Занесенный снегом

— Убирайся отсюда, негодяй! И чтобы я больше никогда не видел здесь твоей вонючей морды!
— Простите, сэр, я всего лишь хотел попросить у вас небольшой отсрочки. Видите ли, меня выгнали с работы, и пока я не найду новую, я вынужден…
— Что?! И у тебя еще хватает наглости возражать мне, Эвилу Крайму? Убирайся, иначе тебе придется ползать по лестнице и подбирать свои косточки!
— Почему вы такой жестокий, мистер Крайм? У вас такое большое состояние, а вы… из-за пары монет…
— Ты мое состояние не трогай, — ответил Крайм, нащупывая в кармане кошелек, — а побеспокойся лучше о своих зубах, которые тебе пересчитает Харри!
— Но…
— Харри!
В комнату вошел шестифутовый широкоплечий гигант с лицом дебила. Литые мускулы играли под кожей, разрывая швы на одежде. Выставленная вперед челюсть и сдвинутые брови не оставляли надежд на спасение. Раздробленные суставы на руках и алчный взгляд, устремленный на Боба, свидетельствовали ном, что Боб — далеко не первая жертва этого вурдалака. Харри шагнул вперед, и люстра предательски закачалась, чуть не упав на плечи хозяина. Где-то зазвенела посуда.
Боб в ужасе закрыл лицо руками. Последнее, что он увидел, был чудовищных размеров кулак, приближающийся к нему…


Очнулся он оттого, что проезжавшая мимо машина окатила его потоком грязной воды из лужи. С трудом открыв глаза, Боб увидел чье-то лицо. Откуда-то издалека до него донесся еле слышный голос:
— Вы летели с такой скоростью, что чуть не сбили меня с ног. Вы не ушиблись? Может, вас отвести к доктору?
Боб глупо улыбнулся, пробурчал что-то невнятное и от страшной боли в челюсти вновь потерял сознание.
Окончательно он пришел в себя в приемной, перед дверью с табличкой

«ХИРУРГ».

Рядом сидела незнакомая девушка с длинными светлыми волосами и в том платье, какие носят девушки с постоянным, но небольшим заработком.
— Наконец-то вы пришли в себя! Вы лежали на улице без сознания, хотя это вовсе не повод, чтобы сбивать с ног прохожих. Сейчас доктор вас осмотрит, а я, пожалуй, пойду…
— Нет, нет, останьтесь! Иначе мне ничто уже не сможет помочь! — в отчаянии воскликнул Боб и заплакал, беспомощно опустив голову.
Девушка растрогалась при виде бедняги и представила, что будет, если она лишит этого человека последней надежды.
— У вас какое-то несчастье? — спросила она о первом, что пришло ей голову.
— Кто вы?
— Меня зовут Кэлли Эверглейдс. А вас?
— Боб… Роджерс… — медленно проговорил Боб и почувствовал, что его нижняя челюсть сворочена набок.
Кое-как подвязав ее носовым платком Кэлли, он вошел в кабинет.
В кабинете, кроме врача, мистера Пилла Трита, никого не было. Это был очень практичный человек, с первого взгляда определявший, будет пациент платить или нет. Сейчас он, увидев забрызганную грязью шляпу Боба, встал из-за стола и размял руки.
— Так-с, на что жалуемся?
Боб трясущимися руками показал на челюсть и просительно пробубнил:
— Видите ли, как бы вам это сказать… Дело в том, что у меня… временно… нет денег. Я…
— Ну и денек сегодня, — обратился врач к Бобу. — Вы уже десятый, кого приходится вышвыривать. Не беспокойтесь, дверь открывается наружу.
Боб вылетел из кабинета несколько неудачно, попав головой в мусорное ведро. Однако челюсть была на месте — врач знал свое дело.
Сняв ведро с головы и подойдя к ожидавшей его Кэлли, он мрачно сообщил:
— Идти мне теперь некуда.
Почему? — спросила она, наивно полагая, что человек где-то должен жить. — Вас ограбили?
— Нет, просто выселили из квартиры за неуплату. То есть, сначала выгнали с работы, потом — из дома, потом… Я что-то плохо помню, что было потом.
Кэлли на минуту задумалась.
— Вообще-то у нас в доме чердак давно пустует и…
При этих словах Боб издал воинственный клич и судорожно схватил ее за руку:
— А коврик перед дверью у вас случайно не завалялся? — и это была вовсе не ирония, а искренняя надежда получить приличное жилье.
Кэлли рассудила, что коврика перед дверью ей совсем не жалко, поэтому через десять минут они уже подъезжали к милому двухэтажному особнячку в пригороде Портленда, где она снимала маленькую квартиру.
Дом этот был, судя по всему, построен в те времена, когда Авраам Линкольн даже не предполагал, что его портрет будут печатать хоть и на маленьких, но зеленых бумажках.
— Ну, вот мы и приехали, — величественно провозгласила Кэлли, простирая руку к деревянному фасаду дома, раскрашенному в стиле «несбывшейся мечты о чем-то». — Как вам это нравится? Я сама это рисовала. Это хорошая реклама для покупателей — иногда мои картины действительно покупают.
— Вот бы сейчас задушил того негодяя, который так бездарно размалевал этот сарай! — восхищенно воскликнул Боб, на которого картина произвела глубокое впечатление. Будучи человеком грубым (таким его сделала работа), он не мог иначе выразить своего восторга по поводу увиденного.
Кэлли, понимая это, ничуть не обиделась.
Дверь им открыла миссис Гудвумен — благообразная старушка, владелица дома, жившая в нем, видимо, уже тогда, когда Джордж Вашингтон еще не умел выговаривать букву «р» и не знал, что такое политика.
— Добро пожаловать в наш Приют для сирот, — приветствовала она Кэлли и Боба. Она всегда почему-то называла этот дом «Приютом для сирот». — Вас, мисс Эверглейдс, я попрошу дать рекомендации для этого молодого человека. Иначе я не могу его впустить — у нас очень приличный пансион.
Миссис Гудвумен, как шепотом объяснила Кэлли Бобу, была несколько старомодна. Поэтому Боб вежливо высморкался в платочек Кэлли, пахнущий ландышем и, изысканно поклонившись, улыбнулся:
— А вы прямо-таки божий одуванчик, — и дунул в лицо старушке «парашютиками» от одуванчика, росшего в горшочке на окне, несмотря на зимнее время.
Та, приятно удивленная манерами молодого человека, позволила ему войти.
Боб, в соответствий с тем, как миссис Гудвумен называла свои владения, ожидал увидеть в коридоре ораву чумазых ребятишек, размазывающих по лицу сопли грязными носовыми платками, заменяющими им салфетки за едой, сосущих корки черствого хлеба и дерущихся из-за старой рваной набивной куклы.
Однако Кэлли, которой, когда она впервые пришла сюда, в голову приходили те же мысли, развеяла сомнения:
— Не ожидайте увидеть здесь ораву чумазых ребятишек, размазывающих лицу сопли грязными носовыми платками, заменяющими им салфетки за едой, сосущих корки черствого хлеба и дерущихся из-за старой рваной набивной куклы. Здесь живут вполне взрослые люди, имеющие постоянный, но небольшой заработок. Чердак как раз над моей комнатой, так что, если захотите, сможете весь день стучать мне в потолок.
— Хорошо, — сказал Боб. — А вы знаете азбуку Морзе?
— Я не знаю, кто этот мистер, которого вы только что упомянули, но зачем придумывать азбуку, если уже есть одна?..
Вечерело. Миссис Гудвумен пригласила своих жильцов ужинать под звуки патефона, наигрывавшего мелодию, популярную еще в те годы, когда люди писали мемуары при свечах и боялись паровоза.
Ужин был типичен для провинциального «Приюта для сирот». Пытаясь отрезать кусок от сардельки тупым деревянным ножом, Боб не без основания предположил, что она изготовлена на фабрике резиновых сапог «Мор и K».
— Однако вы прекрасно готовите, — произнес он, пытаясь поймать на вилку горошек, по твердости не уступающий гравию на дорожке перед домом.
— О, — воскликнула польщенная старушка, — вы мне льстите! Ведь этот горошек похож на гравий, а сардельки — на изделия фабрики мистера Мора.
— Какая самокритичная старушка, — сказал Боб на ухо Кэлли, ища глазами, где бы вымыть руки после того, как он вытер их салфеткой.
— Нет, что вы, — ответила Кэлли. — Просто она когда-то нянчила ребенка соседки, а та в благодарность раз в неделю готовит нам ужин. Сегодня как раз среда.
Боб, почувствовав, что эта беседа может затянуться до бесконечности, встал из-за стола и, вслух поблагодарив мистера Мора со всей его сапожной компанией, а также всю каменноугольную промышленность в целом, убрался к себе на чердак, где, укрывшись ковриком, лег на пол и принялся стучать по нему кулаком.


И приснилась ему миссис Гудвумен, в виде страшной колдуньи с распущенными седыми волосами и зелеными глазами. А звали ее уже миссис Дэдвитч, или, может быть, Грэйворм. Хотя, нет, миссис По Спайдерс. Она ворожила у себя в комнате над тазиком для бритья.
Перегнувшись через ее плечо, он увидел в тазике себя, но лежащим в гробу в черном фраке. В этот момент лицо старухи остекленело, она покачнулась, упала на пол и разбилась на тысячу мелких кусков…
— Что это вы разбили? — услышал он сквозь сон голос Кэлли.
— Старушку… — пробормотал Боб.
— Да, вы правы, не надо было ставить эту бутылку рядом.
— А что там было? — спросил он, окончательно проснувшись.
— Пыль, — ответила Кэлли. — И еще — маленький паучок. Теперь он, наверное, уйдет. Невежливо с вашей стороны тревожить постояльца…
— Мистер Роджерс, мисс Эверглейдс, прошу к столу! — донесся снизу голос миссис Гудвумен, стучавшей по потолку шваброй.


После тяжелого и продолжительного завтрака старушка принялась показывать гостям старые пожелтевшие фотографии, сделанные в те времена, когда магниевая вспышка могла осветить достопочтенного мистера Ш. Холмса, Д. Уотсона, инспектора Лестрейда и всю скотланд-ярдскую полицию.
Однако Боб, неожиданно вспомнив об одном важном деле, ушел, предоставив Кэлли одной созерцать обломки ушедших времен. Во дворе он плюхнулся в старый лимузин и принялся выколачивать мили из спидометра.
Все дело было в том, что Боб, подавившись одним из шедевров кухни мистера Мора, вспомнил, как когда-то его невеста, Джоанна Даксол, решив поразить Боба своими кулинарными способностями, приготовила нечто, очень напоминающее вышеупомянутый продукт.
Невеста! Черт возьми, ведь сегодня, двадцатого января, они собирались обвенчаться в церкви Св. Каталины, что рядом с ресторанчиком китайца Цзяня, где они, собственно, и познакомились.


Через два часа некая машина неопределенной марки, обрызгав полисмена мокрым снегом, подъехала к домику на окраине города.
— Понаставили тут столбов, а электричества нет, — недовольно пробурчал Боб, вылезая из машины. — А еще твердят о какой-то экономии…
Одной рукой придерживая рваную шляпу, а другой — грозя невидимым владельцам магазинов резиновой обуви, которые вместо того, чтобы выпускать высококачественные резиновые сапоги, производят сардельки и купальные шапочки, он проследовал к позолоченной двери красного дерева, за которой проживала его невеста Джоанна Даксол.
Боб позвонил.
B проеме открывшейся двери показалась голова.
— Кто вы и что вам здесь нужно? — спросил швейцар, в котором Боб тут же узнал дядюшку Билли, нянчившего его еще в те времена, когда Боб хотел стать Президентом.
— Как, Боб, это ты? — Билли прослезился. — Вот уж не ожидал тебя здесь увидеть… живым. Я слышал, за тебя взялся сам Харри? Нет, что это я говорю, уходи отсюда скорее, и чем раньше — тем лучше!
— Что с вами, дядюшка, неужто вы не рады моему визиту? А я уже представлял себе, как мы с вами пропустим по рюмочке старого доброго эля в обществе Д… Д… Дж… Да…
Он не договорил. За спиной Билли послышалось вездесущее «Кто вы и что вам здесь нужно?»
— Я Боб Роджерс, мне нужно видеть мою нареченную невесту, — испуганно пролепетал Боб, думая, что пришел очередной привратник. Но это оказалась сама Джоанна, или Джоан, как он любил ее называть, когда они были вместе.
Несомненно, это была одна из тех особ, которых видишь на светских раутах принужденно смеющимися над неудачной шуткой иностранного посла. На лице у нее было выражение непритворного сожаления о том, что ей приходится общаться с простыми смертными, которые недостойны даже созерцать ее.
Боба все это страшно удивило, о чем он и не замедлил сообщить Джоанне. Но он выражался простыми словами, которые она приняла за ругательства. Свадьба, разумеется, давно вылетела из ее светской головы. Еще бы! Совсем недавно она отвергла предложение графа Ауткаста Смитсуотера, а тут является какой-то Боб в рваной шляпе с обвисшими полями и заявляет свои права. Что с того, что три года назад они, не имея денег и положения в обществе, но горячо любя друг друга, решили отложить свадьбу до лучших времен? Теперь все изменилось.
— Эй, мистер, э… как вас там…
— Роджерс.
— Так вот, мистер Пропчерс (у Джоанны был насморк), прошлое не имеет для меня никакого значения, как для вас — будущее, и забудем об этом раз и навсегда! Всего хорошего.
— Но как же так?! — вскричал Боб, простирая руки к своему ангелу. — Мы же любили друг друга, и ты была совсем другой! Я вижу, тебе в жизни повезло больше, чем мне, однако это вовсе не повод, чтобы называть мою шляпу дырявой!..
— Уходите вон!
Но Боб явно не хотел уходить. Вода от растаявшего снега на шляпе, которую он нервно мял в руках, ручьями стекала вниз. Решающее действие оказало то обстоятельство, что вода эта стекала прямо на редчайший персидский ковер, подаренный ей султаном Хасаном-ибн-Даудом Третьим, которым восхищался сам Джон Смит!
Короткая, как выстрел, команда «Харри!» разрушила иллюзии Боба.
— Харри! — зазвенело в его глазах. Боб весь как-то сжался, во рту появился металлический привкус.
Харри не стал спрашивать, кто он и что ему здесь нужно, а просто вышвырнул Боба со второго этажа в сад.


Наступил вечер. В приюте для сирот зажегся свет.
— И куда это запропастился наш новый постоялец? — равнодушно спросила миссис Гудвумен у Кэлли. — Неужели ему не понравилась стряпня миссис Бэдмилл, нашей соседки? А может, он пошел в цирк?
— Вряд ли, — ответила Кэлли, — у него не хватит денег на билет.
— Что же вы, мисс Эверглейдс, так плохо едите? Угощайтесь, — сказала старушка, пододвигая к Кэлли банку компота, по вкусу напоминающего дистиллированную воду.
— Нет, спасибо, — ответила та. — Мне что-то не хочется…
Кэлли встала из-за стола и направилась к двери.
На улице было тихо. Подумав немного и вспомнив, при каких обстоятельствах она познакомилась с Бобом, девушка решила выяснить, не произошло ли с ним чего-нибудь.
— Добрый вечер, мистер Бэдмилл! (Черт бы побрал стряпню вашей жены!), — подумала она, постучавшись в дверь последнего, но вслух сказала только первую часть этой мысли.
Перед ней стоял бородатый толстяк лет сорока, с добродушным лицом и бутылкой в руке. Сейчас как раз был один из тех редких моментов, когда у него было хорошее настроение — в связи с временным отсутствием надоедливой жены.
— А, мисс Эверглейдс, чертовски рад вас видеть! Заходите, мы с вами отлично проведем время и попробуем наконец нормальной пищи.
Надо сказать, что Дик Бэдмилл предпочитал яичницу с грудинкой собственного приготовления самому сложному из всех блюд, когда-либо приготовленных его супругой. Почти все время он был навеселе, потому что вместо дистиллированного компота имел обыкновение потреблять неразбавленный виски.
— Как поживаете, мистер Бэдмилл? — вежливо спросила Кэлли.
— Скверно, знаете ли, — ответил он смущенно. — Три дня не емши, не спамши…
— Да, это довольно досадно, мне печально это слышать…
Мистер Бэдмилл, с ревом:
— А мне — легко?!
Видя, что разговор не получается, Кэлли находчиво переменила тему:
— Тогда давайте поговорим о вашем бизнесе, о деловых контактах…
— Во-во! Бизнес — в двух котельных работаю, а в свободное время вагоны разгружаю по четыре доллара за ночь!
— Как?! Вы не производите впечатление бедного человека, ваш дом…
— Во-во! Дом… Да у меня даже стула своего нет! Впрочем, пара стульев для вас найдется. А для начала я почитаю вам Диккенса!
— Я была бы вам очень признательна, — решилась наконец высказать свою просьбу Кэлли, — если бы вы одолжили мне ненадолго свою машину, которая — можете не отрицать — у вас имеется.
— И зачем вам машина, миледи? Вы думаете, там мягкие сиденья? Ошибаетесь — там их вообще нет.
— Ах, как бы вам это объяснить… Мне надо разыскать одного джентльмена — ну, да вы его знаете, его зовут Боб Роджерс.
— Да-да, — ответил Бэдмилл рассеянно. — Он попросил у меня сегодня план города и спросил, как проехать в Даксол-Лодж.
«Даксол-Лодж», как сказал ей Боб, Джоанна называла свой ветхий домишко где-то на окраине Смитвилл-сити. Городишко этот носил такое название в честь своего мэра Джона Смита, а раньше именовался просто Таун.
Все это Кэлли вспоминала, уже сидя в машине, на стуле, любезно одолженном мистером Бэдмиллом. Машина эта была такова, что, не проехав и половины расстояния до Смитвилла, сломалась. Хорошо еще, ее взял на буксир один добрый крестьянин на подводе, герр Майер.


Найти ветхий домишко Кэлли так и не удалось. То есть, таких домов было много, конечно, но ни один из них не назывался «Даксол-Лодж». Точнее, названий совсем не было, так как у их скромных владельцев не было денег на вывеску.
Тогда она решила посетить другую часть города — где не было ветхих домов; напротив, там каждый старался выставить напоказ собственное богатство. Здесь золоченые вывески красовались везде, даже на собачьих конурах и ошейниках.
Первый же полицейский сделал Кэлли замечание:
— Эй, красотка, почему твой жених не купит тебе новую машину вместо этой развалюхи, где вместо сиденьев один стул?!
— A почему у вас на голове нет лампочки? — парировала Кэлли и в гордом молчании удалилась.
Подойдя к двери с табличкой

«Даксол-Лодж»,

она долго не решалась постучать. Дом этот явно не соответствовал ее представлениям о нем.
— Кто вы и что вам здесь нужно? — осведомился уже знакомый нам привратник Билли, но, не окончив фразы, радостно вскрикнул:
— Как, Кэлли, это ты?!
Она сразу же узнала в нем того доброго дядюшку Билли, который нянчил ее в детстве, вспомнила его рассказы о дальних странствиях и удивительных приключениях.
— Ой, это вы, дядюшка?! А что вы здесь делаете?
— А я здесь привратник, — важно ответил Билли. — Что за день! Повидал сразу и племянника, и племянницу!.. Интересно, где сейчас твой брат?..
— Брат?! Какой брат? А я-то, признаться, думала, что у меня никого нет, кроме вас…
— Нет, Кэлли, у тебя еще есть кузен. Когда-то я тоже нянчил его, но, поняв, что на жизнь надо зарабатывать самому, он ушел из дома и нанялся куда-то. Ума не приложу, почему ты его не помнишь…
— Ну ладно, дядюшка, оставим родственные связи. Скажите лучше, не живет ли здесь особа по имени Джоанна Даксол?
— Tcс! — Билли прижал палец к губам. — Не произноси этого имени вслух! Хозяйка не любит, когда о ней говорят люди нашего круга…
— В таком случае, не приходил ли сюда некий Боб Роджерс?
— Так ведь я о нем и говорю, — назидательно пробубнил Билли. — Утром Харри выкинул его в сад, а потом спустился и выбросил через заднюю калитку, куда мне ходить воспрещается…
— Какая жестокость!..


После долгих поисков Кэлли наконец нашла калитку, которая, к счастью, оказалась незапертой. Вокруг ничего не было, кроме нескольких больших сугробов. Из одного торчала нога в ботинке, а на вершине лежала рваная шляпа.
— Та самая… — с ужасом подумала Кэлли.


Открыв глаза, Боб понял, что он в раю. Вокруг все было белым-бело; рядом маячили смутные силуэты ангелов, в одном из которых он не без удивления признал полисмена. Так разрушилась самая прекрасная иллюзия Боба, что в раю полицейских нет.
— А может, я в аду? — мелькнула мысль. — Там-то им всем и место! Хотя, вроде бы, не жарко, и где же, в таком случае, мистер Мор?..
Тут Боб увидел, как полицейский поднес к его рту стаканчик виски. Это был именно виски, а не манна небесная и не кипящая смола.
— Да, это может быть только на земле! — радостно воскликнул Боб и понял, что еще рановато думать о том свете.
Неожиданно пелена, окутывавшая глаза, спала, и он увидел всех своих старых знакомых: мистера и миссис Бэдмилл, миссис Гудвумен, мисс Кэлли, дядюшку Билли и, конечно же, мистера Рейнолдса, как тот представился.
— Слушай, старина Рейнолдс, ты уж извини, что обрызгал тогда тебя грязью и обозвал столбом телеграфным. Теперь я понимаю: я тоже хочу быть столбом!
Рейнолдс смущенно улыбнулся:
— Когда мисс Эверглейдс нашла вас, она позвала меня и я вас откопал. Так что за свое спасение вы должны быть благодарны именно ей.
— Кстати, — вставил свое слово Билли, — она ведь тебе двоюродная сестра. И поздравь меня: я уволен.