Паша Самсонов уходит в Реал

А что? В конце концов все уходят в Реал. И Зидан, и Фигу, и Рональдо, и даже Бекхэм…
Так рассуждал я после неожиданного звонка Игоря Кинга.
 - Паша, мы тут собраться решили по поводу долгожданного праздника.
 - У вас праздник? – спросил я осторожно.
 - Да вот, Миша Моцарт выпустил наконец свою книгу, устроим у меня маленький фуршет, - не поняв моего сарказма, продолжал Игорь.
 - Интересно. И кто будет?
 - Да ты уже знаешь многих: Майк Бильковский, Петя Давыдов, Мафусаил, Моцарт, естественно, Лена Лошадь (НЛОшадь), Агапе, ещё какие-то молодые поэтки, я и сам их не знаю…
Последнее сообщение заставило меня отнестись к происходящему с большим энтузиазмом.
 - Ну ты ж знаешь, Игорь, как я люблю поэзию, - произнёс это, стараясь придать голосу столь страстные нотки, что они не могли не убедить в моей любви к поэзии любого сомневающегося. – Когда? Где?
Кинг принялся объяснять маршрут проезда. Но чем более он продолжал, тем очевиднее ощущалась его некоторая нерешительность…
 - Паша, ты не обижайся только… Ты…это… в жизни, я надеюсь, не такой, как в ОВ?
Поняв правильно все кинговы сомнения, ведь присутствие в здоровом поэтическом собрании человека с такой, как моя, чудовищной репутацией, могло испортить даже самый захудалый праздник, с жаром стал убеждать его, что в жизни я, конечно же, человек чистейшей морали и здорового быта, хороший семьянин и замечательный общественник. В конце концов, можно для такого дела пройти и медицинское освидетельствование…
Но Кинг почему-то удовлетворился моим честным словом.
Справку от врача всё-таки взял.

«Настоящим подтверждаю, что состояние здоровья Паши Самсонова на сей момент можно считать приемлемым, ожидаемая амплитуда колебаний аллической регнестики в пределах нормы, асолиативные валлиды когерентны, режим геентии устойчив. Д-р Шалом Пинхас»

По дороге из клиники своего старого друга Шалома, заглянул на натанийский рынок. Не был здесь лет пять. В душе каждого оле хадаш (нового репатрианта) шук (рынок) вызывает определённые ностальгические воспоминания. Именно здесь происходили первые контакты с неведомыми доселе инопланетянами-израильтянами, первые уроки иврита ( в арабском варианте), познавалась поэзия здешнего бытия…
Гремит-шумит восточный базар.
У прилавка с зеленью заметил Т. Не видел его со времён ульпана и с удовольствием продолжил бы эту традицию, но он меня тоже узнал.
 - Паша! – Т. орал так, что зеленщик рядом с ним казался простуженным комаром. – Паша, ты вернулся!
Невольные свидетели нашей исторической встречи должны были, скорее всего, подумать, что этот Паша вернулся, как минимум, после продолжительной командировки по заданию Моссада из стана врага.
Наскоро набросав на губах радушную улыбку, я озабоченно искал кратчайшие пути к отступлению.
 - Пашка! А мы сегодня на шашлык собираемся, бо мотек, с нами!
Т. тряс необъятной сумкой, такие до сих пор можно увидеть в аэропорту Хитроу у молдавских мешочников.
 - Т.! Ты себе не представлешь, как я тебе рад. Но такая неудача, именно сегодня и не могу. Меня пригласили на одно мероприятие. Известный израильский поэт выпустил книжонку и без меня отказывается проводить презентацию.
       Ну никак не могу.
Выражение лица Т. было таким, что я в очередной раз понял, как важно иногда говорить правду.
 - Поэт? Что ты говоришь? И как его имя?
 - Моцарт…
Следующая пауза была настолько продолжительной, что заволновались уже и задние ряды, где продавали рыбу. Оказывается, тишина может быть душераздирающей.
 - Бывает, - произнёс наконец находчивый Т. – Моя фамилия тоже Вассерман. А ничего общего…
Уже расставшись с Т. и садясь за руль машины, я подумал, что, в принципе, реакция Вассермана на Моцарта была положительной.
Вечером собрался в дорогу. Разложил по карманам бумажник, телефон, сигареты, презервативы и справку.
До Бат-Яма, где живёт Игорь Кинг, добрался не без приключений. Промахнувшись поворотом, залетел в Холон, потом едва не оказался в Яффо, но язык и природная смекалка довели-таки до нужного места.
…Для непосвящённых – расстояния между израильскими городами адекватны расстоянию между Большой Дорогомиловской и Кутузовским в Москве…
Игорь живёт в пятиэтажном доме недалеко от моря. Небольшая квартира занимает три этажа. Верхний этаж – крыша с одной комнатой и площадкой для бомбардировщиков с горизонтальным взлётом. Здесь жарились шашлыки и освежались поэты. На среднем этаже размещались спальные комнаты. На всякий случай запомнил планировку. Внизу была вместительная гостиная.
Уже на пороге я попал в руки Майка Бильковского, симпатичного юноши, как потом оказалось, лет пятьдесяти.
Поскольку, несмотря на опоздание, я приехал вовремя, решил не упускать возможности побродить между незнакомыми мне людьми и обстановкой.
Были дети. Много. Как мне объяснили, все дети - Игоря Кинга. И внуки... Судя по их количеству, большинство присутствующих дам были кинговыми жёнами. Оставалось надеяться, что не все.
Очень мешало отсутствие бейджиков. Пришлось положиться на всё ту же природную смекалку, прислушиваться, приглядываться, принюхиваться. Последнее я делал зря. Горы бутербродов с икрой, сырокопчёной колбасой, неведомыми паштетами и балыками отвлекали от поэтического настроя.
Вновь налетевший на меня Майк вручил посуду. Водка называлась «Немиров». Нормальная!
Твёрдой рукой врача-нарколога Майк налил мне обычную профилактическую дозу, полстакана.
Все, в основном, пили виски или джин. Так что с Немировым на короткой ноге оказался я один. А ещё с Петей Давыдовым.
С ним я уже был немного знаком раньше. Небольшой, подвижный, говорливый, но сексуально, как мне показалось, не озабоченный. Пристально-любовный взгляд его жены, преследовавший Петю весь вечер, доказывал, что любые поползновения на сей счёт будут пресечены на корню.
Он всё время порывался читать стихи, его отговаривали. Но Петя читал.
Лена Лошадь – совершенно очаровательная леди любимого мной роста разочаровала сразу. Она была с мужем.
Моцарт – человек с талантливыми еврейскими глазами, был очень любезен и даже подписал на память свою книгу:
«Паше от Миша – рад знакомству»
А знакомства продолжались. Игорь Кинг не зря опасался Паши из ОВ. Знаменитый акроплёт был ровно в два раза меньше меня по габаритам. Но когда я попытался вручить ему справку от доктора Шалома, Игорь возмущённо замахал руками. Я думаю, необычайно интеллигентный прищур моих глазах и иссине-эстетские брюки окончательно убедили, что если его и поджидает какая-то пакость, то она придёт с другой стороны.
Высокий симпатичный мужик с седовласым хвостом оказался Юрой Портным. Бросив на него беглый взгляд, определил для себя: скромен, но умён, редкая в наши дни комбинация. Таковы и его стихи, пусть даже это, в основном, пародии и подражания.
Тамбовским профилем выделялся Александр Альт.
Вечер начался выступлением виновника торжества.
Моцарт (в миру Михаил Волков) почитал миниатюрки, спел несколько песен. Кто-то поморщился? Нет, это вы зря, совсем даже не самодеятельно.
 Уж поверьте страстному ненавистнику бардовских посиделок.
Принесли шашлыки. Да, господа, это вам не Липки!
Под шашлыки – всенепременно!
Познакомился с Мафусаилом. Он выглядел не менее колоритно, чем его библейский тёзка. Мощный торс был затянут в белую майку с надписью «Гость фестиваля». А с трубкой в зубах он вполне тянул на звание человека-парохода. Мгновенно прикинув, что на мафусаиловом фоне я выгляжу удивительно стройным и элегантным, постарался завязать беседу.
Говорили что-то об авторской песне, с видом знатока кивал Володиным пояснениям (Мафусаил – не кто иной, как известный стихирский поэт и номинатор Владимир Самойлович), совершенно неведомым мне именам, но думаю, всё тот же прищур во взгляде меня спас. Очень хотелось выглядеть специалистом ещё в одной области знания…
Боря Бормаше с неумолимостью чеченской снайперши щёлкал своей фотокамерой. В историю попасть тоже хотелось. Говорят, что попал.
А народ разбрёлся по углам. Моим вниманием овладевали то Петя Давыдов, то Игорь…, то Немиров. Игорь говорил, что в принципе, меня любит. И Авина тоже…
Второе отделение не могло не стать сумбурным. К пирсу импровизированной сцены подвалил пароход Мафусаил. Пел тихо, но основательно.
Я, может быть, так и не умею, зато громче – наверняка.
Нашёл, наконец, молодую поэтку. Но её увёл молодой человек с оголённым торсом. Поэтка тоже, блин, была кинговой дочкой. Когда он, зараза, стихи пишет?
Гости повалили на крышу.
Пока мило беседовал с Юрой Портным о поэзии Светы Yandel, закончилась водка. По-хозяйски покопался на кухне. Нашёл водку ещё.
В гостиной ко мне на полусогнутых подошла одна начинающая поэтесса с лицом активистки движения «Женщины Востока против корпорации Шелла».
Немедленно выпятил зад и надул живот. Так, по моему разумению, должен был выглядеть мэтр. Она спросила меня что-то о творческих планах.
Выслушав ответ, автограф не взяла.
Время двигалось пропорционально выпитому. Толпа таяла.
На крыше запел Макаревич голос пьяного Бильковского. Его перепевал Эль-Даниэль. В гостиной встретил одинокого Кинга, который предложил переночевать. Я обвёл взглядом все углы. Переночевать было не с кем.
Кинг тоже исчез.
Ушёл по-английски, бросив в темноту: гудбаймайбэби…
Как ни странно, дорогу назад нашёл с лёгкостью.
Надеюсь, среди читателей нет инспекторов дорожного движения?