Из Дома В Степи

С конца времен у этого оконца,

то увлечен игрой тянитолкаев,
а то курганов сонною беседой
оворожен, с бессменностью сезона
я обвыкаюсь, в шорохе степной
поземки жадно уловить алкая
не щебет буйный призрачного сева,
но хриплый голос, коим образован
двусложный оклик, формою лепной
отобразивший как бы боли кольца -
венец, почивший на челе скитальца,
что утерял путь верный и плутая,
забрел сюда, как некогда и я;
с конца времен у этого оконца
напрасно жду, - помимо чудо-танца
фантомов легких, перебранок стаи
вороньей, мне эфирная струя
приносит лишь тоску чертополошью
да безнадежность: в край пернатых пиршеств
заметены все мыслимые тропы
давно и прочно. Брат мой пилигрим,
спокон столетья чуждый бездорожью,
изменит курс, предпочитая вирши
что постройней, тем, что заумный ропот
являют слуху. Правила игры
не позволяют бдения вне солнца,
а тут зима и ночь луной единой
озарены, и, значит, остается
мне увязать в беспечности теней;
С конца времен у этого оконца
глядеть на то, как давится дол тиной,
лакая свет студеный из колодца
луны той. Мерно щели на стене
растут, в ночи горят тянитолкаи,
мир заоконный распадется скоро,
чтоб возродиться из осколков, точно
из пепла феникс, и, в который раз,
в метаморфозу верно не вникая,
я жду, когда из вычурного сора
заря родится, светоч сменит ночь, но
степь мною прежде виденный мираж
возобновит под скрежет веретенца -
оси всего - был обморок так краток,
и снова дом все тот же, и курганы
все те же тонут в смехе воронья;
С конца времен у этого оконца
застыв, слежу срастание облаток
пустых, и речь степной фата-морганы
доносит мне эфирная струя...

Тише,
       пляски прервите бездушные тени
Голос,
       я слышу голос в инверсии слез
"Где я?"
       как этот возглас печален и горек
Боже,
       прочь укажи ему путь, будь благосклонен к нему...