История одного разума

Пролог

Я родился…, уже не помню, в какой раз и не знаю, на какой планете,…да и не важно это… ведь я так устал… 3 миллиона лет убийств – это слишком много даже для темного философа… потом я заснул…

Эпизод 1

В один прекрасный день я понял, что живу. Мне было интересно абсолютно всё в этой жизни (вплоть до того, как смывать унитаз). Жизнь была раем, как и для любого другого ребенка, я был счастлив. Меня окружали только те люди, которые меня безгранично любят – это было прекрасно. В моем детстве не было ни одного пасмурного дня.

Эпизод 2

Это был суровый край. Мне было 4 года, когда жизнь начала мне упорно напоминать, что она не прекрасна и может легко меня уничтожить…
Спазмы удушья накатывали снова и снова, а слезы текли, не прекращаясь,… было очень больно.… Почему-то уже с тех малых лет я уверовал в то, что боль – это правильно и, скорее всего, является искуплением чего-то мною совершённого. Я даже не попытался ответить на удар в живот – я не знал, как, не знал, зачем…, у меня даже не возникло этого желания.
Но жизнь по-прежнему оставалась для меня прекрасной, а ее превратности легко забывались. Самое удивительное, что я знал – так всегда бывает, но по-прежнему хотел, чтобы жизнь была прекрасной.

Эпизод 3

 Это был жестокий мир подросткового становления. Я научился жить в страхе, а ощущение собственной никчемности заполняло каждый день моего существования, даже не никчемности, некоей второсортности, да и никчемности, пожалуй, тоже. Но весь мир разделился на два полушария – где-то я был абсолютно никчемным, а где-то по-прежнему ощущал свою полнейшую компетенцию и необходимость. Со временем чувство никчемности расширилось и распространилось на все сферы моей жизни. Я был слаб, как никогда, и кроме своих родственников я не был нужен никому. Даже моим родственникам, а особенно моему отцу было нечем гордиться, он называл меня «мякишем». Я чувствовал его презрение каждый миг проведенный рядом с ним. Он получил не то, чего ожидал. Но, видимо, его вера в меня иссякла не до конца, и он решил отдать меня в секцию каратэ, и он сделал это. Но перед моим поступлением туда мне надо было пройти некий курс подготовки – на гибкость, силу и координацию. Я прошел его, успешно сдал вступительный экзамен и поступил туда. Это было некое новое ощущение победы, которое мне прежде пришлось испытать после победы в драке, как выяснилось после нее, с более слабым противником. Я успешно рос на этом поприще, но по-прежнему смотрел на вещи весьма реалистично, я по-прежнему считал, что не заслуживаю ничего в этой жизни, но это лишь заставляло меня до еще большей боли истязать свои мышцы и оттачивать технику. Я стал замкнутым, еще более чем был до этого. Но чувство победы до конца укоренилось в моем мозгу, а страх не ушел…




Эпизод 4

Мое лицо полностью было разбито, он меня сильно отделал, я лежал на земле, но мне не хотелось плакать, как это было раньше, я просто понимал, что надо встать, во что бы то стало и ответить. Он опять пошел на меня. Я знал, что он хочет нанести удары ногами по лицу, меня ожидали сильные повреждения, у этого существа было только одно желание – уничтожить меня. Но он не успел, я стал отпинываться и, видимо это заставило его отойти. На мое счастье рядом оказалось дерево, держась за него, я встал с большим трудом, но главное – то, что я встал. Никто не поверил в это, хотя для меня это было обычно – ощущение реальности, правильности и неотвратимости происходящего захватило меня. Я нанес ответный удар, результат был неожиданный – мой противник упал, хотя мне показалось, что это был скорее толчок, чем удар. Как выяснилось позже, если бы это был не последний удар за всю драку, если бы я и дальше наносил подобные удары, его ожидали гораздо более сильные повреждения, чем меня.
Это было как-то по-новому, я почувствовал, что могу убить, 2 года тренировок не прошли даром…

Эпизод 5

У него в руках была винтовка, тировая пневматическая винтовка ИЖ-38, он направлял ее на испуганные лица детей, мне было 15, а им 11, 12, 13 лет. Парню с винтовкой было 18, но, не смотря на это, я чувствовал себя уверенно и в силах не только противостоять ему на равных, но и победить его. Видимо он почувствовал мою уверенность, я не знаю, но в следующую микросекунду он нажал на курок – сначала что-то мигнуло фиолетовым светом и я почувствовал удар, но не по глазу, а по тому, что было вне моего тела, через мельчайшую долю секунды раздался второй удар – он был слабее первого и пришелся непосредственно по веку. Зрение на правый глаз отключилось. Дальше, как вы понимаете, мой внутренний мир включил таймер самоуничтожения – страх и боль заполнили моё сознание…         

Мое сознание плыло по безбрежным просторам боли, я не мог ничего поделать с этим, этому не было конца. Я почувствовал, что мой мозг не выдержит этого долго. И тут я услышал голос, он был до боли мне знаком.
- Прости, я не успел ее остановить, поздно проснулся.
- А кто ты, если не мой глюк? – спросил я мысленно.
- Нет, я не галлюцинация, я – это ты.
- Но…
- Сейчас некогда объяснять, надо что-то сделать с твоей болью. Расслабь сознание, не сопротивляйся ей, и начнется процесс восстановления.
Я так и сделал – я как будто по раскаленным углям пошел, но на этот раз боль была для меня естественной и привычной. Я увидел глазницу, как ее можно видеть на рисунке в анатомии, но здесь все было в движении. Поврежденный нерв не подавал признаков жизни. «Это контузия» - сказал он мне. Я, честно говоря, в тот момент не понимал, что это означает. Контузия глазного нерва – это выведение его из строя посредством нанесения по нему удара или его сотрясения.
Боль была очень сильной, и мое сознание не выдержало бы этого долго. Он проснулся только для того, чтобы раз и навсегда изменить мои представления о боли. Я внезапно обнаружил, что могу терпеть такие пороги боли, при которых сознание нормального человека либо отключается, либо переходит в состояние болевого шока, но и мое терпение имело свой порог…

Меня вели на операцию по имплантированию искусственно выращенных сосудов. Это должно было позволить моему нерву быстрее восстановиться и помочь мышцам глаза возобновить свои двигательные способности. Подсадка имплантанта требовала нарушения целостности склеры, проще говоря, мне должны были сделать надрез на глазу.
Если я скажу, что я боялся, я не скажу ничего. Внешне я был абсолютно спокоен, но внутри меня трясло, как отбойный молоток в руках дорожного ремонтника…
Новокаин, которым мне обкололи глазницу при помощи инжектора, подействовал плохо, а, точнее, не подействовал вообще – скорее всего, это было результатом повреждения сети нервов и сосудов, а не промахом врачей, меня оперировали весьма квалифицированные специалисты. Я думал, что надо терпеть… «но какой же должна быть боль, если участок находится под действием новокаина»… пальцы до боли сжимали ручки кресла, меня трясло. По дрожанию моих зрачков, главный хирург определил приближение болевого шока, хотя я мог бы терпеть еще очень долго… Моей руки коснулась холодная ватка, пропитанная спиртом, в мою вену вошла игла, и в следующий момент боль стала мне безразлична, хотя я по-прежнему чувствовал ее, чувствовал металлические предметы у себя в глазу, которые производили какие-то манипуляции, что-то рвали и протыкали…       


Начало

Итак, начался один из самых смутных периодов моей жизни. Мне предстояло поступление в университет, я не знал, куда именно, но мне хотелось работать с людьми, и я решил поступать на психологию. Полгода я должен был просидеть дома, ведь глаз мой все так же сильно напоминал о себе и болел, что свидетельствовало о наличии больших пока еще не восстановленных участков. Выходить в люди было опасно.
Сидя дома, я снова почувствовал себя неполноценным, но на этот раз было по-другому. Я чувствовал себя не просто второсортным, а именно неполноценным, ведь в 15 с половиной лет я остался с одним глазом. Я никогда не представлял, что нечто подобное может случиться со мной, подобно тому, как молодые юноши и девушки в период расцвета своей жизни думают, что они вечны, вечно счастье, и смерть – это то, что случается с другими. Таймер самоуничтожения отсчитал последние мгновения моего внутреннего мира, и он рухнул. Больше ничего не имело значения, на месте моих эмоций осталось, не то что, пепелище, там не осталось вообще ничего. Я сам для себя перестал иметь значение и просто ждал своего часа. Чтобы убить время, я изучал школьную программу, которую изучали мои одноклассники, пока я сидел дома. Особо мое внимание привлек английский, я вдруг обнаружил, что спокойно могу выучить его. Также от нечего делать я начал тренировать свое тело на гибкость – сел на все три шпагата, начал выделывать некоторые акробатические штуки, но они не были силовыми, подобными вещами мне запретили заниматься родители и врачи.
В 16 лет я заполучил мышление древнего старика. Полное безразличие к миру, счастью и людям охватило меня. При виде пар я испытывал волнение, от которого никак не мог избавиться – я по-прежнему оставался человеком. Однако, не смотря на то, что я все-таки понял, что я человек, к тому же теперь со знанием английского, с весьма хорошим знанием английского, чувствовал себя не от мира сего.  Знание английского помогло мне поступить на японоведческий факультет. Там я познакомился с НЕЮ, с тех пор моим любимым именем стало имя Алёна, это прекрасное, нежное имя Алёна, которое у меня ассоциировалось с пронзительной, но нежной и полной света голубизной осеннего приморского неба. Но я по-прежнему чувствовал себя отвергнутым этим миром. Я хотел войти в этот мир, попробовать все, что в нем было. Начал я, как ни странно, с водки. Ох, дорогой читатель, как же я тогда нализался – пол бутылки водки, смешанной с половиной бутылки уже  выпитого вина сделали свое дело. Меня шатало, вело в сторону, никогда ничего подобного я не ощущал, но я не испытывал никаких романтических ощущений при этом, просто все кружилось вокруг, вот и всё…
- Слишком слабенький – зазвучал в моих ушах голос неба, - ты для меня не подходишь. – Она явно понимала, что нравится мне. Но кем я был для нее – мальчишка, а она была женщиной, которой, очевидно, нужен был мужчина. 
- Да, нет, меня просто на солнышке разморило – отпарировал я.
По гороскопу она была девой, а я – скорпион, это, как я узнал немного позже, было идеальным сочетанием. Но ее слова очень крепко засели у меня в сознании. Она не для меня. Да, я любил ее, но это была не плотская и страстная любовь, это было чистое, платоническое чувство. Я просто восхищался этой красотой, одновременно осознавая, что эта богиня никогда не будет моей.

Я встал с постели, кинул взгляд на жену – прелестное создание, рядом с которым я лежал, очевидно, после прекрасной романтической, полной нежной любви ночи. Дети все еще спали. В военном городке наслаждались возможностью поспать в выходной день, но у меня выходных не было, я был военным летчиком. Время было неспокойным, сегодня была моя очередь патрулировать местность. Я посмотрел в зеркало на свое небритое лицо, на котором уже проявились следы старения, мне было уже 42 года, и я носил звание полковника. Я часто вспоминал войну, которую мне пришлось пережить еще в мальчишеском возрасте.
Я собрался и вышел. День был прекрасным – один из тех весенних дней, когда небо сияет пронзительной, но нежной голубизной, воздух свеж и наполнен ароматами земли и растений…
Я сел в привычное мне кресло. Включил двигатели, они прогрелись, и я начал выруливать на взлетную полосу. Мне дали разрешение на взлет и мой орел начал разгоняться, постепенно устремляя свой клюв в небесную синеву…

Мои соплеменники были мертвы, я был последним, кто должен был остановить те три МИГа, которые остались и должны были разбомбить реактор.
Я зашел одному из них в хвост, одновременно уходя от другого. Самолет, который был моей целью, летел на меньшей скорости, чем мой, видимо, это объяснялось теми повреждениями, которые ему нанесла моя автопушка. Я взлетел над ним, при этом, находясь немного сзади и, как только его кабина оказалась в перекрестии моего прицела, я нажал на гашетку, и очередь снарядов превратила в месиво то, что раньше было вражеским пилотом. Его самолет бросило в сторону, и машина закувыркалась, подчиняясь уже вышедшей из-под контроля реактивной мощи двигателей. У меня на лице играла спокойная улыбка превосходства, не смотря на то, что их по-прежнему было больше, а у меня кончились ракеты. Превосходство над противниками опьяняло меня, и я знал, что победа в этой битве непременно будет за мной. Жалкие создания посмели бросить мне вызов…мне…кому мне? Полковнику вооруженных сил США? Они такие же люди, как и я…ЛЮДИ,…жалкие людишки посмели усомниться в моем могуществе… Мне сели на хвост, но противник ничего не успел сделать – рядом с его самолетом образовались светящиеся голубым светом сгустки неимоверно сильной энергии и в следующий момент перемололи машину вместе с тем, кто ею управлял, превратив в ничто. Но, проделав этот трюк со… сгущением гравитационных полей планеты, я потратил слишком много энергии…, меня бросало то в жар, то в холод, внимание ослабилось. Последнее, что я увидел до того, как умерло мое тело, - это шлейф, заходящей мне в лоб ракеты, потом последовал удар, и я почувствовал, как мою машину и тело сжигает неописуемой силы жар и разрывает сильным взрывом. Затем наступила темнота. Я увидел звезды, я находился в космосе. Не было никакого света и тоннеля, как рассказывал пастор. И тут я увидел узкий, но очень яркий луч, по которому двигалось что-то еще более яркое. Это было прелестное, чистое создание, еще не вкусившее превратностей жизни – это было его первое заселение. Мой разум потянулся к нему, и мы соединились, оно с радостью приняло меня, отныне мы были единым целым, и нам было очень хорошо вместе. На свет появилась новая личность, а я был очень уставшим и заснул с огромным чувством благодарности и любви к приютившей мой разум душе…

Я лежал в зале, на своем диване. Да, это был сон, но этот сон преследовал меня уже на протяжении 6-ти лет. Каждый раз я просыпался с тем чувством, что у меня есть очень близкий друг и что он никогда не даст меня в обиду и обладает огромным могуществом. Он очень стар, но только по человеческим меркам,… он молод и красив, его душа темна, но прекрасна. Я – это он, а он – это я…

***

Моя университетская жизнь была не так уж интересна, точнее она была неинтересна совсем. Она была не то, что неинтересна, просто ее заполняло безграничное одиночество. Хотя внешне совсем не могло показаться, что я одинок, внутренне это было так, и при любом мало-мальски близком контакте одиночество мое вырисовывалось достаточно ясно.
Меня всегда бесил один факт, тот факт, что мной пытались управлять. Это никак не стыковалось с моим внутренним миром. Я чувствовал, что я сам в состоянии управлять собой, своей жизнью, кроме того, мог спокойно распоряжаться жизнями других людей. Я должен править. Это пустило глубокие корни в моем мироощущении, если я не правлю, это не я, если я не совершенство, это не я, а то, что мне не подвластно, надо подчинить, либо уничтожить. Наверное, это было бы ненормально для человека, но я смутно чувствовал, что таковым не являюсь, поэтому воспринимал эту ненормальность вполне спокойно.
Итак, мне нужны были ответы. Ответы на многие вопросы интересовали меня, и самым главным вопросом был вопрос «что спросить?». Нужно ли мне уничтожать этот мир? Могу ли я это сделать, меня не интересовало, я и так знал, что могу. В любом случае, его, для начала, стоило бы изучить.
Первое, что я должен сделать в этом мире, - это отомстить, отомстить людишкам. Есть люди, настоящие люди, а есть те, которые достойны называться лишь людишками. Таких людишек мне и предстояло поставить на то место, которого они достойны на самом деле.
У меня вполне достаточно времени для всех тех свершений, которые я задумал, а беспредельный эгоизм, жгучая ненависть и чистая железная логика помогут мне не отступать. В моем распоряжении вечность…

***
Отныне только логика царила в моем разуме. Я получил ответы на многие вопросы, с тех пор, как начал их ставить. Уже целых 4 месяца я жил чистой логикой.

***
Передо мной стояла фотография моего класса. С нее на меня смотрело лицо ребенка, мое лицо, а не лицо десятиклассника. Рядом со мной на ней стояла Катерина. Она была той девушкой, которую я желал больше всех остальных, но она была не для меня. Слева стояли самые крутые парни нашего класса, их было трое, и выглядели они намного взрослее меня. Катерина была скорее для таких, как они. Я помню, тогда я их ненавидел. Они и Катерина составляли единое целое, может иногда даже в прямом смысле.
Сейчас я смеялся над ними, дутые мачо, может, мне было даже жаль их, у меня впереди вечность и сила, огромная сила и бесконечно долгая вечность, и когда я буду в расцвете своего могущества, они будут гнить в своих красивых могилах с красивыми надписями, либо будут глубокими стариками с трясущимися конечностями, и всё, что у них останется – это рассказы из воспоминаний о своей прежней, может быть, красивой, но очень короткой жизни.
Но сейчас я молод и слаб, и эти твари по-прежнему могут оборвать мою вечность. Мне нужны были власть и сила, и взять их мне поможет мой разум, мой старый, добрый, нет, не добрый, мой темный разум философа.