Кенотаф 9 мая 2002 года

«Здравствуйте, моя дорогая. Вам пишет ветеран Великой Отечественной войны. Моё имя – »
[конец цитаты]

Победе Совет
ского Союза
над Герман
ской Импе
рией посв.

1. Вступление

«Если мне верно сообщил В.С-ч, то передавайте также мои сердечные поздравления г-ну В.Н-у в связи с нулевой годовщиной его …»

Как не преданного земле дух,
как тот, кого изгнал ад,
я приду. Я себя вплету
в ваших судеб тугой канат, –
я за каждым быта витком
залёг, как былого тромб:
то запахну забытым цветком,
то далёким блесну костром.
Свет по-прежнему будет жив,
лишь закажется вам в нём,
– когда весь он из нежной фольги, – одержим,
я им прохаживаюсь с огнём.
Я, как пламя, мосты пожру
меж вас. Чтоб друг друга обнять
не протяните ваших рук,
боясь, что руки найдут меня.
Я – объятый пожаром дом
без дверей и окон. И с утра до утра
в нём душа, обезумевший мажордом,
горит и не плавится, как вольфрам,
душа, злобный киборг, на плоскости стен
себя швыряющий от огня,
закованный в жизненность консистен-
цией неломающийся стагнат.

2.
А я тёзка рябой плиты
в одной из тех клумбных групп,
что который год, как вольты,
взяли в пояс манеж-труп,
необычайный манеж,
где чудачит вслед «Шапиту»
Отчалившее с грифом НЕРЖ.,
пригождающееся в быту.
Там пять ружей стоят звездой,
и вокруг – по шестёрке стен
(будто разрушен когда здесь дом) –
наши группы. Мы ждём гостей
(поправляюсь: остовы нас, косто-
муляжи) …гостей: за лицом лицо
неопределяемых возрастов –
как все, кому жить до трёхсот,
у кого всех вопросов первей
лезут из спёртых горл
"где тут хлеб-соль червей,
где тут белковый корм?" –
вперёд празднующего пенсионерья,
как Бирнамские наползают леса,
легион наших (идёт, распушив перья
– раз уж празднуем! – так вымывается
дрянь из земли дождём) братьев меньших
во главе с этих кумовождём;
то-то воспрянет манеж – их,
по правде, не мы ждём, а он ждёт.
Мёртв, ждёт он колонн кобр
на мощёный квадратом лоб,
ждёт слов: "А сейчас будет Скорбь;
ну, ребята, алле-е-оп!"
И разрядкою в герц «туккк»,
а сирень-то! небес синей,
прямь-таки вайи несут Христу…
Как, это всё – мне?
Мне – встала челядью, гряда вояк,
басят в животные голоса –
чем не дебютант рядовой Я
шестьдесят один год назад,
и господоварищи (при цветах),
руки вытянув а-ля арестант,
застывавшие в позах «Да!»
под гимн, велящий румынам встать?
Это входит ко мне домой
– в волосах, как сама верба, –
то ль, взаправду, мадам О.,
то ль Иоганн Себастьян Бах,
в ореол ея – гос.утилит синклит,
аки ствол одет шоблой-листвой,
все за прежний объём у их рыл свеклы
солидарны с парламентским большинством?
Значит, стук – это мне в дверь,
и из лавра калач – мой,
и прёт версту (не считал; вдруг, две)
славный клан – ради нас, чмо?
Ах этот скромный пернатый клан,
эти всеядные, из-под клинка
матадорши Нужды подъедающие тела!
Чем не семья? Разве надо семью скликать
на фамильные торжества –
в чём же голос крови поёт тогда?
Действительно, прошлое – тоже тварь,
чью плоть поклёвывают года,
в кои строят крикливейший бельведер
под окрыляющий язв стриптиз;
стоит брезгливым не быть в еде
– подобно правящей стае птиц, –
можно такие довески наесть к головам!
Никак, кастраты скорее жиреть спешат, –
отчего ж не узнаем: у молдОван
сколько сала сдерживала душа?
Вот что им привлекательно так в войне,
пусть офиналенной, им – властям, ведь
разве всякое государство не
напоминает смерть,
в какой зачастую ну всё на местах:
и руки, и ноги, и голова, уют
во внутренностях, – хоть "встань
и иди", а фиг вам! – мёртвые не встают.
Вот и вздор, что я собой так далёк
лавине тризников в орденах,
что пред них дублёр мой какой-то лёг
без жизни и координат.
Да, нос с тыла прижав к плите,
и впрямь намерено быть мной
одно из остылых и жалких тел,
прибитых к земле войной,
но, у Смерти представленный на лотке,
сего-, Дня Победы, -дня
для всех, кто оставит над ним букет,
он без просвета одет в меня:
моё ф.и.о. ведёт за меня борьбу
на цвета чая тавро вековом,
сотня-две врезанных в мрамор букв
исключают здесь квипрокво.
Так что ж всего меня жжёт с нутра,
что ж пошёл я, в глаза воды набрав, –
разве я не должон быть рад
за мне душою обязанный прах?
Ведь я не выпал из tragic-show,
словно я там погиб молодцом:
что б в ней ни было средь кишок,
у могилы моё лицо.
Гурманы тлена слов лишены,
кто в могильной были земле, жуя, –
для Вселенной с заглохшей войны
в том месте пылью лежу я.
Мы, кто жизнью живём живьём,
и то, случается, – до конца
её – не оспорим своих имён,
так куда ж мертвецам.
Что мне подбросок тот, дух-нахал,
кого другие мной назовут.
То не он стал о двух именах, а
моё имя – о нас двух.
Что в подлунье он лично внёс,
пусть над ним полувек минул?
Это пёс в сумме с кличкой – пёс,
а человек минус имя – нуль.
Ну так Бог с той плитой занятой… А яд
(но, с чего бы то?) растека-
(да кто знает, что я – я?)
-ется, к- (зря…) -ак весной река.
И так мерзостно всё свело
в груди. Как от ста эстокад,
словно в сердце ввелось сверло –
и вгрызается в миокард.