Что висишь, качаясь?

То чистая была любовь, могучей силы,
Что раздувала доблестную грудь
Такого же могучего верзилы,
Который в час ночной не мог уснуть.

Ворочаясь, он думал о подружке,
Но мысли подлые упрямо шли не в масть,
И лишь мечтая он сжимал подушку.
Бедняга, безответной была страсть.

В ту ночь он вспомнил всё: её насмешки
Свирепые и смех её ****ей,
И на подарки крупные издержки,
Что погребла она под туфелькой своей.

И как отец её, отъявленный придурок,
Отправил раз в нокаут паренька
И загасил об зад его окурок,
И с лестницы спустил, помяв бока.

И как мамаша, злостная стервоза,
Когда он под окном любимой пел,
Орала, что он в заднице заноза,
Чтоб убирался прочь, покуда цел.

На разные опасности толкала
Его девица, не жалея сил,
Он был игрушкой с самого начала,
И всё кончалось: «Нет, не удивил!»

Ну, всё! Довольно! Парень встал с постели,
Заправил из трусов торчащий член:
«Я не привык не добиваться цели,
Ведь я в пинг-понг талантливый спортсмен!»

И он, накинув скоро одежонку,
Ушёл во тьму потухших фонарей,
Сжимая в кулаке свою мошонку,
Путь освещая яростью очей….

Настало утро. Девушка проснулась
От стука камешков в оконное стекло
И, нехотя как будто, встрепенулась:
«Ах, боже мой, кого там принесло?»

Затопали к окну босые ножки.
Девица, радостный пленяя в горле крик,
Просунув между штор тупую бошку,
Улыбку потеряла в тот же миг.

Не то она увидеть ожидала,
Когда покинула восторженно кровать.
На ветке ветром пред окном качало
Два трупа в петлях: папочка и мать.

Под ними на земле стоял счастливый
Тот самый отвратительный верзил.
Слюною фыркнув, он спросил игриво:
«Ну, что, любимая, тебя я удивил?»