Он остался в Чечне

Где-то там, за горами, нас ждут.
Ради них можно смерти бояться.
Но не легкий у воина труд:
Умирать здесь и снова рождаться.

На роду нам написано что ль,
За Россию родную сражаться?
Обжигает нам мозг смерти боль,
Но нельзя нам ни в чем сомневаться.

Помню, были мы просто друзья.
Знаешь, много таких в этом мире.
Но нас крепко связала война,
Крепче чем в коммунальной квартире.

И в патруль шли всегда вместе мы,
И ему доверял свою спину.
Мир жесток, и пришлось мне, увы,
Рассказать правду всю его сыну.

Все как было, пришлось рассказать.
И слеза навернулась мужская,
И рыдала его с горя мать.
Материнская доля такая.

Тихо плакала где-то жена.
Я в глаза ей взглянуть побоялся.
Верил я, что моя в том вина.
Я вернулся, а он там остался.

Мы в патруль шли вдвоем, как всегда.
В Ханкале это было, ребята.
Встретил взглядом мальчишку тогда.
До сих пор я боюсь того взгляда.

Знаешь, что это – дети войны?
Это дети, лишенные детства.
И не можем мы сделать, увы.
Ничего. Нет от этого средства.

Друг его подозвал и сказал,
Для него сахарок доставая:
«На! Держи, брат!» Ах, если б он знал,
Что судьба уж готовит лихая.

Взял мальчишка из рук сахарок
И волчонком взглянул не мигая.
Все равно бы подумать не смог.
Даже, прячет что мальчик тот, зная.

Он пошел, и мы с другом пошли.
Но внезапно он выстрелил в спину.
Пистолет увидать не смогли,
И в глазах злобы темную тину.

Друг мой рядом со мною упал,
А меня не терзало раздумье.
Автоматную очередь дал.
Тем продолжив трагизма безумье.

Нет мальчишки, а друг умирал.
У меня на руках, угасая,
Он сказал: «Все равно бы я дал.
Сахарок тот, пусть даже и зная».