Сборник 9

Торопливая вечность (часть восьмая)

СТАРОСТЬ

* * *
А жизнь — ему: “Скажи, скажи,
какого ты обрящешь света?
Какие идолы во лжи
Пифагорейского завета?”

А он кричит, кричит: “Уймись!
Я с теорем, как с колоколен,
смотрю на души сверху вниз
и счастлив и почти спокоен!”

А жизнь долдонит про свое:
“Мол, наступает, наступает
пора, когда небытие
сознание определяет...”


* * *
Я проще думать стал и жить –
как сук обрубленный,
как шумный перекресток,
где дети не играют...
Мимо, мимо
летит весь мир —
как будто два крыла
несут его, меня перегоняя...
Какое небо твердое, однако

* * *

Качается маятник, видишь — опять и опять.
Качается ямб — до чего это все бестолково!
Проснешься средь ночи и чувствуешь, будто бы вспять
мир двинулся и не хватает предмета такого,

за что б удержаться... Родная, мы — пыль на ветру!
От ветра качаются стулья, и люстры, и стены,
качается память, и в общую эту игру
играют, обнявшись, два сна, две звезды, две сирены.

От этого танца нельзя удержаться никак:
качаясь, мелькают румяна, морщины, седины.
Качается время, и — здравствуйте, Мейстер Экхарт,
на Бога взирающий тем же глазищем единым,

что Бог — на него! Хорошо бы пластинку сменить,
да как остановишься в бешеной той карусели...
Качается жизнь... О, кого бы еще обвинить
в безумном размахе? — под солнце взлетели качели!

* * *

“Я на природе — сам не свой,
поэтому бываю редко...
Она подловит под сосной,
как беспокойная соседка...
Она, положим, всей душой,
по-стариковски старомодно:
«Ну, как вы спали? хорошо?
А вы не плакали сегодня?»
Что ей до птичьих наших драк
среди веков и эволюции!? ...
Переминаюсь, как дурак —
ни обругать, ни отвернуться!

Скорей бы — в город, силы нет!
Он — современнее, с ним легче:
как повернется он ко мне,
так я и сам ему отвечу!”

Такое писал он вечером, по уши в точном знании...
Вечерняя декорация была ничего себе:
рядом грустило Слово, словно король в изгнании,
и Рифма смеялась призом на ярмарочном столбе.

Мысли его сплетенные, в чем-то главном обмануты,
шли косяком над городом по вечной звездной реке.
И он закричал отчаянно — посол без охранной грамоты,
голубенькая жилочка у Вечности на виске...