Первое письмо из сумасшедшего дома

Прости меня за то, что было,
За то, что оное уплыло
Во мглы сверкающую тень.
Ведь не настал еще тот день,
Когда Она к Нему явилась,
И за мечтою обратилась -
Но он не смог ее спасти.
Прости меня, скорей прости,
Что я по утреней пороше
Твою с своей двойные ноши
Не смог далече вознести.

На море было то, на бреге,
Где волны в кругосветном беге
На берег вынесли, бурля
Три белоснежных корабля.
Напряжены тела стальные,
Как будто мускулы земные,

И в день последней января
Ты удалилась за моря.

И на дороге в Рим, который,
Как славный тихий летний сон
Был в любопытство погружен,
Они сошлись - вода и камень.
И был их вид при том страшон.

А ты, воздевшая персты
Ко небу, славному в лазури,
При первых же порывах бури
Швырнула в океан цветы.
И оные, гонимы ветром,
И километр за километром
Они начали отмерять.
Нам боле нечего терять,
Быть может, кроме размышлений.

Объектом всех этих творений
Восстал из гнева Фараон,
И думу думать зачал он:
Как подойти к цепи свершений,
И не сорваться с той цепи.
Объект ты этот закрепи,
Иначе в этой самой мрази,
Что пред Мечтою и людьми,
Не попадешь во нуль по фазе,
Не вырвав сердца из груди.

Любовь - смертельная наука,
Но в том-то вся ее и скука,
Что начавши себя любить,
Кого-то можно возбудить
На бред смертельный, та наука,
Объектом коей будет мука,
Священный толк испепелит,
И в резонанс с ней все дрожит.

И в такт ударам все дрожит,
Как под шагами злого рока.
Но нету в том искусстве прока,
И рок любви назад спешит.
И в такт любви, под грохот ритма,
Судьба отрежет, словно бритва
В пустыне дальнюю свечу.

Как будто я к нему лечу,
И будто ночью безмятежной,
Заполненной любовью нежной,
Вдруг пробужденье зачалось,
И по кручине разошлось.

И график функции с корнями,
Как ночи, сросшиеся с днями,
Подъялись, будто бы змея,
И, любопытства не тая,
На нас со небесей взглянули,
И тяжелехонько вздохнули,
На эту глядя ерунду.
Как, помнится, тогда в саду,
За мыслью о любви кромешной
Завел рассказ ты свой неспешный,
Что я тебя с ума сведу.

Не от любви, конечно, нет,
Но слушать этот тяжкий бред...

И вспомнилось, как было дело.
В пустыне мрачной я сидела,
И воспалившимся умом

Могла подумать об одном.
Прости меня, коллинеарны
Любови нашей вектора.
За эту глупую случайность,
Возможно, было то вчера,
Меня облили из ведра:
Понятно, что не сладким медом.

Мы все мудреем год за годом,
Но чтоб коварству изменить,
Не надо красотой пленить.

И вот настало окончанье
Моих негаснущих стихов.
Прости меня, я был таков,
И не оставил завещанья.