У Поэта

Зима. Песчаные часы снежинок
заснули.
День влажный, медленный ушел.
И ты заснула в рябиновом дереве,
И слово твое – симфонией для
чтецов.

Черные ветви-монахини,
Гроздья на плоти платьев,
Глаза над переносицей строк –
На сгибе крови, осени и дорог –
письмо
засыпающей, уставшей природы.

Спишь. Лишь
Слово тебе природой – в приданное,
Лишь улыбка да кровь донкихота –
Небом отмерены. Да забота
искариота.

Слово. Тихо за перифразой
Симпатических междометий,
Сбегающих в нирваны оргазма
По чугунной ребристой деке.
Слово,
упругое,
длиной в поцелуй,
Лежащее под подушкой,
хранящее.
Устремляющее.
Тяжестью эпицентра –
Авиценн океанических панацей.

Ушел день, мастер вчерашний,
Под одеяла глин. На Горе Крестов
Слово, в черном платке стоящее,
Одинокое.
Без разговоров конвоя,
Без биографий оков.
Слово. Судьба – судьба фитиля:
Шершавый профиль, память огня.
Но не по чреву Оно, Она –
Слово, Память – помпейским червям,
Хронологическим перевозчикам,
Соборующим извозчикам:
Из кристаллов часов
Симфонией для чтецов
Над переносицей строк,
Над декой мирских дорог
Вектор зрачков
Твоего внучатого слова.