Eгорка

Я в сорок первом, на войне,
Служил бойцом в разведке.
И доставалось нам вдвойне,
И, признаюсь, нередко.
Сперва в разведке, а потом,
Когда вершили дело,
Когда взрывчаткой и свинцом
Орудовали смело.
Однажды, с боя выходя,
Закончив перестрелку,
В лесу наткнулся на коня.
Видать, породы редкой.
Он грязен был и очень худ.
Косил тревожно оком.
Но, хлеб, с моих таких же рук,
Он взял, вздохнув глубоко.
К себе на шаг не подпускал.
Храпел и ржал тревожно.
Но все же следом зашагал,
Ступая осторожно.
Под тяжестью его ноги
Не хрустнул лист,
Не выстрелила ветка.
Его услышать не могли,
В лесу засевшие враги.
Ну, явно, конь с разведки!
Мы шли, ощупывая лес:
Я взглядом, он ушами.
И начал таять занавес,
Возникший  между нами.
Вот, наконец, к своим пришли.
Он сразу лег под елкой
И долго и тревожно спал,
Не чувствуя иголки.
Видать, наш партизанский вид
Давно уж был ему привит.
Проснувшись, сена он поел,
Попил воды с ведерко,
И, кажется, помолодел,
Повеселел  Егорка!
Егоркой я его назвал,
Как мерил лес шагами.
Имен я много называл,
Зверей и птиц, названья трав,
Но только на «Егорку»
Он шевелил ушами.
Он никого не признавал.
Не брал с ладоней яства.
Кто посмелее был - кусал.
Не знал он панибратства.
За мною все же он следил,
Коль не был я в разведке.
Ко мне поближе подходил,
Но это было редко.
Прошло немало томных дней,
И вот, однажды утром,
Коснулся он щеки моей
Губою теплою своей.
Ну, невзначай как будто.
Я повернулся и легко,
Чтоб не спугнуть доверия,
Погладил белый лоб его,
И веря, и не веря.
Дыша в лицо мне горячо,
Как преданность бесспорную,
Кладет он мягко на плечо
Головушку покорную.

И под седлом послушным был,
И понимал с полслова.
Но вот,  однажды угодил
(Когда в разведку в тыл ходил)
Я с ним в кольцо свинцовое.
Вдруг взбеленился словно конь:
Горит в глазах его огонь,
И уж ни плеткой, ни уздой,
Никак мне с ним не справиться.
А пули, как пчелиный рой,
Перед лицом и за спиной-
Ну «чмокнет щас» - красавица.
И, словно в воду поглядел,
Поцеловала клятая…
Ну, что за дьявольский удел…
Ведь это уже пятая.
Почуяв слабость в поводах,
Рванулся мой Егорка,
Презрев опасности и страх,
Оврагом, косогорком,
Через колючие кусты,
Валежник, буреломы,
Как будто бег в перегонки
Не на войне, а дома.
Стонал над нами черный лес
И пели пули звонко.
То был, действительно, забег
Со смертью вперегонки.
И вынес он меня тогда
Из - под свинцового дождя,
Как бают в русской знати,
 «И вовремя, и кстати».
А рана липовой была-
Меня лишь вскользь задело…
А вот мыслишка у меня
Под шапкою засела…
Я понял, что Егорка мой
В лесу, попав в засаду,
Поводья рвал из рук долой,
Чтоб обойти смертельный бой
И унести меня с собой,
Жизнь получив в награду.
С тех пор ни разу я в бою
Не понукал его уздою,
Доверя жизнь ему свою.
Он был теперь моей судьбою.
В бою он был непревзойден:
Седьмым каким-то чувством
Он  миновал любой заслон!
Я сотни раз был удивлен
Таким его искусством.
Бывало, вдруг, окаменев,
Стоял он под сосною.
Потом, как будто захмелев,
Летел вперед стрелою.
То поворачивал назад,
То падал на колени…
Я знаю: был он просто рад,
Что обманул опять он ад
И вырвался из плена!

Но вот окончилась война
Весною в сорок пятом!
Победу празднует страна!
Отоспались ребята.
И автоматы сдали в склад,
А танки - на платформы.
Награды золотом горят
И все в парадной форме.
А мой Егорка от меня
На шаг не отступает
И, в рощу вешнюю маня,
Как человек, вздыхает.
Не ест зелену мураву,
И сочный лист не тронет,
И свою буйну голову
Ко мне на грудь он клонит…
А ведь, действительно, беда!
Нам надо расставаться…
И стало сердце у меня
Как есть, на части рваться!
По кабинетам и чинам
Ходил и бил поклоны.
Но все отказывали нам-
Не слышат наши стоны.
Но этот конь – товарищ мой!
Здесь ни к чему Уставы!!!
Я увезу его с собой
В деревню, где дубравы,
Где шелковистая трава
Духмяна и по пояс.
«Пиши в Москву», - мне говорят
Ребята в один голос.
И вот Буденному письмо
С моею просьбою ушло.
Что удивительно: война…
Но вот письмо солдата
Не пропадало никогда.
Как знамя было свято!
И бравый малый почтальон,
Как для родного брата,
Забыв про усталь и про сон,
Отыщет адресата!
Пришло письмо,
С печатью из Москвы,
Сухой казенный штемпель.
Ну, думаю,-«Пропали мы!
Зачем такой мне дембель?!»
Не из трусливых был в бою…
А здесь как вкопанный стою
И руки и колени
Дрожат как лист осенний.
А почтальон мне говорит:
«-Давай, не трусь, братишка!
Сейчас твою судьбу решит
С Москвы большая шишка!»
Я сразу подпись прочитал:
«Семен Михайлович Буденный.»
И мне понятен стал финал!
Его я очень долго ждал
Я стал, как вновь рожденный!
Потом письмо читали все:
«-Наслышан, - пишет он в письме,-
О Вашем я Егорке
Такой товарищ на войне
Бывает дорог нам вдвойне!
И коль связали Вы судьбу-
Я разлучить Вас не могу!»
И далее штабным приказ,
Чтоб все оформили для нас.
Как и положено солдату
Вагон и провианту.
И вот в теплушке едем с ним,
Весною очарованы.
И сколь хотим на сене спим,
В любое время поедим,
Уставами не скованы.
Вокруг Российская земля
Из пепелища скорбного
Уж поднимает зеленя,
В долины синие маня,
Солдата миротворного.
Еще немного… и наш дом!
Нас встретят радостно у входа
И мы войдем во двор вдвоем,
Под взглядом ласковым народа.
И руки теплые родных
Обнимут нас. И обожгут губами,
Как долгожданных, дорогих,
Как избавителей своих,
И оросят слезами.
И вот последний перегон.
Еще чуть-чуть, еще немного,
 И через луг широкая дорога
Нас приведет в родимый дом.
Но полустанок мой родной
Поник, как раненная птица.
Как будто злая колесница
Прошлась проклятою ордой.

Поселок мой – и тот,
И, вроде бы, не тот…
И улица какая-то чужая,
И вспахан бомбами пустынный огород,
И, словно вымер весь народ,
И вместо дома - гарь пустая.
Лишь черный тополь во дворе
Простер, как руки, ветки к небу:
Он молит у небес победу
И мира страждущей земле.
А в сердце боль не залечить ничем,
И мысль стучит в башке шальная:
Я обделен судьбою всем!
А жизнь могла бы быть иная:
Я мог остаться при полку
В почете, звании, наградах,
Егор со мною был бы рядом!
Вот он косит тревожно взглядом
И жизнь моя на волоску.
Тут подошел столетний дед.
Он был по-зимнему одет.
Сняв шапку, низко поклонился,
И волос был его так сед,
Казалось, ореол светился.
«Прости меня, солдат, прости…
Пришел к тебе с недоброй вестью:
Твой отчий дом с родными вместе
Фашисты клятые сожгли…
То, что осталося от них…»
-«Молчи Отец!!! Прошу, молчи…
Не вынесет такое сердце.
Куда же мне с Егором деться?
Где выход из глухой ночи?!»
И, вынув флягу из мешка,
Мы молча выпили немного
«За то, что кончилась война,
За то, что кончилась дорога».
Напиток импортной бутыли
Я вез с войны семье родной.
Мечтал: за встречу выпью с ними,
А пить пришлось « за упокой».
Не знаю, сколько дней прошло,
Но ночь ушла
И солнышко взошло!
И вот, исследуя наш двор,
Вдруг во все легкие Егор
Заржал…
Призывно, чисто, звонко
И зов понесся за бугор.
Ответ пришлось нам ждать недолго:
Речушка наша ведь не Волга!
Через поле, через плес
Ему ответил лаем пес!
Знать, на этой на мели
Мы с Егоркой не одни!
И, как бы там ни горько было,
Зазеленели тополя,
И жизнь уже вперед манила
Нас на колхозные поля.
Эти тягостные годы
Мы делили пополам:
Помогали мы народу,
А народ, конечно, нам.
Мы косили и пахали,
Крыли крыши и при том
Никогда не забывали
Строить собственный свой дом.
Мой Егор поник главою
И заметно похудел.
Знал, что это - поле боя –
Не отлынивал от дел.
Поднималася страна…
Вся изранена. Калека…
Нам пророчили полвека,
Чтобы встать на стремена.
Но ошиблись господа.
Смотрели, видно, не туда!
И уже через два года!!!
Хлеб был вольным для народа.
И прошло совсем немного –
Стал зажиточным колхоз.
И велением народа
Отпустили нас в «извоз».
Еще долго мой Егор
Сам ходил на конный двор.
Но в конце концов «дошло»,
Что время отдыхать пришло.

Зеленый лес, в прохладе утопая,
Шумит над речкой голубой.
Земля моя – кусочек рая
Моей России трудовой.
И воздух чист, прозрачен вдаль,
Звенит и блещет, как хрусталь.
За рекою, за бугром,
Стоит красивый, чистый дом.
Без оград широкий двор,
Во дворе стоит Егор.
Чист, спокойный и красивый,
Чуть ноздрями шевелит.
Сразу видно: он счастливый.
Словно бронзою покрыт.
Не стреножен, без узды.
Видно, в этом нет нужды.
На завалинке хозяин –
Щелки глаз, в улыбке рот.
Чай, кипящий в самоваре,
Тихо песенку поет.
Что вводить вас в заблужденье
Кто был хозяином коня!?
Вы догадались, без сомненья,
Что хозяин, это – я!
Вдруг Егор запрял ушами,
Взгляд встревожено косит
И, признаться,  между нами
Чуть заметно, но дрожит…
Что ты, милый мой Егор?!
И я выглянул за двор…
Чуть поодаль, на поляне,
У излучины реки
Стали табором цыгане.
Засверкали огоньки.
Дым, поднявшись над кострами,
Лег удушливой тесьмой
Меж густыми камышами,
Над осокой молодой.
Ну, Егор, чего бояться?!!
Ты же все – таки со мной!
Это только лишь цыгане
К речке съехались толпой.
Постоим еще немножко
А потом пойдем и спать…
Может быть, овса лукошко
Хочешь на ночь пожевать?
Но Егорка от ворот
Сделал резкий поворот.
По зеленой мураве
Прямо  в стойбище идет.
И, забравшись в темный угол,
Ухом, как в войну, прядет.
Мой родной! Ну, что с тобою?
Что встревожило тебя?
Успокойся, ты со мною.
Ты надейся на меня.
Егор, уткнувшийся в плечо,
Дышит тяжко, горячо.
И как будто молча просит:
-«Поласкай меня еще».
Егорушка, ложимся спать…
Я поставлю здесь кровать.
Мы с тобою как в разведке,
Будем рядом ночевать.
Ночь прошла тревожно, чутко.
Спать никак он не хотел:
Бил копытом поминутно,
Тихо ржал и чуть храпел.
Думал я, Егорку гладя,
Что-то, что-то здесь не так!
Что-то срочно сделать надо…
Только что, когда, и как?
И, обняв его за шею,
Как кухарку бригадир,
От усталости немея,
С ним всю ночь проговорил.
Когда солнышко взошло
Вроде все уже прошло.
Но осадок неприятный
Долго был в душе еще.
Но недели через две
Вдруг пришел цыган ко мне
Говорит: - «Продай лошадку!
Ни к чему она тебе».
Говорю ему - «Послушай,
Этот конь-товарищ мой!
Это друг мой самый лучший,
Это просто - брат родной!
Жизнью я ему обязан
Не сегодня, а с войны…
С ним единой нитью связан -
Я остался без родни,
Он теперь моя отрада
И скажу тебе цыган
Торговаться зря не надо:
За полмира не отдам.
Разговор окончен - баста!
Скройся с глаз моих долой!
Выброси из головы чубастой,
Что Егорка будет твой».
Он ушел. И мой Егор
Шустро выбежал во двор.
Дни бежали, словно речка,
Замечалися едва.
Поспевала в поле гречка,
Наливалися хлеба.
Лето красное в разгаре.
Сенокос уж «на носу».
Мужики в своих амбарах
Ладят заново косу.
Мы с Егором на лугу
Косим сено в общей связке.
Воздух пряный, словно в  сказке
Передать Вам не могу.
Откосились. Копны сена
Словно шапки за стеклом.
Луг, как будто кто-то сени
Чисто вымел помелом.
Не успели на ладонях
Заживиться мозоли -
Снова слышны перезвоны,
Снова в деле косари.
То с утра до самой ночи
Косари клепают косы-
Начинается страда…
Рожь, как лебедь, выгнув шею
Держит колос на весу.
Под лучами солнца зреет,
Ждет поющую косу.
И зерно златым потоком
Хлынет речкой в закрома.
Урожай весьма высокий -
Будет хлебная зима!
На праздник «Новый Каравай»
Изо всех концов России
Те, что были еще живы
Телеграммы шлют: «Встречай!»
Мы с Егором у ворот
Всех встречаем добродушно!
Улыбается радушно
Партизанский наш народ.
Обнимаются, целуясь –
Не видались целый год!
А счастливому Егорке
Каждый почесть отдает:
Кто потреплет ему холку,
Кто искусно, очень ловко
Гриву в косы заплетет.
И к губам кусочком сахар
Или пряник поднесет.
И на весь огромный двор
В самом центре мой Егор!
Вот расставлены столы,
Белой скатертью накрыты,
Снедью вкусною забиты -
Постарались мужики!
Весь колхоз и ветераны -
Как единая семья!
И, обычаи храня,
По «сто граммов» льют в стаканы.
Тут поднялся старшина…
А за ним и весь народ.
Вспоминают имена,
Город, дату, месяц, год.
Всех девчонок и мальчишек
Всех, кто есть, наперечет!
Пусть им будет вечной память
Кто до дней сих не дожил:
Кто вошел в гранитный камень,
А кто вовсе без могил -
В чистом поле за Россию
Буйну голову сложил.
«-Почтим…» - промолвил старшина.
Наступила тишина…

Лето таяло, как свечка.
Как горох стучат дожди.
И к своей родимой речке
Руки тянут ручейки.
Словно дождь грибной – нежданно
Появился вновь цыган
И непрошено – незвано
Он во двор пробрался к нам.
Он предстал в обличье вора:
-Разговор запомни наш –
«Уведу, клянусь, Егора,
Если волей не отдашь!»
«Ну и ты, цыган, запомни
Неизменный мой ответ:
На твои любые козни
Я всегда отвечу: «Нет!»
И, чтоб ты в последний раз
Был непрошенным у нас!»
…Наступило «Бабье лето» –
Благодатная пора
Для художников, поэтов…
У молодок с «Бабьим веком»
Снова вспыхнула весна.
Разомлело бабье сердце…
В лес бредут,  «забыв» лукошки,
Потаенным счастьем  греться,
Словно мартовские кошки.
Мы с Егором, грешным делом,
Тоже в рощу собрались.
Отдохнуть душой и телом,
Ягоды отведать спелой,
Квасом, луком, хлебом белым
И лукошком запаслись.
По сравненью с огородом,
Как прекрасно на лугу
Средь веселого народа!
Но природа есть природа
Здесь солгать я не могу.
Речка, рощица с поляной,
Бездна неба, облака,
Ароматом воздух пьяный
Кружит голову слегка.
Я улегся на траву,
Тучки в небе созерцая,
Журавлей крикливых стая
Опустилась на косу.
Где-то дятел долбит ствол,
Дышит рядышком Егор.
…Канул день…
В тревожном мраке
Надо мной гремит война
И зовет меня в атаку
Бравый ротный старшина.
…Я проснулся в диком страхе,
В потом смоченной рубахе,
Деревянная спина.
На поляну кинул взор –
И, как молния блеснула,
Мысль сознанье полоснула
Острой шашкою: «Егор!!!»
Я поднялся, как побитый…
Что со мной за ерунда?!
Словно кол в затылок вбитый
Сердце «екает»: «Беда!»
Я позвал, собравши силы:
- «Егор! Егорушка! Его-о-о-р!»
Голос бьется об осины,
В потолок осенний синий,
Возвращаясь эхом: «Во-о-о-р»!
Но Егор не отозвался,
Не пришел на сердца зов.
За себя я не боялся,
Только жив бы был Егор.
Я три дня искал Егора,
Глаз три ночи не сомкнул.
Весь колхоз без уговора
К моим поискам примкнул.
Даже ушлые мальчишки,
Перестав играть в войну,
Позабыв мячи и книжки,
Взбудоражили страну.
И отряды следопытов
Ищут след… хотя б копыта.
Подключилась и разведка,
МВД и егеря.
Донесенья очень редки:
-«Мы стараемся, но зря».
Я сидел один, убогий,
Безо сна, лишившись сил…
Жеребенок тонконогий
(Это был Егоров сын)
Белолобый, с кличкой «Строгий»
Двор мой тихий навестил.
Теребит мои ладони
Своей теплою губой.
Глаз доверчивый и томный
И ресницы бахромой.    
Обошел он двор знакомый,
Начав путь свой от крыльца,
Как хозяин здесь законный
Своего искал отца.

В середине октября
Без прощанья и поклона,
Никому не говоря,
Вышел человек из дома.
За плечами рюкзачок.
Фляга в нем, буханка хлеба,
Соль, сальцо, еще лучок.
И дорожный посошок,
Словно ось земли и неба.
Обошел места родные:
Чащи, рощи и поля,
Озера, реки голубые,
Лугов просторы заливные
Только все напрасно, зря…
Где бы он ни появлялся,
Ему сочувствовал народ:
- «В Молдову надо Вам податься,
Там цыган невпроворот!»
Украину и Молдову
Из края в край исколесил.
Сапоги свои кирзовы
Уж давно поизносил.
Подаянием питался.
Подрабатывал слегка.
Как искать он ни старался,
Куда он только ни кидался –
Кругом «сплошные облака».
Вместе с раннею весной,
Потеряв совсем надежду,
Подлатав свою одежду,
Он решил идти домой…

Речка, лес, луга, поляна
Дышат свежестью весной.
Одинокий за рекой
Дом стоит как часовой.
Пахнет хлебом. Утром ранним
Дым струится над трубой.
Все ухожено, «прибрато»
И посажен огород.
Поработала лопата –
Позаботился народ.
Ведь деревня-то не город.
Работящий здесь народ –
Стар и млад всегда законы
Наших прадедов блюдет.
Человек ушел с зарею,
Без сожаленья бросил дом,
Но испытанный судьбою,
Затосковал душой о нем.
Опираясь на клюку,
Подошел к своим воротам.
- «Боже мой! Но кто же, кто там?!
Глазам поверить не могу!»
Ночью этой шел Егор
Крался, прятался за ветки,
Словно снова был в разведке…
Обогнув едва бугор,
Вбежал трусцою он во двор.
Раньше лишь всего минутой
Воротился он домой.
Грязен, худ, следы от пута
И с разорванной губой.
Ребра выперли, как будто
Кто прошелся бороной.
Главой поник он на плечо,
Тихо ржет и бьет копытом.
Человек с лицом небритым
Его целует горячо.
Сердобольный наш народ
Гурьбой собрался у ворот.
Это было словно в сказке,
Может быть, еще в кино:
Плакал конь…
У человека слезы кончились давно.



.