Какою палехской погодкой, каким фрондёрством записным...

Какою палехской погодкой, каким фрондёрством записным
Весны моей качало лодку меж миром горним и земным!

На берегах костры палили, смолили днища и борта,
Смеялись вдруг и слёзы лили, и жили, жили вполсыта.

…Держав подержанных литавры, как сторожа над головой –
От нашей лжи, от нашей правды лежит тут дым пороховой.

Не мой ли возраст судьболомный – то трын-трава, то чёрта с два –
Тягучий гул аэродромный сложил в певучие слова?

Пока катилась торба с горба, среди задир играл клавир
В краю, где каждый держиморда слегка читал «Войну и мир».

Так живописец воскрылённый, средь неживых – один живой –
Уходит в мир перебелённый по осенённой мостовой

Над горем красок побежалых, да елей тусклой стороны,
Шинелек куцых обветшалых и отощалых вороных –

От звука горнего хмельненек – не лицедей, а чудодей,
Но из-за денег, из-за денег писавший местных упырей.

- О, беломорский сладкопевец! Ну, кто сказал, что дело швах?
- Пропащих душ краснодеревец, лежащий в белых деревах,

Когда созреет куманика – попомни, милый человек,
Ещё поди-ка хватишь лиха, а на чужой не зарься век.

- Судьба-царевна мастерица, на виражи, что не по лжи,
В деревне словно фельдшерица – сошьёт неровно, да на жизнь.

- Над стороною избяною к утру и встретишь молодцом
Сестру – с ногою костяною, подругу – с ласковым лицом.

Пока икает оболочка, вскричит петух, и волен дух!
Как и трещала белобочка, когда закат в заливе тух*.

* Именно в этом смысле.