Целлулоидные сны

***
Не буди меня, милая, раньше времени,
не такого, брат, мы роду-племени,
не на тех, друган, помыслах настояны
и не так, соответственно, устроены.
Не складывайся, милая моя, до срока.
Мы - опавшие листья всевидящего ока,
добровольные жертвы,
счастливы пятибалльно,
умираем вовремя
и одновременно
совершенно непунктуальны.

***
Комичным будет наш финал...
Ч. Чаплин на спину упал.
Так это ж - я
при свете дня
с тоской в глазах бездонных.
А ты, в толпе узнав меня,
в объятия бездонных
страстей бросаешься
и нас...

комизм конечного потряс.

***
Словно жизнья исходят души.
Дай мне стать хоть немного лучше,
дай мне - малому - наглядеться.
Словно смертью исходит сердце.
Дай мне - робкому - силу взгляда,
дай и то, что пока не надо:
небозвонную песнь капели,
тень отца в мешковой шинели,
слезы матери. Черно-белые.
Дай две строчки, пусть неумелые,
но созвучные. Слышишь, милая?
Я способен собраться силами...

Дай тоски, чтоб с луной дуэтом,
и покой на душе при этом.

***
Снизойдя до визга,
каплей по капле
на обрывках жизни
покидать дыханье.
В глубине сарая
свет - как тень палитры.
Мы от неги рая
до шестой молитвы
доползем, смиренно
отравляя "клики"
на страницах... (тленность -
как эффект вериги).
И надеждой вшивой
взбаламутим сеть и.
за один паршивый эпизод до смерти.

***
В типичности надломленных материй
я вижу зверя
с присущими ему ветвистыми рогами
и макаронами-руками,
ногами, рассеченными надвое:
вот - первое, а вот - второе...
Копыта отливают серебром.
Материальный бес, измучившись с ребром,
пилой его от тела отделяет
(и вот еще один глагол)
стреляет
        глазами...
Мне бы смелости занять не-много -
оставить Козлорога
с ребром в руке, возможно, левой...
Но из него уже исходит дева.

***
косички маленькое олово
слова конфетки крошечные
на язык и заплатки на голову
нехорошие.
и вниз по улице Пушкина
за запахом пачки семечек
косички зернышко грушевое
темечко
стихами на работе ли прозой ли
косички штиблеты лаковые
да напрочь изойтись бы грозами
ласковыми

***
На пограничных рубежах
твоих несваренных желтков
нет лжи в отравленных ножах,
нет правды черно-белых снов.
Остановись, движенье вспять!
Дай мне войти в последный кадр:
соломкой жесткой полежать
и вздохом отразить удар.

Дай мне пройти бульваром дур,
там ,где шатался Азнавур,
Где воронье свело мосты
двух берегов, что так пусты.

Традиционнысть - горький чай.
Полынь-трава во власти фей.
В последнем кадре самурай
моим мечом пронзил постель.
А дальше - титры на стене,
и больше - под столом портрет.
Вранье плескается в вине,
в котором наших вздохов нет.

Не мне назначенный клинок.
(плюс тридцать пять)... всем телом взмок.
Не мне овации толпы -
и черно-белы,
и не-мы.

***
Нечего тебе скитаться, мальчонка,
по земле параши да паек,
вдыхаясь в то, что пламенно и тонко
обруливает невостребованность чаек.

И еще остатки колбасной шкурки
под ноги... не страшный, но все же порок.
Нечего скитаться, непутевый Юрка,
говорит, сам знаешь, не Господь Бог,
не Антихрист какой с бородой козлиной...
Говорит: "И дома много тайн", - а сам
отец, вернувшийся из магазина,
уже вперивается в бой Холлифилда с Тайсоном.

***
Синими ноготочками вспарываешь мои нежности,
гулко дробящиеся в неоприходованной безмятежности,
опласленно чистой, вратам уподобленной рая,
перед которыми Михаил
спросит: Ну что ж ты наделала, дорогая?"

***
Иногда – чего там – пушистой лапой
Пробираемся вместе и тихой сапой
Отмечаем отблески нитей талых
На щеках от нервов – морщинок старых.

На пробелах тем в окруженьи мыслей –
В них и жизнь, страдая от ржи, капризней
Мнится. Только мы растворяем веру
В небытие – и там все исходит пеной.
В небытье паденье, да так, без звука.
Где кончаются руки, не хватает рук, а
Пушок – загривок – н-изверг-ает небо.
Мир ползет, вперед ли, назад ли… слепо.
Мы корявой лапой теребим рану,
И пузырь готов полыхнуть в кармане.
Мочевой ли, рыбий (пардон) воз-душный.
Во вселенной (факт!) – как в сортире, душно.
Во вселенной (где там?.. не вскрыты ставни)
Поднимись повыше: и, возможно, станешь
И, наверно, будешь… только чьим последом?
Знает мир.
(а мне ты, прости, не ведом).
 
 ***
от жажды не спрятать
имеешь – не спиться
природой накручен
на тонкие спицы
немой собутыльник
и горлышко дыркой
из дупел зубовных
глазищами зыркать
лелеять простуду
и мерять гвоздями,
а где-то до воли
полвздоха ноздрями.
от жажды не скрыться,
сбежать – в обиходы,
вот так шизанувшись
от дикой свободы.

***
и кошки серы на звездном фоне,
и лунный запах в пустом плафоне,
и пересуды, и голос сверху
такой ехидный, и запах серный
от ног – простуда и два с полтиной
на аскарбинки и анальгины.
и жалко денег, и не иначе
и граммов двести, и чтоб без сдачи
и чтоб – в пакетик всю совесть мира
и просыпаюсь в чужой квартире
и песня – слышу – звучит, стеная
и нет плафона – луна нагая

Иудушка

От боли остаётся ложка
в год високосный и киношный.
И - чудо! - в девственных местах
Иуды сохнут на крестах.
Летит душа стрелой прозрачной,
удавкой вытянутой, смачной,
и тихий голос (паразит)
ей оглянуться не велит.
И вправо, влево – нету лёту.
иду двадцатого, в субботу.
В стигматах руки,
на душе
лишь богохульства,
    но уже
темнеет кадр внутри экрана.
Переступаю полог странный.
Бездушному не надо ль мало?…

И с зрительным сливаюсь залом.