Французский эпистолярный романс

Эпистола первая

Я не хочу расставаться с тобою без боя
Покуда тебе я снюсь...
  «Сплин»

Я хотела бы стать черепицей на крышах Парижа,
Где бывала во сне. Да и то лишь с транзитною визой.
Ощутить себя Сеной  и течь нарочито бесстыже
Под блуждающим взглядом поэта, безумца, маркиза.
Я не сдамся без боя, входя как и прежде без стука
В подсознанья подвал, озаренный рассеянным светом.
Там нацедит мне время в бокал драгоценные сутки,
И на стенах опять затрепещут теней силуэты.
Я хочу обернуться Парижа лицом светло-серым:
И квартиркой с мансардой, и лентой запутанных улиц,
Круассаном и кофе, летящей по небу фанерой,
Тощей башней-девицей, стоящей немного ссутулясь,
Безучастной химерой, облезшей, всезнающей стервой.
И осколками мифов, что стоит найти не лениться.

...Но я стану  Эльзасом с немецким акцентом манерным,
Поцелуем  в Провансе - оливковым сном. Или Ниццей.


Эпистола вторая

И падали два башмачка
Со стуком на пол.
И воск слезами с ночника
На платье капал...
                Б.Пастернак

Когда под утро смолкли разговоры,
Ушли лолиты, львицы, пионеры
И опустели комнаты и кухня,
А ночь сквозь незадернутые шторы
Проникла в дом с изяществом пантеры,
Ступая тихо в остроносых туфлях;
Когда осиротевшие диваны
Стряхнули тени на пол до уборки,
И музыка затихла умирая,
И капала вода чуть слышно в ванной,
И приглушенно пели шкафа створки
Об обретенном мильтоновском рае,
Тогда дыханье было виноградно,
Луна – больна, глаза – полуприкрыты.
Движения – отточенно-умелы.
Ах,  ночь была так вычурно-нарядна,
Когда ушли бушмены и лолиты...
А что свеча? Наверное, горела...

Эпистола третья

«Благословляю Вас на все четыре стороны...»
М. Цветаева

Не уходи, моя Долорес,
Побудь со мной еще немного...
Телемах

Благослови меня и сном, и словом.
И слабости моей взгляни, не бойся,
В глаза, где паутинкой невесомой
Колышется обманчивая осень.

Едва ли мягко стелешь. Жестко спится
Под аккомпанeмент сырого ветра,
Что вяжет на холодных тонких спицах
Твоей столице тьму по трафарету.

Благослови меня, не умерщвляя
В душе крупицы пыльного ампира.
В их город, пожимающий плечами,
Я устремлюсь чумой во время пира.

Держа стальной рукой мое запястье,
Ты говоришь, со временем рассорясь,
В своею надо мной безбрежной власти:
«Постой, не уходи, моя Долорес...»

О мой сатир с глазами многоженца,
Душой - поэта, сердцем – пилигрима...
Благослови меня и сном, и солнцем,
Искусство постигая быть любимым.

Эпистола четвертая

Да, ты можешь пустить в свою комнату
Пеструю птицу сомнений...
«Пикник»

Нет, мне не стать французской горничной,
Мне по душе иные образы.
Смотрю разбойничье-невольничьи
На разницу в проклятом возрасте.

Мне рок-н-рольными квадратами
Путь в зазеркальный дом твой вымощен.
А я колдую все над картами,
Пытаясь даму пик не вытащить.

И чей-то взгляд за занавесками,
Глаза прищуренно-китайские;
Нечеткий силуэт дворецкого,
Рожденного в мгновенья майские.

И сальса тоненькими пальцами
Мне гладит волосы из жалости.
Священнодействую над стансами,
Закрыв спасительные жалюзи.

В чем я повинна? Только в юности.
Как в тяжелейшем преступлении.
Приговоренная к безлунности,
К любви бескрайней исступлению.

Но глядя взглядом мудро-вторничним,
Молю немого собеседника:
О, дай мне стать французской горничной
В крахмальном кружевном переднике.


Эпистола пятая

Мы танцуем лунный вальс,
Хотя я не сплю, а ты спишь...
«Алиса»

Сверху ангелы смотрят глазами бродячих собак
На проспектов заснеженных острые бледные скулы.
Скалит холод, скуля, безобразные зубы акульи,
Но приходит любовь, по пути растеряв все слова.

И безмолвьем своим проникая в суть ян и в суть инь,
Составляет вручную мозаику пестрых созвездий
Из «скучаю», «люблю», «я тебе позвоню по приезде»,
Оседающих cнежною пылью  на вечную синь.

И царапая полночь холодной небритой щекой,
Тихим пением крыш отзывается город-шарманщик
На хрустальный мотив, никогда им не слышанный раньше:
Это ангелы плачут, святой одержимы тоской.

Музыкальным узором покрыта тончайшая тишь,
Из которой любовь нынче выкроит новые платья.
И кружась в лунном вальсе, мы не размыкаем объятий,
Посвященные в тайну, хотя я не сплю, а ты спишь.




Эпистола шестая

Da fällt von des Altans Rand
Ein Handschuh von schöner Hand
Zwischen den Tiger und den Leun
Mitten hinein.
F.Schiller

Мой цепной  волкодав немецкий в строгом ошейнике,
Весь исходит на лай, плюется долгими гласными.
За него у французских кошек просить прощения
Меня заставляет совесть и, похоже, шкодливость праздная:
Лишний раз передернуть плечами от шелкового «Je t'aime»,
Фыркнуть, выставляя напоказ свое благочестие.
Моя любовь – жестокий в своем безмолвьи тотем,
Странная и опасная желтоглазая бестия.
Ей нравится слушать, как я кричу на лающем языке
Проклятья-признания придаточными предложеньями.
А чей-то заблудший демон, притворившийся в уголке
Любителем мыльных опер, требует  продолжения.
Мой немецкий делает стойку, рычит и что-то там чует,
Я думаю, луковый суп и сыр, и французские виноградости,
А также мятную свежесть, мандарины, кофе, пачули...
Словом, все, что меня награждает ослепительной слабостью.
Перчаткой меж тигром-любовью и львом-гордыней
Падаю словно в обморок, словно в бледную бездну.
Долгими германскими гласными твое разукрасив имя,
Считаю до ста, мерзну у собственного подъезда.
Мой немецкий, надсадно лая, рвется с цепи.
Будь я художником, красками боли рисовала бы диптих.
...В твоем самолете темно, Европа еще не скоро, спи...
Покуда я повторяю как заклятье свое „Ich lieb' dich...“