Я знаю, белый лист, твои ужимки

                * * *
     Я знаю, белый лист, твои ужимки,
     Твоя тугая девственность сродни
     Оптическим причудам невидимки,
     Глотающей пространства головни.

     Я вижу: на снегу толпятся строки --
     Преображенный судорог сырец --
     На облачной словесной поволоке
     Чеканит время профили сердец.

     Чем больше этих черточек, извивов,
     Чем снег внутри крахмальней и белей,
     Тем убедительнее факт разрыва
     Со всеми, с кем встречался на земле.

     Чем меньше идентичности, тем больше
     Романтики и идеала крен
     Над жизнью, так Шопен, покинув Польшу,
     Ей отдал душу на столетья в плен.

     Так некогда Назон, двором хулимый
     И преданный анафеме, скорбел
     В изгнании о тротуарах Рима,
     О солнце полуобнаженных тел.

     Щадящий свет скупых воспоминаний
     С лихвою заменяет летний жар
     Происходящего, и вот на грани
     Мечты и правды с хищностью татар,

     С проворством их, завладевают строки
     Страной, где тыщи дней ушли в пески,
     И огораживают рвом глубоким
     Пространство безболезненной тоски,

     И память облагают данью, редко
     Перерешая подати размер,
     Варьируя лицо с нагою веткой,
     Если побор осенний, например,

     А если дело зимнее, то здесь уж --
     Снег вперемешку с девственным листком,
     Белесая небес плакучих ветошь --
     С засеребренным временем виском

     Мотив жемчужно-синий из июля
     Полузнакомых храмов и божков
     Порывистых в бесшумный втиснут улей
     Курчавящихся волжских облаков.

     Из контуров нелепых, полустертых --
     Чем линия слабее, тем живей
     Воображенье -- стих мой-перевертыш
     Рождается на кончиках ветвей,

     В изломах корневых, в зигзагах молний,
     На срезе ногтя, волоса и тьмы,
     Которая тем мягче и безвольней,
     Чем меньше белизны боимся мы --

     Хотя б страницы...

     Январь 1998.