Патология

— Входите!
Сказано это было без особого энтузиазма. Доктор Мак-Даллас выдвинул поцарапанный ящик стола и убрал туда стаканчик с перьевыми ручками — чтобы пациенты не выкололи ему глаза и не поранились сами. В кабинет, минуя вывеску «психиатр», ввалилась шумливая и крикливая толпа. Он посмотрел на них: сейчас опять начнут швыряться чернильницами и пытаться проглотить пресс-папье — и, мысленно проклиная свою работу, открыл медицинский журнал.
— Кто тут Генри Нортон?
Один из молодых людей истерически засмеялся, имитируя припадок, и вскочил с клеенчатой скамейки как на пружинах — словно доктор нажал клавишу с его именем.
— Какие будут жалобы?
Заметив на плиточном полу муху, не всосанную вентиляционной решеткой, юноша издал воинственный клич и бросился на нее, выбросив вперед руки, как пловец. Мак-Даллас что-то записал на бумажке.
— Значит, любите заниматься охотой на летающие объекты? — спросил он, вопросительно глядя на Нортона, победоносно отрывающего крылья у насекомого; на лице молодого человека было написано такое упоение, что доктор не мог не улыбнуться. — Что ж, записываю вас в артиллеристы...
Нортон взвыл и с ненавистью посмотрел в лицо психиатра: с каким бы удовольствием он свернул его в рулон, как сворачивают туалетную бумагу на фабрике мистера Снаудера в Нью-Джерси! Схватив со стола медзаключение «к строевой службе в рядах ВС США пригоден», он кинулся в дверной проем, как кидаются сквозь горящий обруч цирковые тигры. Две длинные черные полосы на кафеле, словно рельсы, завернули за угол и понеслись прочь, вслед за оставлявшими их резиновыми подошвами.
— Так-так-так... — Мак-Даллас потянулся и сощуренными глазами обвел следующего. — Ник Мэтьюссон? Ну, а у вас что?..
Парень соскользнул с целлофана на пол, будто масляный блин — по ступенькам, и, встав на четвереньки, пополз к докторскому столу.
— Ага! Любите ползать? Воображаете себя африканским змеем? Очень хорошо — пойдете в пехоту...
Мэтьюссон разогнулся и, как ветер срывает листья с деревьев, схватил с древа стола заключение «годен». В воздухе шаровой молнией мелькнуло лицо, дверь отозвалась громом.
Мак-Даллас хмыкнул: у него было отличное настроение. Молодые люди не желали служить Отечеству и всячески старались уклониться от своего долга. В ход шли различные ухищрения, но больше всего подростков привлекала психотерапия. Ломая комедии, симулянты и не подозревали, что в конечном итоге все их комедии сломает один единственный критик — очкарик-шотландец, сидящий в кожаном кресле за полированным столом. И он ломал. Ломал с треском. Как разламывает арктический лед нос ледокола, прорубающего тоннель в океанском коридоре. Только за сегодняшний день им было отправлено в Армию Штатов несколько десятков молодых американцев, каждый из которых проявлял целый ряд патологий. Один забрался по лестнице на шкаф с лекарствами и прыгнул вниз, раскинув руки подобно буревестнику. Через какое-то мгновение несчастный футбольным мячом вылетел из двери и запрыгал по ступенькам; в кулаке зажат листок с пометкой «десантник». Другой достал из рюкзака складную тележку на колесиках, залез в нее и покатил, оттолкнувшись, по полу. Доктор улыбнулся и щедро одарил его направлением в танковую часть. Третий долго заглядывал через плечо на бумаги, которые заполнял психиатр; тот понимающе подмигнул и, подписывая заключение о пригодности, посоветовал ему записаться в разведку... И так — каждый день.
— Следующий! — Мак-Даллас с нетерпением посмотрел на низкорослого паренька, мявшего в руках повестку, затем перевел взгляд на часы: рабочий день подходил к концу. — Рик Таллер?
Юноша кивнул и робко приблизился к столу. Он не кричал, не прыгал по кабинету на одной ноге и не опрокидывал мебель. Просто стоял у стола, переминаясь, и смотрел в худощавое лицо доктора, от которого теперь полностью зависела его дальнейшая участь.
— Ну, Рик, какие будут жалобы?
Молодой человек спокойно взглянул ему в глаза и не менее спокойно ответил:
— Никаких.
Лицо психиатра вытянулось, и кожа на скулах натянулась, как барабан. Он был обескуражен, словно рыба, увидевшая солнце.
— К... как? Совсем никаких?..
— Нет. Я совершенно здоров.
— И вам совершенно не хочется спрыгнуть со шкафа, покататься по кабинету на тележке илу запустить в меня круглой печатью?!
— Да нет, вроде... — неуверенно возразил Таллер. — Я же здоров.
Мак-Даллас долго и серьезно размышлял, переводя взгляд то на дверь, то на юношу, то на часы; на документы перед собой он не смотрел. Рука со вздувшимися венами механически выводила на клочке бумаги слово, которое он за долгие годы работы в приемной комиссии разучился писать, — «непригоден».
Когда он выдавал Рику «белый билет», руки его тряслись.