На лету замерзшая волна. шаг первый

Русло поэтической реки не вычисляется математически, одно вытекает из другого, дополняет, продолжает преобладающий поток. «Предвестный свет» можно отнести к обретению голоса. Три шага цикла «На лету замерзшая волна» - более всего исповедь.

Недавно Михаил признался мне, что еще при подготовке «Предвестного света» выработал себе творческое направление, которому следовал в течение  всей последующей жизни. Оно состояло из трех частей: обретение голоса; исповедь; проповедь. У этой триады есть общее - историко-культурный камертон.


ШАГ ПЕРВЫЙ

В нашу бытность в Перми несколько стихотворений Миши все же было напечатано в газетах, в основном на патриотическую тематику. Одно из них даже получила третий приз в юбилейном номере газеты "Молодая гвардия". Журналистка Таня Черепанова сказала:

- То, что у него сейчас публикуется, имени не сделает. Это обычно. Но у Михаила необычно богатая биография. И вот если он сумеет показать ее во всей полноте...

Чтобы это пожелание начало воплощаться в жизнь, потребовалось не менее десяти лет. Пришлось набираться литературного опыта, а главное, занять позицию. Последнее было не просто.

Я уже писала о том, что первые стихи, с которыми я познакомилась в лагерный период, по позиции почти не отличались от стихов обычного заключенного: жалоба на свою судьбу, тоска, обращение к природе... Многозначительные строки: "Рот в железе, грудь в железе..." появляются в стихотворении "Кобылица", и не случайно Михаил захотел увидеть его, единственное, опубликованным. Напечатали в строительной многотиражке – товарищ посодействовал. Крамолы редакция, по малограмотности, не заметила. Однако в целом протестность в творчестве для этого периода не характерна.

Вспомним: ведь Сопин был осужден по уголовной статье, и нельзя сказать, чтобы совсем уж невинно. Мы не раз говорили на эту тему, Михаил честно рассуждал:

- Нас нужно было призывать к порядку - натренированное на бойне поколение огольцов самого удалого возраста, которым ничего не страшно. Те, кто старше - шли в бой под присягой. Маленьким еще предстояло войти в жизнь под контролем взрослых. А у нас за спиной ничего, кроме собственных понятий о чести и морали. С нами что-то надо было делать, и власть пошла по наипростейшему пути: придавить, выловить, уничтожить, приковать к лесоповалу... Я думаю, и меня посадить следовало бы, но не так жестоко (23 года). Для осознания хватило бы двух лет.
 
(Здесь кому-то очень будет интересно: а за что ты сам-то, брат, получил срок? Чтобы удовлетворить любопытство сразу, расскажу: за велосипед. По Харькову "баловали" компании-банды, милиция о них знала, но чтобы взять, нужен был повод. Михаил  жил возле тракторного завода и от своих не отставал. Как-то компания шла из кино, растянувшись на квартал - в очередной раз смотрели "Бродягу". Впереди идущие пристали к парню и девушке, чтобы отнять велосипед, кто-то показал нож. Те закричали, подоспела милиция. Большинство взяли сразу,  но «хвост» (в том числе Михаил) разбежался. Правоохранительные органы без труда установили имена всех. Сопин какое-то время скрывался, и даже отстреливался от милиции из-за железнодорожной насыпи. (Оружия у него было всегда спрятано предостаточно, любил его и умел пользоваться). "До сих пор благодарю Бога, что тогда не попал", - говорил мне. Судили по статье УК от 4.06.47.)

Мы с Михаилом не раз рассуждали: его биография настолько уязвима, что ее можно подавать  с самых разных позиций, и все будет правда. Захочешь осудить - уголовник, алкоголик, шизофреник, трудовая книжка раздута от бесчисленных перемен мест работы. И в то же время - поэт, философ, интереснейший собеседник, политпротестант, все дети от общения с ним в восторге.

Вникать в психологию заключенных мне приходилось в силу обстоятельств. Я неоднократно ездила на поселение, дружба с бывшими арестантами продолжалась в Перми, а один из них даже приезжал к нам в Вологду. Горько констатировать: ни у одного из них не сложилась счастливо судьба на воле, хотя нарушения закона они больше не допускали.

В самом Михаиле достаточно долго оставались не изжитыми черты, скажем так, не наилучшие для семейного уюта (это проявлялось только в нетрезвом виде). Многолетнее обесчеловечивание накладывало отпечаток. Михаил мне говорил:

       - Никому не посоветую выходить замуж за наших. Среди них нет того, кто способен составить семейное счастье.

Вот такая жесткая оценка.

(Моя пермская подруга была замужем за Мишиным другом по имени Леха-Алексей. Когда-то был осужден за воровство. Зарок проститься с этим пороком дал себе еще в лагере и выполнил его в течение своей недлинной жизни (погиб от алкоголизма). Но мужем он был - никаким. В течение многих лет отученный от понятий семьи, он так и остался где-то между зоной и мнимой свободой.)

Я говорила:
- Миша, а ты?
        - Я не типичный.

В отличие от многих других, он был способен к самосовершенствованию или, выражаясь научно - к диалектическому мышлению.

- Мишель, - растерянно говорил ему Леха, - ты же только вчера говорил одно, а сегодня другое. Ты где настоящий?

(Леха смотрел на Мишу снизу вверх. Он любил друга и знал наизусть его стихи, был готов преданно следовать за ним куда угодно, но не успевал поворачивать. Леха по природе был догматиком).

- И вчера, и сегодня, - отвечал Миша. - Я ищу.

(Общаясь с  обитателями сайта "СТИХИ.РУ", я иногда встречаю замечания в адрес поэта: "Михаил Николаевич, а почему вы все время врете? Вы где настоящий?" - и тут же вспоминаю Леху).

Но главное, что спасало Мишу от обычной судьбы освобожденного после столь длительного срока заключения - стихи. Еще в Перми я поняла, что у него бывает только два состояния. Первое - Миша трудоустроен, получает какие-то деньги, но я их практически не вижу, потому что они все равно пропиваются, да и муж "не подарок". И второе - Миша в очередной раз уволился с работы, устроился на диване в маленькой комнате, курит и пишет стихи. Трезвый, варит борщ и поет под гитару, прекрасный отец. Естественно, что я постепенно приходила к выводу: пусть лучше пишет. Но тут возникали мои родственники:

- Как ты можешь терпеть тунеядца? При двух детях - и не работает!
- Он работает, - отвечала я. - Даже больше, чем я. Пишет стихи.
- Да разве это работа? Он ничего за них не получает!
- Он в этом не виноват. Откуда вы взяли, что при социализме человек получает по труду?

Отношения с родственниками шли на разрыв...

По-своему мудро  рассуждала подруга:
- К мужу надо относиться как к столу. Вот он стоит посреди комнаты, и если не очень мешает, ну и пусть стоит. Ничего тебе от него не надо, но авось пригодится. Выбросить всегда успеешь...

  Я же знала, что без меня, без детей, к которым Миша очень привязан, он погибнет, сопьется и я же первая этого себе не прощу. И дети тоже.

Конечно же, Миша мучился унижением - тем, что из-за невостребованности призвания не может содержать семью.  Тем важнее был для него первый приличный гонорар за книжку. Он внутренне распрямился. А это сказалось на всем.

ТП

*    *    *

Прильну к земле -
Мольба со всех сторон:
"Склонись
Над красным
И над темным полем,
Оставь себе
В казеннике патрон
И в дикость масс
Кричи о мертвых нас,
Пока храпит
Стреноженная воля."
Как колос из земли,
Я весь из вас.
А лира, что ж,
Поэт - он ближе к Стеньке.
Есть те,
Что не уступят мест у касс.
А я свое не уступлю - у стенки.
Корабль судьбы
Вошел в политненастья.
Отшибленными легкими дыша,
Я знал:
Когда идея выше власти -
Пригвождена
К распятию
Душа.
Вот почему
В года большой недоли
Хрипящее ронял:
"Ку-ка-ре-ку!
Реку
Грядущую
Свободу-волю!
Ко-пе-еч-ку
По-дай-те
Ду-ра-ку..."
Хрипел -
В карьерный известняк,
В металл,
Тайгу гробастал
Со страною вместе.
Но зов мой
На-гора не долетал
Сквозь горизонт
Советского созвездья.