Звон твоих надежд

Когда-то я был молод. Когда-то воздух заполнял мои легкие так же легко, как сейчас земля сыплется мне на лицо и сырость просачивается сквозь каждую пору моей кожи. Лежать неподвижно – вот что действительно тяжело. Отсутствие каждодневных забот не компенсирует неудобств в ощущениях. Отсюда не видно, но я чувствую, когда всходит солнце и как мучительно теперь для меня, когда его лучи просачиваются сквозь землю и раздражают, буквально бесят, вызывая жгучее жжение, которое, правда, через некоторое время переходит в тепло, невыносимое тепло, разливающееся внутри. Но те минуты (или часы?), пока каждой клеточкой чувствуешь, как жжение съедает изнутри, текут вечностью для меня. Может так выглядит ад? Я не могу пошевелиться или отодвинуться, поменять позу, хотя жутко неудобно. О чем только они думают? Видимо, об удобстве в последнюю очередь. Скорее всего, им нужно поскорее отвязаться, скинуть груз со своих, еще живых, плеч. Мое любимое время, когда приходит ночь. Прохлада не изводит, она даже ласкает мое тело. Хотя смешно это называть телом, я, видимо, еще не привык.
Насекомые самые мерзкие твари! Они ползают, роют свои бесчисленные норки, мучают и беспокоят меня постоянно. Шевеление их тоненьких лапок повсюду сводит с ума! Создается впечатление, что все насекомые мира поселились в миллиметре от моего последнего пристанища. Постоянно взбалтывают землю, ее комья подают мне в рот, а я даже не в силах их стряхнуть!
Но недавно (я не силен в подсчете дней) появилась новая проблема. Постоянный шум наверху. Рокот, шум, грохот, гадкий, оглушительный смех, топот… Мне пришлось дождаться ночи и пройтись там, наверху. Я с ужасом обнаружил, что они посмели все уничтожить! Я не верил своим глазам (я бы так выразился, если был еще жив), но на месте моего (и не только моего, прошу заметить!) скорбного убежища теперь был парк развлечений – карусели, аттракционы, батуты, киоски с сахарной ватой – ну, знаете, всякая ерунда, которая так веселит малых детишек. И, можете себе представить, как днем вся эта ребятня орет и веселится, и топает, и грохочет своими аттракционами, а эти мерзкие клоуны гогочут и скачут, веселя весь этот сволочной цирк! Какое им может быть дело до таких мелочей, как я! Если бы мог, то разнес бы все там к чертям собачьим, камня на камне бы не оставил. Как они только смели построить в таком месте свой пакостный лунопарк!
Так я думал до последнего времени (а времени у меня теперь хоть отбавляй) и от одной только мысли о резвящихся там, наверху, заводился с пол-оборота и скрипел зубами, и, по-моему, даже чувствовал их скрежет. Но потом я решил, что мои обиды саморазрушительны (смешно при моей степени разложения). Лежать и злиться – нет ничего глупее в данной ситуации. И я решил развлекаться вместе с ними, может, хотя бы это отвлечет меня от жжения солнечных лучей, вот что мне пришло тогда в голову. Я бродил среди праздной толпы, бесконечно наблюдая, как огромные меховые зайцы и мыши корчатся, пытаясь рассмешить детей и родителей, как малышня водит хоровод по земле, где не так уж глубоко лежат кости людей, похороненных на старом, снесенном кладбище. Или мы должны уступить им место, заткнув свои претензии на покой и умиротворение куда подальше? Нет, лучше я заброшу такие мысли и пойду, попробую развеяться, чем я хуже? Для начала я выбрал аттракцион с забористым названием «Хип-Хоп». Выглядит эта забава, как металлические качели: сидения укреплены на П-образном железном основании двумя прямыми металлическими прутьями так, что могут крутиться вокруг своей оси, и переворачиваться, как по часовой, так и против часовой стрелки. Все сооружение по периметру украшено цветными мигающими лампочками (здесь все должно вызвать только радость). Я раньше ничего подобного не видел, и меня, признаться зацепило – особенно то, что все, кто там раскачивался, орали, как сумасшедшие. Думаю, что многие пожалели, что купили билеты, как только испытали первые вращения на этом аппарате. Сначала люлька с такими двумя смертниками раскачивается из стороны в сторону, потом начинает крутиться по кругу; затем сама люлька вращается вокруг своей оси то вперед, то назад так, что ты видишь, как небо проносится мимо тебя перед глазами; а потом земля несется тебе навстречу, грозя неизбежным столкновением; как ты тут же взмываешь опять вверх, и у тебя уже захватывает дух оттого, что твои ноги переворачиваются вверх, а голова оказывается где-то внизу… Признаться, после испытаний этого агрегата я даже пожалел, что уже не могу чувствовать, как они. К счастью, желающих прокатиться на этом аттракционе не очень много, поэтому мне всегда хватает места, чтобы разместиться самому рядом с новым посетителем адских качелей. Я смотрю на выражение их лиц, когда они начинают орать от страха и восхищения, и оглушительно смеюсь от души (только они меня не слышат, иначе парк давно бы опустел).
Иногда мне удается прочитать чьи-нибудь мысли, наверное, я могу улавливать только мысли, рожденные сильными эмоциями. Уже несколько раз я катался радом с одним пареньком. Он приходит сюда с завидной регулярностью в одно и то же время, около полудня, непременно с бутылкой пива в руках. На нем всегда одета одна и та же растянутая черная майка (он ее, наверное, никогда не меняет и не стирает) и затертые, видимо когда-то черные, джинсы. Лицо его печально и неподвижно, во всем сквозит безысходность и отсутствие желания жить. Длинное узкое лицо, потухший взгляд и светлые пряди, небрежно спадающие на глаза, выдают в нем безнадежного романтика, разочаровавшегося в жизни. Он обычно берет билет только на адскую карусель. Только в воздухе его лицо преображается и светлеет, я сижу рядом и смотрю ему прямо в душу. Я слышу, что он встревожен и обеспокоен, печаль и апатия охватила все его существо, жизнь перестала приносить радость, ничто не способно утешить его грусть. Любовь, снова эта несчастная любовь, как мне это знакомо: я не раз сталкивался с нею в те времена, когда еще был жив, когда мое сердце еще могло трепыхаться, как птенчик, в груди при виде любимой и желанной женщины. И теперь, когда рядом сидел этот паренек, лишенный смысла жизни лишь потому, что его разлучили с любимой, мне захотелось помочь ему. Я никогда никому не помогал, вот еще, я слишком люблю себя, а глупую привычку помогать другим я изжил еще в ранней юности. Но тут…. Он так смотрел в небо, когда качели взмывали ввысь, мечтал слиться с небом воедино и забыть о том, что не может быть рядом со своей любимой, беременной от него. На вид парнишке, скорее всего не было и шестнадцати, да и его избранница училась еще в школе, судя по его мыслям, которые я с легкостью прочитал. Но такую глубину чувств, какую я увидел в нем, поистине дано испытать не каждому, это уж точно! По обрывкам судорожных мыслей, мечущихся у мальчишки в голове, мне удалось восстановить примерную цепь событий этого печального романа. Он полюбил ее с первого взгляда, встретились же они просто и банально – на вечеринке по случаю дня рождения ее подруги. Она, себе на беду, ответила ему тем же, а именно тоже влюбилась без памяти. После первого в их жизни медленного танца, он впервые поцеловал ее при всех. Они стояли и целовались под восторженные крики и подзадоривания окружающих – это только еще больше возбуждало. Дальше все было, как в приятном и сладком сне: их первый для обоих раз, и последующие встречи, в которых осторожность была решительно отброшена, как ненужная мишура. В теплые мгновения блаженства не хотелось думать о будущем, было только настоящее нескончаемое состояние любви и счастья. Их любовь дала плоды, такое чувство не может исчезнуть бесследно, это было бы даже несправедливо (так я подумал, когда он предавался светлым воспоминаниям – единственному, что осталось у него в его недолгой, но такой изуродованной жизни). Она забеременела, и он был бы счастлив стать ее мужем и остаться рядом с ней навсегда. Но… Все было против них, родители запрещали видеться, в школе их предали анафеме, а ее просто запирали дома (хотя какой в этом толк, если она уже беременна?), его переселили к бабушке на другой конец города до тех пор, пока скандал не уляжется. О том, чтобы пожениться не могло быть и речи, матери с обеих сторон обещали покончить с собой, если свадьба все-таки состоится. А в его душе любовь жила, и он чувствовал, что она, где-то там тоже ждет и любит его… Он изводил себя мыслями о том, что он подлец, что бросил и предал ее; что он жертва своей трусости. Ведь был шанс все исправить, сбежать ото всех, и жить долго и счастливо втроем: он, она и их ребенок. Сначала он отрекся от бога, стараясь забыть тот мир, в котором допускаются такие страдания двух любящих сердец, стремящихся соединиться. Становилось лишь больнее, и выхода впереди все не было. Тогда он решил, что именно он лишний в этом жестоком мире и попытался уйти, перерезав себе вены. Но, как всякий самоубийца, он не смог рассчитать усилие надрезов, испугавшись в последний момент смерти, и остался жить. Да, действительно, на его руках остались шрамы, я видел. Мальчишка уже не боролся за свою жизнь, и просто плыл по течению, не испытывая ни страстей, ни привязанности, желая только покоя. В последнее время общество людей становилось все больше ему в тягость, и в поисках уединения он забрел в парк на набережной. Почему-то только эта карусель вселяла в него умиротворение и помогала продолжать существовать на этой земле рядом с другими людьми. Он понимал, что время ушло, что все потеряно, и ничего не изменить и не вернуть, но тяга к жизни и вера в себя не приходили. Жить ему не хотелось. Сегодня он пришел и сел на карусель в последний раз. Я точно видел, что он сделает потом, когда выйдет за ворота этого парка – там его ждет еще одно самоубийство, только теперь рука не дрогнет… А ведь я могу ему дать покой, действительно могу. Может быть, я оказался здесь рядом с ним не случайно? И этот сволочной цирк появился не случайно на месте моего захоронения? В своей прошлой жизни я не сделал ничего хорошего, я делал все ради себя и для себя. Наверное, этот паренек – мой шанс хоть что-то исправить в той жизни, в жизни живых, в которой меня больше нет.
Он сидит рядом со мной, пристегнутый металлической скобой к адской карусели «Хип-Хоп». Я рядом с ним на пустом сидении – он меня не видит, впрочем, как и всегда. Мы начинаем раскачиваться и крутиться вокруг своей оси. Он широко открыл глаза и смотрит в небо, оно сегодня в белых облаках. Вот он кричит, когда летит вниз, к земле. Кричи, мой мальчик, я тебе помогу, все у нас получится… Я всеми своими силами собираюсь в единое целое и устремляюсь в едином порыве в его открытый в крике рот. Оказавшись внутри, я вижу его душу: она сидит, съежившись, поджав колени к подбородку, желая обрести покой и забвение. Увидев меня, исчезает.
Поток свежего влажного воздуха опалил меня изнутри. Со всех боков меня сжимала какая-то масса, я, похоже, обрел границы…
- Эй, ты! Будешь сидеть здесь с глупой улыбкой до вечера или как? Очередь ждет, освободи место и катись отсюда, придурок! – слышу я окрик билетерши в коричневом берете и синем плаще, размахивающей у меня перед носом мясистой ручищей. Меня видят? – Ну же, живо! - я чувствую боль и сжатие (совсем, как в былые времена!) и передо мной уже асфальт, и чувствую во рту привкус крови. Так приятно быть живым!
Я встаю и иду навстречу заходящему солнцу. Нет, парень, я не дам тебе умереть. Ты будешь жить, и я пойду к ней, прижму ее к себе и уже никуда не отпущу. Уж мне ли не знать, что пока ты жив, ты всегда можешь изменить свою жизнь так, как этого хочешь именно ты и никто не в силах тебе помешать.
Никто не услышит беззвучный вопль, идущий из-под земли, крик души, обретший покой в старом растрескавшемся гробу, закатанном в асфальт под парком развлечений у реки. Не водите туда детей, да и сами не ходите, не советую: поменяться местами с мертвецом – не самый лучший выход из игры по имени Жизнь.