Да здравствут Франция!!!

Неврастения у меня началась на фоне заёба. В смысле, так сказать, глобальном. Ко мне приехала моя старая знакомая, и это самое моё многоплановое истощение началось с первой совместной ночи. В ту ночь я так и не заснул, ипохондрически чутко внемля нестройным завываниям своего молотильного аппарата. Она же спала с безмятежностью личинки бабочки-капустницы.
Идиллия сменялась кошмаром с закономерностью хаоса. Здесь всё ей не нравилось и вызывало раздражение. Ничто не в силах было устоять в сравнении с совершенной Францией. Химера французской безгрешности витала над каждой темой. Поистине безграничная демократичность передовой страны 18-го века её устами - 20-и летней девочки - диктовала пасынку демократии молодой и неопытной. Я беспочвенно долго смеялся: несколько дней, пока до меня дошло, что она не шутит. Я и раньше замечал у французов повернутость на ниве превосходства всего французского, но скорее относил этот бзик к качествам индивидуальным, а не национальным.
Утонченность аристократки - у которой свой дом под Парижем у худосочной Сены и скаковые лошади в Бретани - уже на третий день начала раздражать меня не на шутку. Вдобавок она ещё и вегетарианка. Мяса я решил не готовить, чтоб не создавать дополнительного дискомфорта. Ели мы всякую овощную отраву, которую готовили по очереди: я - из полуфабрикатов, она - из свежака. То есть ко всему, я ходил непросыхающе голодный. В ресторане мы заказывали опять-таки салаты, бруколи и другую дрянь: я апатично махал рукой на всё, что она мне с энтузиаимом предлагала. Одно утешение было: все явства аккуратно оплачивались бездонной крединой карточкой её отца или до хруста новенькими евро из её porte monaie.
В воскресенье был день водных процедур и капризов. К нам под широкий пляжный зонт - общественный, вбитый у бассейна, подсела бесцеремонная старушка и, блаженно вытянув из-под него на солнце свои старые пергаментные ножки, со всей своей климактерической страстью отдалась нескончаемой беседе по мобильнику. Вернувшись из бассейна в самом благодушном состоянии, я застал свою подругу в крайней степени возбуждения. За 20 минут моего отсутствия старушка успела ей изрядно осто****еть. Следующие пять минут выгнули меня до объекта шантажа. От меня требовалось немедленно усмирить нахалку, и в случае невыполнения мне грозила очередная её истерика. Я не задумываясь пошёл на сделку со своей тактичностью, будучи непосредственно вплотную ознакомлен с вулканическим разахом её истерик.
Можно сказать, меня припёрли к стенке. В данном случае тудно сказать, кто же из них был Харибдой. Сглотнув плотный комок, я повернулся к ничего не подозревающей пенсионерке (вряд ли она понимала по-английски) и предложил ей в самой вежливой форме, которую смог выдать сумбур переклинивших полушарий перенести свои мощи на безопасное расстояние от очага возможного насилия. К удивлению и моей несказанной радости (а я и не рассчитывал - судя по уверенной позе и тону старушки - что всё обойдётся без скандала) она суетливо выдала ворох извинений, и, забыв в альтруистическом порыве полотенце, и, продолжая что-то увлечённо бормотать в трубку в темпе аллегро, расстворилась в знойной дымке.
Тем же вечером после посещения супермаркета и бесплодных поисков эксклюзивно хлебного магазина - несмотря на мои заверения, что оного нет даже в пределах 10-и минутной досягаемости самого скоростного наземного транспорта (я учёл монолитность вечерних пробок по дороге в центр), мы устало ужинали. Я нервно кромсал хлеб и ковырял консерву с опротивевшим ещё с армейских времён тунцом. Она - деликатно отламывала кусочки горячего багета и с наслаждением уминала с сыром и мёдом.
Она томно закатила глаза: "Я ем, как во Франции" - донеслось сквозь пережёвываемый мякиш. Такое впечатление, что багет, отдаваясь этим белым зубкам, одновременно наяривает её саму, мысленно сублимировав в фаллическую квинтэссенцию её несравненной Родины. Попахивает перверзией: Франция всегда - воинствующе целомудренная дева, любвеобильно несущая свою оголённую грудь с революционно набухшими сосками ненасытно хлюпающему клювиками люмпен-пролетариату.
Интересно, что каждой фразой она перебирает весь диатонический ряд, отчего звук её голоса волнующий не менее, чем трель соловья. На этот раз, впрочем, никакого волнения я не испытал: на нервной почве у меня внезапно развилась дистония адекватного эстетически-возбудительного восприятия.
Через несколько минут её длинный палец вытянулся в направлении одной из булочек в корзинке: "бриёшь" - сыто промурлыкала она, настаивая ласковой улыбкой, чтоб я повторил за ней. У меня никак не получается выкартавить "р" - хотя в детстве только с помощью коварного логопеда меня избавили от этой напасти - и она не унимается.
Следующе дни мы говорили только про Францию. С её чуткой помощью у меня к Великой Франции развилась хроническая аллергия. Хорошо ещё, что когда ****ся, не орёт в порыве страсти "Да здравствут Франция!!!" Тогда что только и здравствует - это моё мужское начало.
Вот уже месяц, как она наконец воссоединилась с олимпом грёз мечтательных читательниц Мопассана, Флобера и Бальзака, а я пишу мемуары в редкие моменты перемирия между моим ослабленным организмом и выявленной у меня недавно неврастенией.
Finis