В истории сей хитрости не скрыты,

В истории сей хитрости не скрыты,
В ней смех и слезы есть,
Добро и зло.
В ней строчки тайной не увиты,
И, если говорят, что не везло,
Так то про нашего героя.
Пожалуй, так начну рассказ
Я, строчку к строчке строя.
Вот как-то раз, давно то было.
Из-за лесов, из-за морей,
Лишь для утехи королей,
Что правили уныло,
Был прислан шут. Такому и не жалко смеха.
Но вот беда, хром бедняга.
Зато потешен был
И выступал не без успеха.
Так при дворе любой глупец и скряга
Над ним смеялся от души.
Шли дни и, может, были хороши.
Ах да, чуть, право, не забыл.
Была еще беда.
Привратника вторая дочь,
Стройна и горделива,
И на лицо красива.
Она лишь иногда
Кидала взглядом свысока на нашего беднягу,
А он страдал,
Когда во власть вступала ночь,
По звездам он гадал,
Любовь свою лелея,
И ей сказать о том не смея.
От счастья плакал, видя, что она смеется,
И каждое движение ловил…
Но счастье как посуда бьется.
Его же счастье кто разбил,
О том мы говорить не будем,
Но шут красотку не забыл.
И, хоть была судьба к нему жестока,
С надеждой в сердце ждал он срока
Тех небывалых перемен.
Увы, ведь все напрасно.
Но не признал глупец урока,
Взамен,
Противясь мысли здравой,
Сказал: ну что ж, прекрасно, браво!
И идиотский смех сорвался с уст,
Над полем полетел и над дубравой.
Живой его веселый взгляд стал пуст.
Да, он устал.
И от любви неразделенной,
Такою чистой, окрыленной,
Безумен стал.
Повествование сие уж подошло к концу,
Сказавши пожелание свое
Бедняге иль юнцу.
История знакома и нелепа,
Хоть я в стихах ее творю.
Так вот, я говорю:
А стоит ли любить так слепо?