямое следствие – отсутствие всякого такта, этики. Причем рецензент ни в коем разе не горит желанием автора задеть, самоутвердиться за чей-то счет – просто ему на автора глубоко наплевать. Эта эгонцентричность, самозацикленность приводит к обилию презабавных казусов, выдающих в полной мере дилетантизм рецензента. Ну кто кроме идиота и квазикритика позволит себе в претендующей на серьезность рецензии подобные замечания:

«"В коктейле розовом. Давно." Ммммм, может быть это свойственно только мне, потому что я как-то использовал это созвучие слова "давно", но автор здесь настолько увлечён, что не замечает того, что кто-нибудь обязательно заметит и посмеётся.»

«Вряд ли кто подумает об аллитерации в этом стихе, скорее такое упорное повторение буквы сэ напомнит о неотвратимости некой нужды, так что не учите стих во время езды»

В принципе, ассоциации пищеварительного и мочеполового характера свойственны большей части стихирной критики второго рода (классификацию если уже забыли см. выше), но их как правило отличает редкая изощренность. А такая банальщина позволяет предположить в критике либо инфантилизм, либо озабоченность проблемами означенной области. Что наиболее характерно для представителя пуберантного возраста. Последняя гипотеза, кстати говоря, способна объяснить очень многое из того, о чем я говорила и буду говорить. Так что помни о белой обезьяне, читатель! Я бояться рецензенты который делаться не обезьяна только с большим трудом! Воистину бояться!..

3. Обезьянья тема выводит нас прямехонько на третий и последний на сегодня признак: полуграмотность. Квазикритик не то чтобы окончательно и бесповоротно безграмотен – он просто настолько самовлюблен, что просто не в состоянии заподозрить себя в некомпетентности в какой-либо области. Наиболее четко эта самоуверенность проявляется когда рецензент обнаруживает у автора «ошибочно употребленную лексику»

«Силуэт фигуры это её контурные очертания в контровом свете, ещё говорят - модный силуэт, но никогда - модный контур, так силуэт ли - эта схема результата падения мелом? Теперь глагол - очертит - неверный глагол, он предполагает обводку того, что лежит перед нами -тела, а то, что остается на земле после того как его уберут (его границы), оно очерчивало тело, а не силуэт, фу ты - контур тела - на земле остался начерченый мелом контур упавшего тела, так что правильно - начертит. То есть тело - очерчивают, а силуэт - чертят»

на этот счет соответствующие цитаты уже привел г-н Raz d’Or. Мне остается только повторить за ним:
словарь иностранных слов:
"силуэт - 1. одноцветное, плоскостное изображение человека, предмета; 2. характерное очертание, внешний контур предмета, сооружения, фигуры"
словарь Даля
"очертить - обводить, обозначать чертами, обрисовать, сделать очерк, ограничить линиями"

«Во втором случае устойчивое словосочетание путь-дорога является традицией, это не тавтология, так как внутри словосочетания нет противопоставления его частей, а как бы уточнение, дополнение смыслов»

словарь иностранных слов: «тавтология - повторение одного и того же определения, суждения иными, близкими по смыслу словами»

 «Блестит уныло - смелый приём, на грани меж неправдой ( кто-то заметит: как это можно уныло блестеть, когда сам блеск есть игра света, радующая глаз, здесь не место унылости, здесь должен быть праздник)»

словарь Ожегова : «Блеск – яркий искрящийся свет, отсвет»
и на сладкое – форменный шедевр.

«Ладно. В русском языке слова "из слоновой кости" характеризуют нечто искусственное, как бы безжизненную поделку, пусть даже искусно сделанную, но тем не менее это как шахматы из слоновой кости: пешки, фигуры...»

Вряд ли кто-то будет спорить, что в русском языке слова «из слоновой кости» характеризуют только и исключительно предметы, сделанные из слоновой кости. Не больше и не меньше. Трактовка же этого оборота в качестве метафоры определяется, во-первых, контекстом, во-вторых, ассоциациями, вызванными у читающего этим понятием (как правило программируемые все тем же контекстом).

Однако, все вышеприведенное – примеры исключительно безграмотности. Я же говорила о полуграмотности. Читатель, не мучайся вопросом – настолько ли я подобрела за время отпуска, что стала смягчать эпитеты; я тебе сразу отвечу: не дождешься! Рецензент именно полуграмотен. Например, он знает некоторые литературоведчески термины. Правда, то как он их использует – это отдельная песня. Приведу наиболее интересный пример:

«Ммдааа... вставить в каждую фразу это длинющее слово, причём так неэффектно его рифмовать: фиалка, Галка, а ведь сколько рифм на слог ка!»

Вот мы и получили новую теорию рифмы! Оказывается, ее образует финальный слог! Фиалка – Галка – палка – селедка… Впрочем, погодите. Кажется, я эту теорию уже где-то слышала! Где-то в рааааннем детстве…

Но наиболее подробно явление полуграмотности можно рассмотреть на примере следующей рецензии на перевод из Камингса, сделанный г-ном Дагаевым, он же Лал Балу:

«Должен ли переводчик стремиться к дословному переводу текста или он ответственнен прежде всего за передачу авторского чувства и мысли? Языки, культуры - разные и может так случиться, что образ, круг понятий. имеющий у данного народа одно значение, у другого имеет несколько иной смысл, не обладающий теми качествами, о которых говорилось в первоисточнике, которые не названы прямо, но которые имелись ввиду, подразумевались автором. Тем более, что переводимое произведение не стянуто рамками формы, как в сонете, автор произведения не занимает высокого положения в ранге талантов и иной раз позволяет себе несуразицу, допускает ошибки в своём стиле - так что же, переводчику в этом случае надо гнаться за точностью и следом за автором тоже совершать похожие стилевые нелепости? Хорошо переводить гениев, уровня Шекспира, в этом случае заведомо ясно, что твой перевод никогда не достигнет высот оригинала, а какова вам ситуация, когда перевод получает достоинства, которых не было у первоисточника? ( Примерно об этом рассуждала М. Цветаева переводя грузинских авторов лишь ради заработка, нескольких рублей на покупку хлеба.) А что заставляет иных переводить плохие стихи в наше время? Стихи могут быть плохими сейчас, то есть они, как всякий текст могут устаревать, их смысл может обесцениваться с развитием литературы, устаревать, как устарели правила пользования дилижансом в наше автомобильное время. Но возьмём шестую часть данного перевода, где о любви, о вечном.

возлюбленная моя - точеный сад
сад из слоновой кости
Эти строки повторяются дважды, наверное в исходном стихе это выделялось соответствующей формой, но в переводе авторская разбивка строк как бы намеренно в обех случаях разная. Ладно. В русском языке слова "из слоновой кости" характеризуют нечто искусственное, как бы безжизненную поделку, пусть даже искусно сделанную, но тем не менее это как шахматы из слоновой кости: пешки, фигуры... Далее автор говорит о цветах ( надо понимать -они из слоновой кости, то есть искусственные цветы) и всё, на что хватает его фантазии в описании любимой - это в указании количества этих цветков: непостижимый хрупкий цветок, три цветка, пять цветов, наичудеснейшие цветы, крохотные цветы, громадные упругие полуночные цветы... Может быть на английском это имеет волнительный и живописный смысл, но на русском - неубедительно. И непонятно - то ли переводчик здесь кропотливо следует за слабым автором, то ли он неуклюж и не осмелился выразить истинный авторский смысл, потому что в этом случае надо было бы отступить от пунктуального следования автору и назвать эти цветы их русскими именами. Это верлибр и наверно Лал Балу следовал авторскому делению строк и строф, но в русском аналоге это деление потеряло тот смысл, который пытался передать автор, наверное надо было забыть о нём и дать новое деление, адекватное средствам нового языка - на русском языке оно пока что выражает некий хаос чувств автора, а не его эмоцию»

Рецензия начинается глобально – с постулирования основной проблемы теории перевода, пусть и в несколько примитивизированной форме. Затем надо блеснуть эрудицией (упоминание Цветаевой), и на этом бы закончить. Потому как далее (за вычетом уже разобранного лексического ляпа) начинается то, о чем уважающему себя критику и помыслить страшно: рецензент пытается сравнивать перевод с оригиналом, не зная последнего!!! Отповедь Дагаева на сей счет цитировать не буду – и так длинно получислось, если кому интересно – дискуссия имеется по ссылке: http://www.stihi.ru/2004/01/14-1697

Напоследок, наверное, следовало бы сказать о подследственном что-нибудь хорошее. В частности, он вполне обучаем: в одной из рецензий он позволил себе заметить:

«Если предложение рвётся строфой, то зачем тогда делить стих на строфы? Для чего нужна строфа? Чем вызвано требование деления стиха на строфы именно такого размера?»

на что ему тактично ответили

«прием, называемый "перескок" или "enjambement", очень даже распространенный. "Если переносы немногочисленны, то они служат сильным средством интонационного выделения отсеченных стихоразделом отрезков фразы; если переносы многочисленны, они создают интонацию сильно прозаизированную, почти заглушающую стихотворный ритм (особенно в драматическом стихе). Избегание переносыов было свойственно классицизму, культивирование их - романтизму и некоторым поэтическим школам 20 в."»

Frank урок запомнил, и вот что мы видим в одной из более подних рецензий:

«Переносы между строфами совершенно неоправданы, они привносят прозаичный момент, с ними уходит поэтичность»

Так что в верном направлении движетесь, товарисч! Если верна гипотеза о возрасте, лет через двадцать имеете шанс научиться-таки стихи читать. Главное помните – поменьше самолюбования.