к вопросу о русских и русскоязычных

Статья Ольги Чернорицкой "Русский и русскоязычный: суть различий" находится где-то здесь http://www.stihi.ru/2003/07/06-300


Статью Ольги Чернорицкой следует понимать на нескольких уровнях.

УРОВЕНЬ ПЕРВЫЙ (самый что ни наесть банальный, но, сдается мне, исчерпывающий проблему).

В далеком вологодском селе родилась девочка Оля. Выросла Оля большая-пребольшая и отправилась учиться в Москву. Выучилась, стала филологом, написала несколько научных работ и некоторое количество стихотворений, но… Но выяснилось, что эти работы – в сущности, весьма неплохие, достаточно профессиональные – не являются работами гениальными; выяснилось, что стихи – не бездарные, прямо скажем, стихи – прошли мимо читателя (даже здесь, в мутноватом болотце нашего сайта). Ситуация сложная… Но Ольга-то про себя точно все знает и понимает, она-то прекрасно видит, что талантлива! И раз мир не отвечает ей взаимностью, значит мир плох – осталось только объяснить, чем плох и почему не отвечает – то есть найти ту причину, по которой мир в принципе не способен оценить несомненные заслуги Чернорицкой. Дальше все просто: чем отличается Ольга Чернорицкая от преуспевающих мира сего? Своим деревенским происхождением, русской кровью и пониманием устной языковой традиции. То есть, пока Оля росла, шла с рыбным обозом в столицу и грызла здесь гранит филологической науки, потихоньку превращаясь в Ольгу Леонидовну, все блатные места захватили другие – несомненно, зловредные люди, которые в принципе не могут понять живого русского слова (слОва Ольги Чернорицкой).

Однако не спешите клеймить Ольгу, не спешите называть ее ксенофобкой и другими чуждыми устной русской традиции словами: она навряд ли осознает истинное положение вещей. Ольга – типичный пример человека, чьи амбиции вошли в противоречие с мерой отпущенного Богом таланта.

УРОВЕНЬ ВТОРОЙ (идеологический).

Есть такая профессия – родину защищать. Профессия эта едва ли не древнее древнейшей профессии, не имеет четко выраженной национальной принадлежности, хотя апеллирует именно к национальной неповторимости, и имеет в русском языке название «почвенничество». Заметьте, господа: я не использую политического ярлыка «национализм» – здесь мы с Ольгой солидарны. Почвенничество – понятие именно культурное, изначально лишенное негативной окраски. И если в отношении, допустим, Стасика Куняева у меня не возникает никаких сомнений (Стасик делом занимается – деньги и славу зарабатывает), то позиция Ольги вполне искренна (весьма прозрачные психологические мотивы, изложенные чуть выше, я в расчет не принимаю) и самым естественным образом укладывается в идеологию почвенничества. Почвенники пытаются противопоставить то, что они считают национальной культурой, тому, что они считают культурой интер(ино)национальной.

Так что не ругайте Ольгу русскими и нерусскими словами: ее взгляды опираются на давнюю культурную традицию, что, с одной стороны, придает им некоторую весомость (оговорился: придавало бы некоторую весомость, если б взгляды не были так просто и незамысловато изложены), а с другой стороны, лишает неповторимого обаяния оригинальности.

УРОВЕНЬ ТРЕТИЙ (мог бы стать первым, если б Ольга дала для того сколь-нибудь серьезный повод).

Давайте разберем предложенную нам статью.
Есть в тексте несколько столь очевидных натяжек, что относиться к произведению Ольги Чернорицкой серьезно нет никакой возможности. Я не сомневаюсь, что искушенная в плетении словес Ольга, сумеет объяснить любое противоречие; мне даже будет интересно, как технически она справится с этой задачей, поскольку в отличие от моего друга Андрея Арбатского (который почему-то еще не номинировал работу Чернорицкой во славу себя любимого – наверное, отвлекся) Чернорицкая честнее, а потому уязвимее.

Итак, первая накладка заключается в противоречии двух базовых утверждений:

1. «…проблема «русский-русскоязычный» не относится к числу национальных проблем. Проблема эта сугубо языковая и связана с определенными барьерами внутри самого языка.»

2. «…любому человеку, далекими предками которого не были русские, приходится преодолевать массу трудностей, требуются усилия, которые не могут не сказаться на поэтике, требуется напряжение, без которого так хорошо звучат стихи русских авторов.»

Мне как-то неловко комментировать это противоречие, я оставлю оппонентам возможность обвинить меня в том, что мои утверждения бездоказательны.

Если кому-то ссылка на милейшего Юрия Кузнецова покажется значимой, то мне странно видеть, как не чуждый науке, казалось бы, человек пытается апеллировать к «сугубо изустному литературоведению». Я оставляю за рамками данной статьи мое отношение к талантливому поэту Кузнецову и его зачастую бредовым идеям – это частное мнение, которое читатель не обязан разделять. Но ссылка на чье-либо устное мнение в качестве серьезного аргумента?! Примите, Ольга, мои соболезнования.

Опять же, неловко комментировать тезис оппонента о том, что «абсолютными и профессиональными экспертами могут быть только русские поэты». Хорошо, что Ольга чуть ниже дала точное определение понятия «русский поэт». Не могу удержаться от удовольствия и цитирую: «русские поэты - в их жилах течет кровь крестьян, говоривших на языке, который так и не удалось привести в систему Далю». Я рад, что мне оставили практически всю русскоязычную классическую литературу от Тредиаковского до… (верхний предел ничем не ограничен). На столь щедрый подарок не способно большинство почвенников, цепляющихся за Пушкина, а вот Ольга широким жестом отправила Сергеича прямиком в распростертые объятия злокозненного Йоськи. Немного обидно за Даля, который как раз был несомненным почвенником, но Владимиру Ивановичу не повезло аж два раза: во-первых, не крестьянин, во-вторых, немец. Мы не жадные, мы принимаем его в нашу русскоязычную компанию.

Еще один шикарный аргумент представляет нашему обалдевшему от радости вниманию Ольга. Чем русскоязычные отличаются от русских? А вот чем: «…существует великое множество плохо пишущих и плохо изъясняющихся русских людей, но с хорошо пишущими и хорошо изъясняющимися русскими людьми у них есть нечто общее: отсутствие страха сказать «не так», не по-русски». Мне интересно, откуда Ольга почерпнула столь глубокое понимание русскоязычной психологии? Фамилия «Чернорицкая» какая-то подозрительная… И отчество – «Леонидовна»… Обратите внимание, что и здесь Ольга сумела перевести проблему в область абсолютно недоказумых утверждений. Пушкин: «Не было, матушка, такого страха…». Чернорицкая: «Нишкни, болярин – был!». И нечего Пушкину сказать: потому что ежели ты пишешь с ошибками, но русский и из крестьян, то просто почему-то говорить не умеешь (и это, конечно, плохо, но  вполне простительно), а вот ежели ты своим русскоязычным рылом не вышел настолько, чтобы удовлетворять требованиям грамотной (в понимании Ольги Чернорицкой) русской речи, то извини, друг… Никто тебя твоей национальностью не попрекнет – в этом вопросе мы до щепетильности политкорректны – но ты у нас должен знать свое место.

В связи с завершением рассмотрения теоретической части работы Ольги Чернорицкой (четыре родительных падежа – мой подарок ее сверхчувствительному уху) должен задать автору два личных вопроса.

Оль, у меня, это… бабушка еврейка, но оба дедушки, кажись, из крестьян (то есть, папин – точно из крестьян, а мамин – незадача! – из разночинцев, хотя подозреваю неясных предков духовного звания), так как я – русский или мне еще над собой работать?

А если еще работать, то до какого колена дедушкины грехи (бабушкину национальность мы грехом называть не будем – щепетильны-с, а дедуля должен был думать, прежде чем портить генофонд) замаливать?

УРОВЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ (разбор претензий Оли к Йосе).

В основу этого объективного исследования Ольгой положен четкий научный критерий: «Русский поэт никогда не произнесет «бог не дал мне ума». Он не сможет этого сделать органически». Чувствуете? Нам предлагают оценивать органичность речи поэта. А что способно измерить степень этой органичности? Стыдно сказать: ухо Ольги Чернорицкой.

Кстати, это ухо, как ни относись к нему, далеко не всегда ошибается. Другое дело, что, отметив ошибки, Ольге не хочется искать объяснений отмеченному. Я тоже не понимаю, почему великолепно знавший русский язык Бродский допустил эти «на кресле», «в массе», «за каплей падает капля» (хотя здесь я вижу обыкновенную инверсию – но на то мое ухо и русскоязычно (русскоязычное ухо!)), «представляет границу», «находка певца». Кое-что могут объяснить следующие строки исследуемого стихотворения:

Ты, несомненно, простишь мне этот
гаерский тон.

Ольга Чернорицкая прощать не намерена. Более того, не намерена замечать эту попытку пояснения. Более того, увлекшись исследованиями грамматики, Ольга предпочитает вообще не обращать внимания на контексты, а также прочие русскоязычные глупости.

«То есть некуда так поспешать». Если русскоязычный Даль вообще не различает слова «поспешать» и «поспешить» (а потому, с его точки зрения, Бродский ошибки не допустил), то непонятный (и выяснением этого вопроса Ольге Чернорицкой следует срочно заняться) Ушаков настаивает на том, что «поспешать куда-то» можно, и приводит в качестве доказательства русскоязычного Пушкина: «Сосед мой поспешает в окрестные поля…». Вывод? Правильно: заговор подлых русскоязычных против русской Оли (Леонидовны).

«Страшней, что смешать его могут с кучей». Тут Ольга просто попыталась нас обмануть: она представила дело так, будто Бродский вместо «смешать в кучу» ошибочно употребляет предлог «с» – «смешать с кучей». Обратимся к тексту стихотворения (Бродский говорит о кресле):

Страшней, что смешать его могут с кучей
других при уборке.

Поэт использует глагол «смешать» в переносном значении, здесь оно синонимично глаголу «спутать». Только тут я начал подозревать Ольгу в сознательной недобросовестности. Кстати, вполне сомнительное «Посмотри: доказуют такие НЕРВЫ не величье певца, но его державы» (так в статье Чернорицкой!) Бродского, действительно звучащее странно даже для моего русскоязычного уха, процитировано более чем недобросовестно. У Бродского – «такие НРАВЫ», рифмующиеся с «державы» – кажется, в погоне за русскоязычными варваризмами Бродского тонкое русское ухо Ольги Чернорицкой перестало различать рифму.

И еще один отрывок:

Навсегда - не слово, а вправду цифра,
чьи нули, когда мы зарастем травою,
перекроют эпоху и век с лихвою.

Здесь я мог бы порассуждать о том, что Бродский наделяет «навсегда» (а значит и выражающую это понятие цифру) одушевленными чертами. Правомерность такого объяснения ясна всякому, кто интересовался художественным миром стихов Бродского, а не поиском действительных или мнимых ошибок в его текстах.

Таким образом, мы выяснили, что все выкопанное Олей в песочнице Йоси, может быть объяснено более или менее правдоподобно. Но какая-то неизъяснимая русскоязычная подлость заключается в том, что даже с этими ошибками Бродский умудрился расширить горизонты русского литературного языка, как до него это сделал Гоголь со своей «щукатуркой», а вот Ольга Чернорицкая, несмотря на идеальный, по чернорицким стандартам, русский язык, сделать этого почему-то не сумела.

Пожалейте Олю.