Разговор с ахматовой

Ахматова:
Так много камней брошено в меня,
Что ни один из них уже не страшен,
И стройной башней стала западня,
Высокою среди высоких башен

Строителей ее благодарю,
Пусть их забота и печаль минует.
Отсюда раньше вижу я зарю,
Здесь солнца луч последний торжествует.

И часто в окна комнаты моей
Влетают ветры северных морей,
И голубь ест из рук моих пшеницу...
А не дописанную мной страницу,
Божественно спокойна и легка,
Допишет Музы смуглая рука.

Я:
Томиться в башне одинокой,
На перепутье всех ветров,
И звать её своей дорогой –
Не каждый скажет, что готов.

Не каждый видит в этом счастье,
В уединении – покой
Закатов и рассветов страсти…
Родная! Я и там с тобой.

Ты дай душе отдохновенье,
И белых птиц корми с руки.
Летят года - лишь дуновенья,
И камни стен – души враги.

Или друзья? Не стану спорить…
Ты знай, родная, допишу.
Твоих стихов другие зори
Прими – об этом лишь прошу…

Ахматова:
Слаб голос мой, но воля не слабеет,
Мне даже легче стало без любви.
Высоко небо, горный ветер веет,
И непорочны помыслы мои.

Ушла к другим бессонница-сиделка,
Я не томлюсь над серою золой,
И башенных часов кривая стрелка
Смертельной мне не кажется стрелой.

Как прошлое над сердцем власть теряет!
Освобожденье близко. Все прощу,
Следя, как луч взбегает и сбегает
По влажному весеннему плющу.

Я:
Усталость от страстей не лечит душу.
Она лишь незабвенный даст покой.
И взгляд его теченья не нарушит,
И вечность станет капельку иной…

И сон спокойным стал в насмешку сердцу –
Оно свободно, прошлое ушло.
Но от полёта памяти не деться,
Того, где было жарко и светло.

Теперь уже в рассудке хладном, ясном,
Пролистывая книгу старых встреч,
Пришла тоска о неземном, прекрасном.
Его не прятать надо, а беречь!

Ахматова:
Тяжела ты, любовная память!
 Мне в дыму твоем петь и гореть,
А другим – это только пламя,
Чтоб остывшую душу греть.

Чтобы греть пресыщенное тело,
Им надобны слезы мои…
Для того ль я, Господи, пела,
Для того ль причастилась любви!

Дай мне выпить такой отравы,
Чтобы сделалась я немой,
И мою бесславную славу
Осиянным забвением смой.

Я:
Эти песни – живительной влагой
Твой наполнят под старость стакан.
Что ж решилась с такою отвагой
Вдруг отринуть страстей ураган?

Причащение сердца – святое,
Немота – лишь метанья души.
Петь и славить Любовь – вечно стоит,
А в немой погибают тиши.

Ахматова:
Потускнел на небе синий лак.
И слышнее песня окарины.
Это только дудочка из глины,
Не на что ей жаловаться так.
Кто ей рассказал мои грехи,
И зачем она меня прощает?..
Или этот голос повторяет
Мне твои последние стихи?

Я:
Неба синий лак – в морской воде,
Синева  разлилась по душе.
Милая, во мне ты есть везде,
И твои грехи – мои уже.
Я о них шепчу, о них пою,
И мои последние стихи…
В них я жизнь за всё благодарю,
Наши аннулируя грехи…

Ахматова:
Вместо мудрости — опытность, пресное,
Неутоляющее питье.
А юность была как молитва воскресная…
Мне ли забыть ее?

Столько дорог пустынных исхожено
С тем, кто мне не был мил,
Столько поклонов в церквах положено
За того, кто меня любил...

Стала забывчивей всех забывчивых,
Тихо плывут года.
Губ нецелованных, глаз неулыбчивых
Мне не вернуть никогда.

Я:
Вместо мудрости – тёплое, сладкое
Памятное вино.
Жизнь не нужно идти с оглядкою,
Нам про запас дано.

Сколько дорог пустынных исхожено…
Но сколько ещё будет их?
Рано итог подводить тревожный
О сроках земных своих.

Стала забывчивей всех забывчивых,
Так ли забвение – яд?
Губ нецелованных, глаз неулыбчивых –
Не возвращай назад.

Ахматова:
Я улыбаться перестала,
Морозный ветер губы студит,
Одной надеждой меньше стало,
Одною песней больше будет.
И эту песню я невольно
Отдам на смех и поруганье,
Затем что нестерпимо больно
Душе любовное молчанье.

Я:
Отдай своей души порывы,
Как с тела тёплые одежды.
Морозный ветер – сердца взрывы
Заледенит в груди прилежно.
Пусть болью голос продиктован,
На жизнь имеет песня право!
Кому какой путь уготован,
Тому лекарство иль отрава…

Я:
Каким он был, твой гений страстный,
Вложивший в сердце сладкий стон?
Как по тропе, глухой, опасной,
Тебя повёл по жизни он…

Он пел тебе немые песни,
Он пил тебя своей душой.
Реальный или бестелесный –
Каким был строгий гений твой?

Ахматова:
Был он ревнивым, тревожным и нежным,
Как Божие солнце, меня любил,
А чтобы она не запела о прежнем,
Он белую птицу мою убил.
Промолвил, войдя на закате в светлицу:
«Люби меня, смейся, пиши стихи!»
И я закопала веселую птицу
За круглым колодцем у старой ольхи.

Ему обещала, что плакать не буду.
Но каменным сделалось сердце мое,
И кажется мне, что всегда и повсюду
Услышу я сладостный голос ее.

Я:
Почему я пою о радости
В унисон твоим песням унылым,
Но опять наполняюсь, как сладостью,
Я стихом твоим легкокрылым?

Что во мне отражает печальное
Твоих строк, осенённых покоем?
Сердце песней звенит венчальною,
А венец – твоей тенью напоен…

Ахматова:
Я знаю, ты моя награда
За годы боли и труда,
За то, что я земным отрадам
Не предавалась никогда,
За то, что я не говорила
Возлюбленному: «Ты любим»,
Зато, что всем я все простила,
Ты будешь Ангелом моим.