Вы от двери проплываете в пиве

Вы от двери проплываете в пиве,
пеной исходит среда обитания.
Боже, за что Вы сделали криво
мне обрезание?
Стих – не игрушка. Ножницы – лишние,
если отсутствует страсть – будто почести –
раны продолжить по коже и мышцам,
имени-отчеству,
по полюсам, где из минуса плюсом
слабость исходит пелевинским флюсом.

Вы деградируете василиском,
плечи сгибая под б р у т т о страдания.
Кто там за Вами с ухмылкой чеширской
мне в наказание?
Зеркало?
Зело...
Заело пластинку –
матовый диск позапрошлого века.
маты - похмельно икает Вертинский…
Бляха и млеха!
Хлеба и млека! И плоть мирозданий
в космосе сорванном от обрезаний.

Слово смолчит, если автор попросит,
в комнату дверь за собою прикроет.
Восемь углов – небеса и покосы,
и потолок – как бескрайнее море
пива.
И вы по-собачьи навстречу
полю, от рифмы приближенной минному,
словно икону потрогавший ветер,
запах дельфина.
Где моя вера во все, о чем верю?
В то, во что верить пока не умею?

Где моя сила агнца божьего,
сдуру младенцем заснувшего в чреве?
Слышите крики: «Ату!» и «Не трожь его!»
или же: «Каждой паскуде по вере!»
знаю, отпустите всем и без сдачи
толику чувств, не земных, не небесных,
и отползете на передаче
третьей в размеры гимнов и песен.
Не замечая, сквозь нас Вы шагнете,
ножницы в ножнах с обрывками плоти.