Борх

Пролог

Борх смел и благороден, но
О нём не складывают песни.
Рубака при Бородино,
Храбрец и дуэлянт известный,
Сей муж немало дел свершил,
Ему принёсших честь и славу.
Начнём, не мудрствуя лукаво,
Историю про то, как жил
Учёный Борх меж пуль и шпаг,
Смиренным друг, надменным враг.


Поединок

Юнцом безусым, желторотым,
Пройдя начальный курс наук,
Сказав «adieu» родным болотам,
Борх покидает Петербург.
Он мчится в дилижансе тряском,
Грустя по матушкиным ласкам,
По наставлениям отца.
Дороге дальней нет конца.
Но вот он прибыл в Гейдельберг,
Где рьяно взялся за учёбу.
Борх агрономию особо
Усердным штудиям подверг.
Ученье быстро пролетело.
Пора домой! Пора за дело!

Прибыв в столицу, очень скоро
Борх принят был в beaumonde'ный круг
Завёл долги, прослыл бретёром,
В карьере преуспел… но вдруг
Он повстречал NN — кокетку,
Презлую сводню, суфражетку,
Её боялся целый свет…
Была ли то любовь? — О, нет!
Хоть обошла NN природа
И мудростью, и красотой,
Борх воспылал к ней страстью той,
Что в нашем набожном народе
Зовётся блажью — Борх, прости,
Не знаю, как перевести.

Борх стал за нею волочиться:
Писать ей письма, слать цветы.
Её супруг был важной птицей.
«Гляди — дождёшься ты беды!» —
Друзья Борху твердили хором.
А он, не внемля их укорам,
Безумствовал (да, он таков!),
Чтобы к NN попасть в альков.
В конце концов твердыня пала
(Кто б в этом сомневаться мог?):
Допущен наш герой в чертог,
Победой гордый «небывалой».
Едва NN заслышав зов,
Борх к ней бежал на всё готов.

В мешке не спрячешь долго шила.
У стен есть уши и глаза.
Слух об NN и Борхе живо
Разнёсся. Грянула гроза.
Супруг NN — вельможа старый
Чуть не скончался от удара,
Когда про сей роман узнал,
Но выжил и Борху послал
Формальный вызов и перчатку:
«Monsieur, vous êtes прелюбодей
Без воспитанья и идей.
Вы поступили очень гадко.
Мой секундант Вас будет ждать
У Биржи в среду, ровно в пять».

Соперники собрались драться
На Петербургской стороне,
Где воды Карповки струятся.
Избрали тихий дол оне.
Старик отличный был рубака
Лет 35 назад, однако
С годами силы растерял.
Борх гейдельбержцев покорял
Как фехтовальщик высшей пробы.
Но ни к чему здесь этот дар,
Ведь старика хватил удар
Апоплексический от злобы.
Беднягу увезли домой.
Он был без чувства, но живой.

Был сообщеньем о дуэли
Разгневан крайне государь:
«Mon Dieu, да как они посмели
Скрестить клинков разящих сталь!
Жаль старика — жена кокетка,
К тому ж уродливости редкой,
Наставила ему рога
В объятьях юного щенка».
Борха сослали на три года
В его деревню за грехи,
Чтоб у орала и сохи
Радел он о скоте и всходах,
Про свёклу думал и про лук,
Не зарясь на чужих супруг.


Сельская дорога

На бричке, клячей запряжённой,
В своих владеньях Борх катил.
Сидел он в позе напряжённой
И папиросою кадил.
Дул ветер, дождь струился с неба.
Борх ничего не замечал —
Он думал об уборке хлеба
И что-то радостно мычал.
Навстречу бабы попадались
И, натурально, мужики.
А на полях хлеба валялись,
Ещё не собраны в валки.
На нивах тучных и бескрайних
Паслись стада тугих тельцов.
А Борх в своих мечтаньях дальних
Зрел предсказанья праотцов,
Смысл жизни и начал начало,
Создания круговорот.
А бричку, между тем, качало
По сторонам и взад-вперёд.
Кобыла, к жизни равнодушна,
Тянула лямку двадцать лет,
Порой вздыхая о конюшне
И вспоминая про обед.
Но вот вдали усадьбы крыша
Мелькнула сквозь листву дубрав.
Борх хор дворовых дев заслышал
И гикнул, вожжи подобрав:
"А ну, неси меня, Савраска,
К моей усадьбе во всю прыть!
Я расплачусь овсом и лаской.
Иначе мне Борхом не быть!"


Сельский обед

К обеду время подходило,
Желудок радостно журчал.
А Борх смотрел на крокодила
И в ожидании молчал.
Тот крокодил ему в подарок
Был из-за моря привезён,
Где климат нестерпимо жарок,
Где родился и вырос он.
Но нашей северной погоды
Бедняга вынести не смог,
Проживши в Питере полгода,
Он захворал и вскоре слёг.
И тщетны были все потуги
Здоровье твари возвратить -
Зверь сдох в стране снегов и вьюги
И проявил при этом прыть.
А из его останков бренных,
По повелению Борха,
Набито чучело на стену
Заместо старого стерха.
Но вот подали знак к обеду,
Борх встал, поправивши кушак,
И, глядя пред собой победно,
В столовую направил шаг.
А там уже столы ломились
Под тяжестью питий и яств.
 И гости бедные томились
В преддверьи беспробудных пьянств.
Стол сервирован был отменно
Слуги умелою рукой:
Устав приборов неизменный,
Бутылок царственный покой.
Там белорыбица с икрою,
Свинина, дичь, салаты в ряд.
Да, за таким столом, не скрою,
И я сидеть бы был бы рад.
А Борх наяривает лихо
И подаёт гостям пример -
Варенье ест из облепихи
И льёт в свою гортань портер.
Ну, а гостей учить не надо -
Умнут что хочешь в сей же час,
Будь то берковец мармелада
Иль иноземный ананас.
Вот стол пустеет постепенно,
Как будто совершён набег.
Допита бочка браги пенной,
И гости чуют тяжесть век,
В объятья к Морфею валятся.
Чу! Кто-то захрапел уже.
Пора на этом закругляться
И доедать свой бланманже.


Влюблённый Борх
1
Был у Борха один сосед —
Мелкопоместный дворянин,
Отец особы юных лет,
Владелец сотни десятин.

Во всём уезде краше нет
Соседской дочки. Как один:
Барон, купец и мещанин —
Марии страстно смотрят вслед.

Она прекрасна и нежна,
И величава как княжна.
Что ж удивительного в том,

Что Борх был ею покорён,
Что он мечтою упоён
Ввести её женой в свой дом?!


2
Борх видит ночи напролёт
Один и тот же чудный сон:
Поля в снегах, на речке лёд,
Дом снегопадом занесён,

Буран белугою ревёт.
А Борх с Марией в унисон
Под рюмок триумфальный звон
Гимн светлой радости поёт

В своей гостиной у огня.
За талию Мари обняв,
Борх  бешенно несётся впляс.

Марии весело с Борхом
Скакать по дому кувырком,
До утра не смыкая глаз.

3
Борх мало ест и скверно спит,
Он спал с лица и пожелтел.
Он ладно скроен, крепко сбит,
Но жёсткий сплин им овладел.

Чем вызван столь плачевный вид:
Болезнью? Суматохой дел?
Нет, от любви он похудел,
К Марии страсть его томит.

Борх в дом Марии зачастил,
Его снедает страсти пыл,
Но дева к Борху холодна.

Борх примостился за бюро,
Письмо строчит его перо,
Чтоб страсть к Мари излить до дна.


Письмо Борха Машеньке

«Мария! Вы — венец творенья,
Вы — ангел дивной красоты.
Нельзя взирать без восхищенья
На Ваши нежные черты.
Я Вас люблю, люблю без меры,
Я всей душой привязан к Вам,
В душе моей воздвигнут храм
Любви, Надежды, тихой Веры.
Вы так милы, так живы, юны,
Ваших речей напевных струны
Покой и счастие дарят.
Ваш томный и манящий взгляд
Биенье сердца учащает
И грёзы сладкие внушает.

Мария, станьте же моею!
Вот Вам и сердце, и рука!
Я Вас заботою согрею —
Моя любовь так велика!
Я буду Вам примерным мужем,
Отцом для будущих детей.
Скажу Вам прямо, без затей:
Мне, кроме Вас, никто не нужен!
Со мной пойдите ж под венец
И парой золотых колец
Союз меж нами закрепите,
Войдя женой в мою обитель.
Que votre vie soit une fête!
Борх. Жду с надеждой Ваш ответ».


В ожидании войны

Борх был всегда стрелок отменный —
Сражал чижа за сто шагов,
А как наездник ишаков
Известен был во всей Вселенной.
Махал он ловко палашом,
Умело пикой управлялся.
Его искусством поражён
Я многократно оставался.
Не мог он долго жить в тиши,
Вкушать в деревне мёд и брагу,
Мечтал он проявить отвагу —
Хоть кол на голове теши.
Он ждал рескрипта о войне,
Он по ночам войною бредил,
Считал, что долгий мир вдвойне
Для процветанья царства вреден.
«Во-первых, — рассуждал сей муж, —
Люд как дрозофилы плодится,
Меж тем, как рожь скудна родится
Для прокормленья стольких душ.
Война лишь может или тиф
Восстановить баланс природный.
Избыток люда сократив,
Избегнем смерти всенародной».
«У мира минус есть иной, —
Борх продолжал с улыбкой милой, —
Ведь в ход приводится не миром
Прогресс технический, войной!
Война нужна нам позарез
Для благоденствия державы.»
Борх в пачку папиросок лез
Рукою барской, нешершавой.
Но, как на грех, был долгий мир,
Никто не угрожал границам,
И Борху не с кем было биться,
Чтоб кровью обагрить мундир.
Вставал он хмурый по утрам,
Набрасывал Schlafrock из шёлка
И, как герой античных драм,
Знай сыпал прах себе на чёлку.


Недолгие сборы

«Итак, зима сменяла лето,
Дни проходили чередой
За крепостною опереттой
И пароконною ездой.

Борх жил в глуши своей медведем,
На пару с кенаром свистал.
Он редко выезжал к соседям,
Газет же вовсе не читал.

И потому еще не ведал,
Что Корсики ретивый сын,
Недавней опьянен победой,
Пошел войной на край равнин.»

Но весть дошла и до медведя,
Как он ни прятался в нору,
Донёс её не вольный ветер,
А друг, что близок был к двору —
Известный всем повеса Жуков,
Корнет уланского полка,
Приверженец словесных трюков
И бывший школьный друг Борха.
«Mon cher ami, — писал он Борху, —
Француз валит на нас стеной,
Мы ж только пятимся без толку,
К врагу оборотясь спиной».
Борх закричал: «C’est pas possible!
Ce petit français, mais il est fou!
Il a choisi Russie comme cible
Ce parvenu et loup-garou!*
Уж, мы ему покажем живо,
Как пашни русские топтать,
Дадим отпор команде вшивой
И защитим Отчизну-мать!»
«Пафнутий, быстро — пистолеты,
Нагайку, саблю и коня,
Мундир, рейтузы, эполеты!»
Воскликнул Борх, слугу гоня
За снаряжением к походу
На долгожданный ратный труд.
Слуга, хотя и не в охоту,
За дело взялся — Борх был крут.
Наутро вышли в путь неблизкий:
Борх впереди на скакуне,
За ним — отряд кавалерийский, —
Спеша на выручку стране.


Подберёзовый сон

Отряд скакал двенадцать дней.
Стал слышен запах пепелища
И видно зарево огней.
Кругом — сожжённые жилища,
Ограбленных селян глаза,
Глядящие с тоской и злобой,
Труп клячи с вздувшейся утробой.
Борх прослезился и сказал:
«Сей вид безрадостен, ребята.
Всему виной француз проклятый.
Так поклянёмся покарать
Враждебных иноземцев рать!»

«Клянёмся!» — грянули холопы,
Из ножен выдернув клинки.
И вновь отряд Борха галопом
Летел искать свои полки.
Под вечер выбились из сил,
Бивак разбили в тихой роще,
Где под берёзкой, мирно росшей,
Борха внезапно сон скосил.
Борх видит вдруг, как у берёзы
Берёсту оросили слёзы.
И сквозь рыданья сей же час
Берёза повела рассказ:

«О, милый витязь! Лютый враг
Меня без жалости пытает,
Сгущает непроглядный мрак
И чёрным вороном витает.
Прийди на помощь, сохрани
Берёзку русую, о воин!
Да, будет сон её спокоен
И ясны будут её дни!»
Борх слова не успел сказать,
Как налетел коварный тать —
Жестокий ворон — и умело
Вершить своё стал злое дело.

Борх саблю острую достал
И голову отсёк злодею,
Но только просвистела сталь,
Как ворон каверзу затеял:
На месте старой головы
Возникли сразу же две новых,
Берёзу заклевать готовых
И Борха заодно. Увы,
Чем больше Борх голов рубил,
Тем больше он лишался сил,
А головы росли тем гуще
У птицы с быстротой гнетущей.

«Проснитесь, барин, уж рассвет!» —
Борх услыхал сквозь сон тяжёлый.
«Подушки же рубить не след,
Хотя товар они дешёвый.»
«Пафнутий, милый! Это — сон,
Нет и в помине злобной птицы?!
Ну, надо ж этому присниться!
О, счастье! Боже, я спасён!» —
С походной спрыгнул Борх постели.
Его шатёр стоял у ели.
Пафнутий взгляд лукавый кинул:
«Был, барин, ворон — только сгинул...»


Баталия

Приняв крещение свинцом
В двух мелких стычках с басурманом,
Не придавая весу ранам
И силы подкрепив винцом,
Отряд Борха к своим явился.
Борх поспешил скорее в штаб,
Аудиенции добился
И принят был, лишь час прождав.
Когда же после rendez-vous
Борх из штабной избушки вышел,
Он голос вдруг родной услышал,
Знакомый сызмальства ему:
«Борх! Ты ли это, старый друг?!
Дай обниму тебя, зулуса!
Ты, наконец, оставил плуг
Во имя Марсова искуса?!»
Да, то был Жуков удалой —
Корнет уланский и картёжник.
Однако друга нет надёжней:
За друга встанет он горой.
Борх с Жуковым пошли в избу,
В которой Жуков жил. И кружку
Вина под шпор хрустальный звук
Друзья подняли друг за дружку.
— Эх, Жуков, брат, ты всё такой,
Каким при выпуске был в школе.
— Да? А ты, Борхушка, что ли,
Столице предпочёл покой?
— Прирос к деревне я душой,
К её покосам и дубравам,
Где так привольно, хорошо...
— И к деревенским юным павам!
— Да, это тоже, Жуков-друг,
Нет лучше деревенской бабы.
Но расскажи-ка мне хотя бы
Про наш когда-то тесный круг!
Что Ковалёв? Уже министр?
— Нет, но уже советник статский.
— Да, он всегда умом был быстр
И до карьеры падок адски.
А Морозилин где, подлец?
Ведь я любил его как брата.
— Уехал, говорят, куда-то
Не то в Мадрид, не то в Елец.
— А ты-то как? — Служу тихонько.
— А почему ещё корнет?
— Да, был я ротмистром, но только
Попутал бес и... чина нет.
— Да, разметала нас судьбина.
А завтра смертный бой сулят.
— Так, выпьем по второй подряд,
Ведь veritas, друг Борх, суть vino.

А утром разгорелся бой:
Под трескот трели барабанной
Французы двинулись толпой,
Чеканя чётко шаг и чванно.
Орудия подняли вой,
Как свора псов над мёртвым телом.
Пуль стая, смерть неся с собой,
По полю битвы засвистела.
Навстречу тесный русский строй
Шагнул, упругий и упрямый,
Сквозь пушечной картечи рой
Штыкам на растерзанье прямо.
Сплелись тела в единый слой
Под блеск клинков белёсый, близкий,
Теряя Божий образ свой
И выпуская крови брызги.

Друзья, судьбой разлучены,
На флангах разных очутились.
Они самозабвенно бились
Не за награды и чины.
Борх и его богатыри
В ряды врагов разброд вносили,
Булатом рьяно их косили,
Стирая руки в волдыри.
А в это время — бой суров —
Был тяжело, навылет в руку
Шальным осколком ранен Жуков
И под крыло сдан докторов.

По окончании сраженья
Борх был в составе ополченья
На юго-запад отведён,
Про Жукова не ведал он.
А тот в повозке гошпитальной,
В горячке, к счастью, не летальной
Под медицинским попеченьем
Отправлен был на излеченье.


Парижская встреча
1
Борх всю войну прошёл геройски,
Под Лейпцигом и Йеной был,
Снискал себе известность в войске
И капитанский чин добыл.
Его дружина поредела:
Шесть человек из двадцати
В земле уснули по пути,
За правое пав храбро дело.

Живым Борх волю даровал
И отпустил их восвояси.
Пафнутий в ноги с жаром пал:
— Вас, барин, бросить? Не согласен!
— Ну, полно, встань! — Борх растерялся, —
Меня растрогал ты, друг мой.
В Париже с преданным слугой
Борх на два месяца остался.

2
Прожив в Париже месяц с лишком,
Борх ни минуты не скучал:
Театр, шампанское, банчишко...
К тому ж он скоро повстречал

Корнета Жукова: вояка,
У кабачка ввязавшись в драку,
Привычным манием руки,
Французам раздавал тычки.

— Ба, Жуков! Друг! И ты в Париже!
Как воевал? Гляжу, седой...
— Ami, не чаял, что увижу!
— Махнём-ка, брат, ко мне домой.
Вернее, не домой — в харчевню,
Я там снимаю "номера".
Хозяйка — бестия. Плачевно,
Что муж при ней. Хотя вчера

Напился он, и преизрядно.
Всю ночь проспал, как un cochon...
Пойдём, становится прохладно.
Как рад я, что тебя нашёл...

3
Друзья пошли к Борху домой
(Он жил вблизи от Нотр-Дама.)
Их на пороге удалой
Встречал Пафнутий: «Барин, дама
К вам заходила час назад.
Та, что намедни...» «Ясно, брат!
Тащи-ка нам еду скорее,
Не то мы с другом околеем».
Друзья отведали фондю,
Заев его французской булкой,
Затем залили в глотки гулко
Кларета целую бадью.
Зажав в руке бокал вина,
Рёк Жуков: «Слушай, старина,

Я расскажу тебе, как зла
Фортуна к воину бывает.
Её подвохам несть числа.
Кто-кто, а Жуков это знает!
Случилось это в прошлый год,
Едва установился лёд.
Моя уже зажила рана.
Я снова в чине капитана
Назначен адъютантом в штаб.
Меня к себе фельдмаршал вызвал
Однажды. «Жизнь иль смерть Отчизны
Зависеть, капитан, могла б, —
Сказал он мне, сверкнув очами, —
От вас, мой друг. Судите сами:

Вот вам депеша. Сей же час
Вы к генералу Н. скачите.
Депешу, скрыв от праздных глаз,
Ему, не мешкая, вручите.
В депеше — архиважный план.
Прощайте! С Богом, капитан!»
Я поскакал стремглав с депешей
То трактом, то тропинкой пешей.
Вдруг на дороге столбовой
Я увидал с гербом карету,
А в ней сидел укрытый пледом
Тиран французский. Сам не свой,
Я саблю выхватил из ножен —
Антихрист будет уничтожен!

Но только саблю я занёс,
Чтоб обезглавить корсиканца,
Как вражий взвод из-за берёз
Возник, блистая сабель глянцем.
Я вижу: силы неравны —
Враги решимости полны
И многочисленны к тому же.
Смерть, чую, надо мною кружит.
Двоих сразил я наповал,
Коня пришпорил и галопом
Помчался прочь. Мне вслед захлопал
Из ружей враг, но миновал
Меня в тот день смертельный жребий.
И всё же нет судьбы нелепей,

Чем горькая судьба моя:
Мой конь унёс меня от смерти,
К своим доставил в стан, но я
В погони страшной круговерти
Пакет секретный потерял!
А в нём был важный матерьял!
К тому же скрылся от расплаты
Мой и России враг заклятый.
Меня судил военный суд,
Приговорив к лишенью чина...
Эх, прочь уйди, тоска-кручина!
Подай мне, Борх, с вином сосуд!»
Борх Жукова обнял за плечи:
«Как рад я всё же нашей встрече!»


О-бычный сонет

Борх был помещик прогрессивный:
Растение- и скотовод.
Он в Гейдельберге интенсивный
Аграрный курс прошёл за год.
Борх прочитал трактат массивный
Про арагонский крупный скот
И загорелся мыслью дивной
В России основать завод
Для разведения быков
Породистых из Арагона.

Париж очищен от врагов,
Тиран с позором сброшен с трона,
А Борх под цоканье подков
Скакал в Испанию с поклоном.


Пиренейские разбойники

Уж миновали две недели,
Как на коней ретивых сели
Борх и Пафнутий и на юг
Пустились в путь к заветной цели.
Вот Пиренейских гор отроги
Стеною встали на пороге
Земли гишпанской. Солнца круг
Сиял с небес, большой и строгий.
Борх со слугой на перевале
В избе пустой заночевали,
А утром, свой прервав досуг,
Отправились в чужие дали.

Дорога горная змеится.
Ошую склон взмывает птицей,
Одесную — крутой обрыв.
Конь по тропе ступать боится…
Вдруг грянул выстрел. Ржанье, крики
За поворотом в шум великий
Слились. Но гомон перекрыв,
Незримый зверь зашёлся в рыке.
От рыка кровь застыла в жилах.
«Ба-арин, что же это было?»
Борх, пулю в пистолет вложив,
«Вперёд!» — воскликнул, полон пыла.

За поворотом — три кареты.
Меж них, в гишпанское одеты,
В испуге сгрудившись толпой,
Застыли смуглые брюнеты.
А перед ними, выгнув спину,
Расправив когти, пасть разинув,
Лев исполинский рвался в бой,
Спеша отведать свежанину.
Лишь бородач один без страха,
Вооружившийся навахой,
Держа её перед собой,
Скользнул ко льву единым махом.

Борх пистолет навёл на зверя,
Спустил курок, в удачу веря.
Лев рухнул и тотчас издох,
Свой пыл воинственный умеря.
Был бородач таков при этом.
Разбойник он, по всем приметам,
Был и отличнейший ездок.
За ним спаслись его клевреты...
Повозки первой дверь открылась.
Оттуда дама появилась,
Дрожа от страха, как листок
И на Борха, надеясь милость.

Но только льва узрела тело,
К нему как лебедь полетела
И стала горько причитать,
Скорбя над трупом охладелым.
Борх в стороне стоял смущённо.
К нему кюре в сутане чёрной
Спешил, чтоб объясненье дать
Поступку дамы удручённой.
Он сообщил Борху, что даму,
По льву устроившую драму,
Маркизой Сольдевилья звать,
Что путь она держала к храму.

«Раз в год она на Монтсеррате,
В монастыре, спасенья ради
Супруга вечныя души,
Молитвы чёрной Деве ладит.
Её супруг, вам скажет каждый,
Был полон приключений жажды.
В берберской будучи глуши,
Он львёнка раздобыл однажды.
Маркиз привёз домой зверушку
Супруге юной, как игрушку.
Зверь жил в довольстве, не тужил
И рос, нагуливая брюшко.

Супругов жизнь текла беспечно.
Но счастье не бывает вечным.
Маркиз простыл и занемог,
И мир покинул скоротечно.
Маркиза в горе безутешна —
Она любила мужа нежно.
Лев для неё с тех пор — залог
И цель любви её безбрежной.
По мужу каждый раз молиться
Брала с собою льва вдовица.
И зверь, глотая пыль дорог,
Был в клетке вынужден томиться.

И в этот раз на богомолье
Маркиза с трепетом и болью
Поехала, обоз собрав,
Смирившись с тяжкой вдовьей ролью.
Но на пути ждала засада —
На нас напал исчадье ада —
Разбойник Чави-Костоправ.
Его б давно повесить надо!
Его бандиты нам дорогу
Загородили. Слишком много
Их было. Но замок сорвав,
Нам лев явился на подмогу.

Всё остальное вам известно:
Вы нас от гибели спасли.
Но тем маркизе, будем честны,
Вы в сердце рану нанесли.»


Испанская кровь

Борх подошёл к маркизе робко:
«Мадам, я, право, не хотел.
Нелепо вышло всё, неловко.
Я сгоряча наделал дел!
Будь проклята моя сноровка!»
«Скажите, бравый чужеземец,
Откуда держите вы путь?
Вы не француз, не грек, не немец
И не араб какой-нибудь». —
Спросила у Борха маркиза.
В тоске её вздымалась грудь,
А в голосе был слышен вызов.

Борх отвечал с усмешкой нервной:
«Я — Борх — российский дворянин.
Со мной слуга Пафнутий верный.
Покинув ширь родных равнин,
Мы на войну ушли от скверны
Очистить захворавший свет...»
«Как, вы сказали, звать вас? Борхом?
Не может быть! Подумать только!
Когда б вы знали, сколько лет
И сколько сил я положила,
Чтоб отыскать ваш, сударь, след.
Да, я удачу заслужила!»

«Меня искать? Но для чего же?»
«Всё очень просто, сударь, я
Происхожу из Борхов тоже.
Была большой моя семья,
Но постепенно уничтожен
Был род Борхов Фортуной злой.
Мои родители скончались,
В живых — лишь я да братец мой.
Нас разлучили: я осталась
В фамильном замке, брат мой бедный
Отправлен в монастырь чужой,
Где сгинул он навек бесследно.

Но из преданий рода давних
Я знаю, двести лет назад,
Покинув дом, на север дальний
Прапращура уехал брат,
Где он осел — осталось тайной.
Я редко думала о том,
Пока немецкий доктор Инге,
Что мужа излечил от свинки,
Нам не принёс известье в дом
О том, что в славном Гейдельберге
Он дружен был с одним Борхом —
Идальго русским высшей мерки.»

«Дружище Инге здесь? Однако!
Его лет сто я не видал.
Прощаясь с ним, я, помню, плакал,
А он как крокодил рыдал.
При нём всегда была макака.
Бывало часто, мы втроём
Смотреть на чудо-бочки замка
Иль плавать в Неккаре идём,
Или катаемся на санках...»
«Он в Португалии сейчас.
Он и шалунья-обезьянка.
Ах, как я рада встретить вас!»

Причудливы судьбы капризы:
В Гишпании нашлась родня
У Борха. В замке у маркизы
Он гостем принят был. Ни дня
Не проходило без сюрприза:
То в честь него большой салют,
То пир, то маскарад, то танцы...
С заботою о чужестранце
Вин дорогих потоки льют.
Маркизы духовник, Пафнутий
За здравье рода Борхов пьют,
Поют, пируют, пляшут, шутят.

Раз Борх с маркизой в день погожий
Поехали гулять в лесок.
(Пафнутий выбрался попозже —
Он задержался на часок,
Воркуя с горничной пригожей.)
В лесу накинулась на них
Шальных разбойников ватага.
Борх был стремителен и лих —
Он выхватил из ножен шпагу.
Сперва сразить вождя? Резонно.
А кто вожак? Знакомый лик —
Дон Чави собственной персоной!

Борх с грозным Чави стал рубиться.
Жестокий завязался бой.
Борх мог бы с жизнью распроститься,
Когда бы не слуга-герой:
Пафнутий на подмогу мчится,
Разбойников застав врасплох.
Борх изловчился и бандита
Проткнул клинком в бою открытом.
Среди врагов переполох
Борх этой эскападой вызвал.
Главарь был жив ещё, но плох —
Пора ему готовить тризну.

Маркиза с гневом вопросила:
«Разбойник, кто тебя послал?»
Главарь шепнул, теряя силы:
«Ваш духовник.» — и застонал.
Смерть в тот же миг его скосила...
В содеянном сознался поп:
«Я Чави заплатил за это.
На всё готов пойти я, чтоб
Борхов последних сжить со света.»
Поп был маркизы сводным братом.
Сестру мечтал вогнать он в гроб,
Чтоб замком завладеть и златом.

Родившись незаконным сыном,
Всю жизнь испытывал он стыд.
Ребёнком будучи невинным,
Отправлен был он в дальний скит
Со строгим стародавним чином.
Он в келье полутёмной рос,
Мечтая о привольном замке.
Как выскочить из пешек в дамки,
Он задавал себе вопрос.
Монах вынашивал план мести
За горечь пролитых им слёз,
За униженья и бесчестье.

К маркизе поступив на службу,
Монах хотел её сгубить.
Но злобным планам непослушна
Судьба — Борх смог предотвратить
Свершенье замыслов бездушных.
Монах посажен под замок,
Ватага Чави разбежалась,
Суровый получив урок.
Борх, чувствуя к маркизе жалость,
Остался утешать вдовицу.
Пафнутию ж задержка впрок —
Он с горничной успел слюбиться.


Предательский удар

1
С маркизою простясь в рассветный час,
Сказав: «Marquesa, tengo que partir.
Voy a volver en junio quizás,*» —
Борх скок в седло и к югу покатил.

Слуга Пафнутий не поехал с ним —
Он с горничной пригожею остался.
Её любил он, ею был любим
И с ней, с согласья Борха, обвенчался.

Путь Борха пролегал в Андалусию,
Где ждал его рогатый крупный скот,
На пастбищах к траве склоняя выю,
Телят оберегая от невзгод.

Дорога привела Борха в Севилью,
Где воды глубоки Гвадалквивира,
Где воспаря над толчеёй и пылью,
На шпиль Хиральды, Вера** правит миром.

2

В Испании гитар, сигар и шпаг
В достатке и горячий воздух чист.
Идёт по площади цыганка, каждый шаг
Сопровождая треньканьем монист.

А в двориках тяжёлый виноград
Срывается с шпалер и — в сок о плиты.
И строго львы алькальдовы глядят
На шалости мальчишек неумытых.

И щиколотка тонкая мелькает
Из нежных кружев пышной чёрной юбки.
К фонтану привалившись, Борх вздыхает,
Глядит ей вслед и молча курит трубку.

Давно уже, испанкою пленён,
Он позабыл друзей, вино и карты.
Уныло он глядит на небосклон.
И на корриду ходит без азарта.

3
Борх полюбил сидеть по вечерам
В трактире стареньком "Луна и стремя",
Где пировало под извечный шум и гам
Цыганское воинственное племя.

Присев в углу за кружкою вина,
С цыганки юной не сводил он взгляда.
Ему порою мнилось, что она
Сама глазами встретиться с ним рада.

Увы, читатель, не одна гитана
Сумела страстный разгадать намёк.
В глазах в неё влюблённого цыгана
Недобрый загорелся огонёк.

И вот однажды в узком переулке —
В тот час, когда как дёготь ночь черна,
Когда шаги на мостовых так гулки
И нет в округе светлого окна —

Цыган возник у Борха на дороге,
А с ним ещё три дюжих молодца.
Свидетелем лишь месяц был двурогий
И вороны — предвестники конца.

Клинки скрестились. Просвистел булат —
Борх повалил здорового детину.
Но, отразив ударов встречных град,
Он пропустил удар коварный в спину.

Борх замер, пошатнулся и упал —
Из раны тяжкой кровь рекою хлещет.
Сквозь мглу он различил лица овал
И услыхал цыгана смех зловещий.