Петрович и Тьма

   Виртуальные частицы сквозь Петровича проходят. И Петровичу не спится: он на кухне колобродит. Матерится, недовольный тёплой водкою из кружки, ест огурчик малосольный и идет к своей подружке - бабе Рае, зло храпящей под заштопанной периной. Страшен, будто в дикой чаще, ейный посвист соловьиный!
   Он ложится тихо рядом. Мысли муторны и странны. Под его тяжёлым взглядом подыхают тараканы; муха бьется о гардину хоботатой головой; и - покидая паутину - заползают за обои пауки, которым жутко... А Петровичу мешает - рядом - эта проститутка, что с Морфеем согрешает. Может, ей набить сусала иль поджечь, плеснув бензину, чтобы мыслить не мешала и ценила как мужчину? Нет, нельзя: глядишь, посадят; и уж точно на работе по головке не погладят. Скажут: «Вновь, Петрович, пьёте!» И зачем такое надо, чтобы все его журили и тринадцатой зарплаты на собрании лишили?!
   С мудрой думою таковской снова в кухню он шагает, тёплой водочки «Московской» полстакана выпивает; сквозь окно глазами зверя в Космос тычется уныло, расстоянье в литрах меря до ближайшего светила: если бог там обитает - чтоб Петровичу молиться, - то на кой он испускает виртуальные частицы?
   И Петровичу обидно. За топорик он берётся. Хрясть! - и звёзд уже не видно, лишь окно со звоном бьётся. Рассыпаются осколки в стайки чертиков зелёных. «Ах вы, суки! Ах вы, волки!» - он орёт. Гоняет он их по линолеуму в брызгах перетопленного сала, топором кромсает вдрызг их пятачкастые хлебала.
   Внеземные супостаты скачут, всхрюкивая: дескать, мы тебе, козел поддатый, можем хавало натрескать! Черти прыгают в прихожей, в спальне бесятся охально. Здесь им нравится, похоже. А Петровичу печально. Виртуальные частицы застят ум ему и зренье. Как от них освободиться? Где найти успокоенье?
   Как побитая собака, в спальню он бредет, вздыхая, где в оскале вурдалака распросталась баба Рая. А на лоб её, блестящий от ночного злого пота, черт,  патлатый и смердящий, с грязной мордой идиота, затащил свою подругу (в ней - ни робости, ни грусти) и кричит: «Давай по кругу мы ея, Петрович, пустим!» Весь - паскудство, срам и злоба, он орёт: «Довольно злиться! Доведут тебя до гроба виртуальные частицы!»
«Брешешь, пёс! - Петрович, красный от желанья вражьей смерти, стонет. — Весь ваш труд – напрасный! Будет здесь каюк вам, черти! Положу за время ночи асмодея к асмодею! Я ж - потомственный рабочий, даже грамоты имею!»
   И, воздев топор разящий (бесы мигом - врассыпную), бабы Раин глупый ящик - буйну голову хмельную - пополам Петрович рубит, огурцом срыгнув устало...  Он, по сути, бабку любит, просто меткости в нем мало...
   Чу! Звонок! В фураге новой и в плаще с плеча чужого пялит зенки участковый в объектив глазка дверного. Это ходит он с дозором, недобритый и нетрезвый. Чтоб Петрович не был вором, беспокоится болезный. Он проходит тихо в двери, портя воздух с каждым вздохом. Знает он, что люди-звери всюду ждут его с подвохом и мечтают расквитаться за служебные ошибки: на нунчаках с ним подраться, надавать по морде шибко иль, как минимум, заехать по спине ему лопатой, чтоб он стал предметом смеха и ходил везде горбатый... Но Петрович приглашает, как всегда, его к буфету. Полстакана наливает и бурчит: «Закуски нету»...
После, к выходу шагая, участковый без охоты замечает: «Баба Рая распахнула мозг свой что-то... Ладно. Ваш бедлам семейный мне пока без интереса: коли нет заявы ейной, то живи пока без стресса. Лишь бы шум не подымали, не стреляли тараканов; мне во вверенном квартале не потребно фулиганов!»
   И уходит в ночь, смешную, словно личико у смерти (одесную и ошую скачут черти, черти, черти)...
   А Петрович слышит - в горле ком урчащий шевелится: «По всему, нутро распёрли виртуальные частицы», - так он думает. Короче этих мыслей не бывает. Промеж них, заплющив очи, он на лоджию шагает. И, склонясь через перила, мечет он на ветер склизкий всё, что съедено им было: огурцы… кусок редиски...
А рогатые повсюду, кувыркаясь, крутят дули. «Мы с тобой, -  визжат, - покуда ты живой ещё, дедуля!» Теребя его штанину, супостат один вещает: «Ты нюхни, браток, бензину: сблюнешь душу - полегчает!»
   И Петрович видит: точно - от поганцев не отбиться... И «Московской», как нарочно, не осталось, чтоб забыться. И топор пропал куда-то... А кругом - рога и рыла... И Петрович, виновато плача, лезет за перила. И летит в незрячий космос, улыбаясь криволико; и его прощальный голос возвышается до крика: «Люди-люди, не бродите в дебрях, гиблых и пропащих! Люди-люди, не будите вы зверей, друг в друге спящих!»
   На пути его падучем - хмель сочащие светила…
   Мимо - бог плывет на туче, щеря лик зеленорыло...
   И ему в тумане светит дно родимого квартала, где кричат чужие дети: «С неба звездочка упала!»


Рецензии
Здравствуйте, Евгений. Тысячу раз прочёл это произведение. Выучил наизусть. В школе столько никогда не учил, а про Петровича так запало в душу, что пока не выучил - не успокоился. Про такие истории знаю не понаслышке. Работал в Тулунской тюрьме и видел такого з/к, который, гоняя чертей, убил свою жену. И после помещения его в камеру - "белочка" его не покидала ещё некоторое время. Восхищаюсь Вашим талантом.

Александр Бородин Ник   21.05.2019 12:04     Заявить о нарушении
Нет слов, до чего приятно было прочесть Ваш отзыв, Александр!
С признательностью,

Евгений Петропавловский   21.05.2019 16:24   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 52 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.