Глава, в которой мы не без удовольствия сообщаем о некоторых зам

С чувством братства, с чувством гордым
три девицы вечерком
собрались вокруг четвертой
тесным дружеским кружком.

Лилиана и Альбина
(я попал в гарем имен),
Ариадна, Эвелина
(стал я в них во всех влюблен).

Как красивы, как певучи
лица их и имена.
Но зовется тайно Дульче
злого мельника жена.

Чьей они подобны кисти?
Собрались вокруг свечи,
лица их насквозь, как листья,
опрозрачнили лучи.

Нечто вроде баньки, спорта –
три подруги вечерком
собрались вокруг четвертой
посудачить кой о чем.

То ли вяжут, то ли спицы
языков скрестились их.
– А скажи, сестра, кто рыцарь
странный этот, вял и тих? –

Задан был вопрос, и тихо
стало сразу, смущена,
лик и очи опустила
пред подругами Она.

– Ну же, словно бы впервые
вместе в парке видим вас?
Говори, иль мы чужие
и секреты есть от нас?

– Я не знаю… Что он просит,
не пойму я до конца.
Говорит, настала осень,
но прекрасней нет лица

моего, в лучах осенних
светит словно изнутри.
Волосы мои – как веник…
или венчик… пыль зари.

Да забыла я. –
– Вот ловок,
говорит одна сестра, –
хочет взять он красным словом.
Э, опасная игра.

– Предлагает мне он дружбу…
нет, наверное, любовь,
да, любовь свою и службу
красоте – помимо слов.

Говорит, между мирами
бродит чья-то красота.
Задарил меня стихами,
верность – вот его черта.

Ох, смутил меня. –
– Ни мясо,
он ни рыба, я скажу,
не разбойник одноглазый
и не принц, как я гляжу. –

Первая сестра сказала,
сморщившись. – Мне б подавай,
чтобы дух был из металла,
ну а жопа – каравай.

– Ну если б, – отвечала
ей другая, – если б мне
вдруг призналися в печали
и сказали, что во сне

видят, – навяжу носочков
для него, чтобы не мерз,
вышью все его платочки,
чтобы, помня, не был черств.

И украшу я квартиру
нашу ленточками так,
чтоб завидно стало миру,
это ж тоже не пустяк.

Исколола об иголку
я бы пальцы, и о нем
думала б все годы только,
чтоб была любовь, как сон. –

Третья молвила, подумав:
– Кем бы ни был он, совет
буду я его и дума,
и указывать на свет.

Приглашу гостей, коль нужно.
Научу, как воевать,
с кем водить войну и дружбу,
рано поутру вставать.

И меня, мои сестрицы,
чувствами не проведешь.
Стану я ему царицей,
кем бы ни был он, хочь вошь.

А тебе, душа земная,
рыцарь нравится? –
Глаза
опустила:
– Я не знаю,
я не знаю, что сказать… –

Ждали вздоха, замечанья,
что' добавит их сестра.
Но дальнейшее – молчанье,
если б длилось – до утра.

Первая сестра:

– Что за бредни это, бабы,
распустили слюни – стыд!
Если б… Только…  я бы…  кабы…
Вот – явился, мил и сыт.

Вторая сестра:

– Не дадим ее в обиду,
спрячем, грудью заслоним,
ляжем жертвой, вступим в битву,
сами справимся мы с ним.

Третья сестра:

– А придумаем мы вот что:
испытаем мы его.
Ум – на хитрость, страсть – на прочность,
и на верность – глаз его.

Будь сначала благосклонна
(ведь умеешь это ты),
любопытна, углубленна –
ум сойдет для красоты.

Первая сестра:

Будь смелей, и на свиданье
ты одно с ним согласись.
Даже раненою ланью
(взглядом, детка) притворись.

Коль полезет с поцелуем,
поиграй и привяжи
вообще к себе, волнуя
красотой как бы души.

Вторая сестра:

– Но назавтра, но на утро,
точно зная – подлетит
он на крыльях, златокудрый,
точно зная – пригласит

на серьезную охоту,
обольститель, златоуст, –
тут же вызови икоту,
откажи – движеньем уст.

Откажи – а что случилось?
Я ли, скажешь, не вольна
в мыслях, дался мне на милость,
мужу, скажешь, я верна.

Первая сестра:

– Стань бесчувственной, серьезной
(сделать это сможешь ты),
больше страсти, весу, грозно
сузь глаза и спрямь черты.

Ну а лучше – просто дурой
(это проще для тебя),
напомаженною, хмурой
притворись – что взять с тебя.

Отвечай и скалься крупно.
И, сжигая все мосты,
не преступна, неприступным
станешь замком красоты.

Третья сестра:

Это – логика. Коль любит,
выстоит и все поймет.
А не то лишь скажет – хлюпик,
посмеется и уйдет.

Дульсинея постигала
молча тайну ремесла
и мотала, нить мотала
да на ус – и все дела.

………………………

Ах, Пульхерия, Варвара,
Афанасия, Эсфирь,
ваши имена пожаром
слизывают целый мир.

Ваши тайны, ваши души
в них прозрачны, как стекло.
И мужской покой нарушен
звуком, ветром и крылом.

Будто в вас рудник безумья

и холодный бьет родник,
будто страсти в вас Везувий,
что умри, к нему приник.

Так загадочно певучи
в завиточках имена,
а простые – невезучи
и душа их не сложна.

Односложна иль двусложна…
Но конечно же, не так.
И звучали б очень ложно
имена, коль не пустяк.

Что не только в героиню
наш влюбился Дон Кихот –
оказалось странным имя,
Дульсинеей и зовет.

……………………..

За окном глядела темень.
Стало страшно им в тот миг.
Будто ходит где-то демон
и подслушивает их.

Первая сестра:

– Что притихли, бабы, ведь мы
сила. –
Только в тишине
прозвучало слово "ведьмы",
стало страшно им вдвойне.

11. 11. 1997