Рождение авроры

РОЖДЕНИЕ АВРОРЫ

Неликвиды Звуков выбиты с набора.
Подмастерья споро складывают кассы.
Шепчет старый Мастер: “Подрастает Лора...
Боже мой, как прытки нынче ловеласы!”
Отмывают Звуки мальчики-плебеи
горными рожками тропами лесными,
где Единороги, знать, что ротозеи,
бродят подле Лоры, Звуками ранимы.
Жрец же Оро-Оло тронул Лоре кудри:
— Спрячь под диадему девичью беспечность.
— Старого атланта прорицанья трудны. —
Ты уже не Дева, а седая Вечность.
Как это не страшно, верь тому, что слышишь:
гибнет Атлантида! — молвил Оро-Оло.
— Мальчики... О, дети! В мир их страсти впишешь
в сумерках Державы и родится... Слово!
— Я хочу изведать Материнства силу!
— Нет, увы, не станешь Матерью атлантов,
но наступит Завтра. Ты пройдешь по илу
брошенного мира в Море бриллиантов.
И прольются слёзы в сток Тысячелетий,
и родятся грёзы, и родятся Люди...
Впрочем, не атланты в Радуге столетий
в будущем восстанут, там, где нас забудут.
Ты отдай им Слово и роди Эпохи,
ты отдай им Горечь и прими Прощенье.
Ты отныне — вечна! Хорошо ли, плохо...
Выбор сделан, Лора, в муках озаренья.
Для Землян, что будут, ты взойдёшь Авророй,
юной и прекрасной солнечной Мечтою.
Кто бы не пытался сделать тебя Лорой,
станет диадема для него чертою.
Но и ты не сможешь диадему эту
снять с себя отныне. Замысел свершился!
— Значит я Богиня?
— Да, как видно Это...
— А Единороги?
— Мир их растворился в водах океанов...
— А мальчишки Эти знали То, что будет?..
— Знали и молчали,
но тебя Богиней выбрали как Дети,
те, что на рассвете Чудо повстречали.
— Что же мне сегодня хоронить вас, Братья?
— Помяни, сестрёнка, мы уходим в Небо —
в подПространстве срезал Хаоса безладье
мудрый Оро-Оло корочкою Хлеба.
Миг и растворимся мы за Горизонтом,
и угаснут Судьбы, и взойдут Рассветы.
Ты одна, сестрёнка, станешь нашим Зондом
раненной однажды Утренней планеты.
Мы уже ступили Шаг за Мирозданье.
Мы тебя любили! Лора, до свиданья!..
W
Астроформат вселенной в автофургоне дня,
в облаке белопенном ищет в бреду меня...
Сам я того не знаю: ради каких высот
падаю и стенаю, но головой вращаю
средь непроточных вод...
W
Берегиня, Род, рожденье,
судеб россыпи в рассвет,
чресел женских размягченье,
крик младенца — жизни свет.
W
В это кафе приходит агонизировать осень
в старой, проеденной молью шали
в ветхом, благеньком теле,
в котором едва теплится душа
со своими прежними изысками,
сбежавшая отогреться после чужих похорон.
W
В миру низложенных богов
мы букв больших не ставили,
но даже в те года Любовь
жила по вечным правилам.
W
Во рваном рубище Любви
тревожат нас ночные сны.
В них — святость Храма на крови,
в них — зов проведанной Весны.
W
Влюблённость — первым делом от простуды.
Куда микстурам, Господи прости!
Ценней чем зелья ведьмы Регентруды —
влюблённости ажурные мосты.
W
Гугеноты от Пьера Кардена
и пилоты, сожженные в прах,
в скорбных урнах из цинка
нетленно не воскреснут
в грядущих мирах...
W
Дивертисмент, игра наитий,
и мир пружинит от соитий,
и размягчает ласки ночь...
В них полночь вспениться не прочь!
W
Есть такие красивые женщины,
есть такие счастливые дни!..
Что мне, Господи, зов деревенщины —
я ведь сам из деревни Любви!
W
Жизнь толкает на поступки,
и не жди её уступки...
W
Законы физики прорыва —
от первоВзрыва до себя,
Ранимость ядерного взрыва
в переполосице огня.
Животрепещущей удачи на сдачу,
в атомном клише...
В нём умирают люди наши —
сейчас, сегодня и уже...
W
И я смешон, и ты нелеп,
но оба мы вкушаем хлеб,
и воду пьём из родника,
и мчит нас времени река.
W
Икра в мальках играет снедью,
смывает осень облака
и осыпает землю медью
во ржавых кавернах стиха...
W
Кляуза-пауза, жизни пробой,
стылая пауза, вялый френдбой.
Зло, особачено, оСТОчертев,
лает оплачено. правду призрев!..
W
Колотые, резаные, рваные
раны, как меня кафешантанные.
Неустанно ноют и болят.
Знать бы от чего?.. Не говорят.
W
Комочки Человечества,
смешные пострелята —
судьбы — ее величества
потешные ребята.
W
Люди приходят к Богу от одиночества...
люди уходят к звёздам от одиночества...
Все обиды земных существ —
от глобального одиночества...
W
Любви людей, легко любящих
латентных зарослей леса
дивятся даже небеса...
W
Лунный свет разлился в мире,
мысли в полночь воспарили,
в поднебесный сжались ком
и сорвали сто замков.
W
Люди усталые ходят усталой дорогой,
птицы уставшие в небе — сорвались в пике.
Годы усталые в душах знобят, — их не трогай!
Лики грядущего стынут в холодной воде.
W
Музыку грядущих вёсен:
то мажор, а то минор
обещает миру осень —
грустных сказок дирижер.
W
BABILON

В кулаки заплетены кинжалы,
в кушаки завёрнуты стихи.
Леденящий ветер острым жалом
обрезает крылья у Земли.
На Земле, на торжище несладком
городят земляне Бабилон:
бёдра в допришествующих тряпках,
тяпок гул во множестве колонн.
Зуд племён идёт разноязыких.
Вдоль дорог — халупок грязный вид:
глинобитных мазанок безликих,
из которых смрад и вонь летит.
Маяться плуты, бродяги, воры —
мерзкие достались времена!
Клинописью выбиты законы...
Рябь клинков, тогда как голова
лишь одна — на праздник и злодейство,
лишь одна — на беды и мечты.
Узников казнённых ротозейство —
мудрецов печальные персты.
Дивных слов последняя отрада,
Вальтасар в отчаянном бреду.
Даже он хлебнул от жизни яда,
у поступков злых на поводу.
Оторвались тени от забора,
расплескав нектар беспутных душ.
Бродят в мире призраки раздора,
шепчут Бабилону: “Грешен уж!
Согреши и впредь, греши, обиды
в том тебе не будет и стыда...
Что тебе сады Семирамиды.
Падший ты и в том твоя беда!”
Уголья сожженных слов — кручина,
распри подзаборные — раздор.
Узников со стен швыряет чинно
блудный пёс — развратный Бабилон.
Кто они, украдшие не злато,
кто они, познавшие слова,
знавшие пришествия Пилата,
так и не принявшие Христа...
Все они в душевной метастазе
прокляли заведомую ложь.
Бабилон, решайся Бога ради!
Отпусти их, слышишь, ты умрёшь!
А они пройдут века и веды,
на кострах пылая как в аду,
пересилят ненависть и беды
у судьбы своей на поводу.
Их язык атланты создавали,
ради тех, кто будет впереди.
Это им завещаны скрижали,
а тебе — лишь мёртвые следы.
Смутные событий кривотолки
упорхнут на небо — в райский сад.
Позади угроз пустых осколки,
впереди историй термояд.
Узники сгорят в бреду кровавом,
висельникам вырвут языки...
Бабилон, веков седых анклавы
рвут землян оглохших кадыки.
Миг гортанных говоров нездешних —
Бабилон ста тысяч языков
растворился в прах деяний грешных,
навсегда простив своих рабов.