Соленый чай от сладких губ

******

Девушка с валютным счётом — это очень хорошо!
— Я могу и так работать:гонишь доллары и всё!
За бегущим вдоль по миру счастьем я не убегу.
Я в любви своей остыну, — Душ приму и вновь приду.

Красота не побуждает. Красота всегда в цене.
Такса, бройлер, нагнетает отношение к тебе.
Можешь fuck иметь с тоски, только сам стирай носки!

******

Кто явится, тот явится на свой стакан воды.
С тем камень  с сердца свалится, озноб обрушит льды.
С кем сладится, с тем сладится сквозь ночь и холода. —
Душа душой оплавится на долгие года.

С кем слюбится, с тем слюбится, и больше не зови.
Чужой не приголубится к воссозданной любви.
Кто явится, с тем сбудется — такое не забудется.

******

Солёный чай от сладких губ. А губы — исцелованы.
Их расхлестал животный зуд, в порыве лет спрессованный.
За каждым годом урожай срывали губы мягкие,
и пьют теперь солёный чай за то, что были сладкие...

И ты, дитя, увидишь вновь всё те же искушения:
предощущение оков любовного брожения...
Предощущение себя в томленье страстного огня.

******

Дама в возрасте рыхлой прически в ритме царственном рынком идёт.
Все окрестные тётки-чехвостки разевают завистливо рот.

Дама-гранд, без итожащих сроков, дама-барыня —  лет торжество,
поэтесса, дворянка с упрёком возрастное несёт естество.

Оттеняет собой незлобиво недоженщин извечно пустых,
для которых былое — крапива, а грядущее — горести штрих.
Дама в возрасте солнечной тётки прошибает базарок без щётки.

******

Лесбиянки дежурят в метро.Подле них бродят девочки-панки,
потребляя хмельное ситро и сгрызая сухие баранки.
А на станциях жмётся народ, напирая на двери вагонов.
Каждый первый — по жизни урод, полон гадких рычаний и стонов.

Мир фасонит, истошно рычит с наворотами рытвин и вмятин —
то ли стадо по миру бежит, то ли мир сволочам неприятен.
То ли попросту мир — не пижон, то ли кем-то на крест водружён.

******

Пятилетние сёстры-близняшки рекламируют пейджеров новь
без заведомо взрослой натяжки,предлагая игру в карамболь.

Говорите, сообщайтесь друг с дружкой, рассылайте приветиков вязь
и секретиков тонкую стружку: “Я однажды уже родилась!”

Как пароль — давних лет археолог, а быть может и новая роль?
“Я уже...” А вокруг мартиролог — умер, умер... Скончался король.
Королевства делёж непомерен, если Детству давно ты неверен.

******

Плачут, плачут Эсмиральды. Плачут, плачут день и ночь. —
Их бросают Ромуальды, девам некому помочь.
Их швыряет настроенье в разночтение себя.
Их лишают точек зренья, словно курса корабля.

Тары-бары, растабары,слёзы льются, пульс хандрит,
промокают пеньюары, —  плачут барышни навзрыд...
Плачут милые легко, — слёз вскипает молоко.

******

Сквозь стены Храма выйдя в небеса, она прошла сквозь вещие иконы,
творящие пред Богом чудеса, оставив за спиной старух поклоны.
И растворилась в вязи облаков, и вырвалась за грани мирозданья,
и оземь розмариновый альков разбил её вчерашние желанья.

Не стало вдруг ни ижицы, ни книг, ни музыки молитв, ни воздаяний,
но опустел её домашний скит и ткань небес прожёг венец желаний.
И захлебнулись в страсти небеса, и выплеснули радугу истоков;
всего того, в чем слышны голоса нездешних мест, волшебных биотоков.

Я видел, как парила над землёй язычница из Храма в час прощанья -
разбитый розмариновый альков впитала твердь, а небо - расстоянье…
Теперь их нет - ни тверди, ни дорог. Остались только женщина и Бог…

******

Гостиница тронулась с места, качнулась бутылкой вина.
Три дня проходила невеста, полгода прождала — жена.
Гроб выдали Лидке в Ростове. Старик-военком морщил рот —
Алёшку во плоти и крови чужая война не вернёт.

А в Харькове места ей мало — шалеют вокруг мужики.
Срывая с души одеяло, пьют мёд из нектарной реки...
Им Лидка — литая отрава — войны неостывшая лава.

******

Мажоры пьют застольный шоколад и рвут мальчонки искренностью душу.
В ушах гремит сто тысяч канонад - в них сочный мат и светские баклуши.
Девчушка назидает пацану: - Ты зол и пьян, и с бодуна к тому же…
А он в ответ: - Обидно за страну! Не ты ль меня сама звала на ужин?

…А банки прогорают в пух и прах, а баксы курс теряют понемножку,
а мы живём в умат и на бровях, жуём себе с селёдкою картошку…
Мажоров бьют, а мальчики в душе готовы разорвать на части Лету,
в которой им досталось неглиже жить беспортошно, зная Альфабету…

…свою стезю, чужие холода, израненные годы и столетья…
Вода из слов - безликая вода. В ней умолкают стоны мимолетья.

******

Когда-то в бантиках ты в детский сад пришла.
Сегодня в бантиках ты по земле прошла,
сегодня челочка твоя  острижена,
сегодня девочка судьбой обижена.

Когда-то маленькой ты без обид росла,
сегодня взрослую обиду ты нашла.
Тебя обидели глаза бесстыжие,
глаза бесстыжие мальчишки рыжего.

Ты рядом с ним росла и в школу бегала,
а вот теперь одна осталась бедная…
Другая девочка с другими бантиками шла,
мальчишку рыжего она с собою увела.

******

“Чёрный” десерт под пельмени,гренки, “кагор”, мёд да чай,
женщинки юной колени (сделан аборт невзначай).
Вырвалось прошлое чудо в солнечной расы денёк.
Денька смеётся, паскуда: “Был бы теперь паренёк!”

Юная барышня плачет, — был бы не только засос,
было бы нечто иначе. Жаль, не дозрел мелкорос.
Жаль, не взошла в нём причуда — роды воспринять как чудо.

******

Девчонки светятся медузами, вдыхая горький аромат.
Они «бычки» втирают «шузами» в подъездный половой салат.

Они стыда еще не ведают, они греха еще неймут,
они любви исток исследуют, и поцелуй волшебный ждут…

Их матерят трудяги взрослые в грешном отеческом пылу,
и слезы девичьи, «сурьезные» блестят в алмазах на полу…

******

Королева дискотеки мочит устриц на обед.
Легендарные ацтеки ткут ей на ночь пышный плед.

Даки вычурные фраки примеряют тут и там,
ирокезы-забияки бьют отчаянно в там-там.

Королева дискотеки всласть танцует между тем.
Остывают в мире треки данс-круженья без проблем.

Нет проблем! Танцуют все на контрольной полосе.

******

Караванщик уставшим верблюдам запретил отдыхать на песке.
Он не знал, отчего и откуда эта истина билась в виске…
На осколочном вырванном месте вызревал запретительный план:
певчих птиц сохранить, чтобы вместе, с ними вместе шагал караван.

Этих птиц в золочёные клети усадили в Герате купцы.
Сквозь барханов волнистые сети караваны вели мудрецы.
Полюбовно и птицам, и сетям не ужиться в безводном краю -
эти птицы умрут на рассвете, на заре их услышат в раю.

Пейте с рук по глотку, по глоточку разноцветных убранств и цветов,
рано ставить вам в пении точку - караван ваш ведёт птицелов!

******

Собака лакает кефир молочарни из лужи -
одной на двоих, на троих, на сто тысяч собак.
Ну, ладно, вода - и с рассжиженной грязью к тому же,
но что в том плохого? Скажите, что в этом не так?

Девчушки-пижоны спешат в кабаки грошовые,
мальчишки на чай подают грациозно легко,
гоняют чаи, наплевав на учебные были
о том, что кабак - это лет надувное древко.

Их фенечки вязнут в неоновом ритме полудня.
Собаки икают, - осенний их жмёт неуют,
а рядом барыги, продравшие зенки под утро,
сорвавшие куш до полудня водчоночку пьют…

Буфетчица Маня несёт на подносе пирожных,
буфетчица Клава несёт на подносе икру…
Чуть фенечки прочь - и закон до утра непреложный -
гунявая ночь разрывает колготок канву…

И только мальчонки упорно не требую сдачи, -
они за девчонок упорно гоняют чаи,
и только собаки лениво бредут на удачу
по контуру лужи в облыжные, серые дни…

******

Над телом будущей принцессы рыдал приветственно смычок.
А струны тела поэтессы свивал в любви не новичок.

А сладострастия любитель, не признающий пиетет,
печальный, падший Небожитель, имевший в том авторитет.

Он создавал не для бравады, а по велению мечты
портрет чарующей Наяды и формы дивной красоты.

И под смычком его удачи стихали Золушкины плачи.

******

Допинги  сердечных  драм, клапаны  с  подгрузкой.
Жизнь по графику идёт, время по судьбе.
Учим азбуку мечты с дикой перегрузкой.
Тот,  кто  счастье  тормошил,  вырос  в  трын-траве.

На зелёный травостой выбрались тюлени,
слышен Бемби пылкой зов из густой тайги.
Старый  фавн  пред  миром  пал  на  козлы-колени,
а что дальше было там, — думать не моги!

Кали, Сати, Демиург танцевали страстно.
С  кем  такое  не  случись,  чувств  девятый  вал!
Прощелыга  старый  Фавн Бемби  заграбастал,
и всю ночку до утра с ней вальсировал.

Демиург к утру упал, — выбила присядка,
а  миляга  древний  фавн  с  Бемби  свился  сладко.

******

Плацдарм удачи. Плацкарт удачи. Удачник едет, от счастья плачет.
В полночный час — любовный сленг. На голове седеет снег.

Проносит полночь поезда сквозь колдовской парик в рассвет.
Седые букли-провода волшебных грёз сжигают свет.

Корпит над ворохом вранья волшебник сотый век.
Так было, видимо, всегда. Колдун — не человек.

Ему не ведомо, что сны —  иного времени послы.

******

Сель в ста тысяч верст отсель, Селевания!
Заливает этот сель Феофанию,
заполняет этот сель воды сточные
и стекаются отсель люди склочные.

Депрессирует наш мир веснами,
накипает, как волдырь, звездами,
и срывается на нас в скорости
с неба звездные ключи горести.

Обволакивает сель сетями, загоняет в землю дед на столетия,
и врачует мерзлота там, где попросту душ сжигалась маята попусту.
Сель в ста тысяч верст отсель, сель, сель, сель…
Каждый миг и каждый день – сель.

******

Уснут киты и ягуары, прильнут к протекторам мечты,
и опустеют будуары. Опальных Золушек черты
умрут на отсыревших лицах в столицах прожитых широт,
где вечный пат и дрябь на шлицах по истеченью прошлых квот.

Здесь сам король и королева.Со всеми смело шли на вы.
Бежали те, кто были слева, кто справа — предали, увы.
Но ягуары и киты не знают шахматной беды.

******

Охмурили сонетами, оглушили сонатами.
Повстречалась с поэтами — утюгами крылатыми...
За столом меж салатами то ли тюлька в бизе,
то ли рыцари латами мнут вовсю фрикасе.

Астролябию взвесили боком, вывернув плоскости,
трёп над миром развесили — к чёрту таинство жёсткости!
В стол поэты втираются, —  к деве всё примеряются.

******

Мы подпрыгнули над всплеском на три четверти вершка
без иллюзий и гротеска. Вешка памяти — тоска.
Пешка памяти — разлука. Метка памяти — прости.
Так уходит в вечность мука, о которой не грусти.

Отпустило, отболело пересортицей прорех.
Те, кого едва задело, в лунь белы, как утром снег.
Утро в позе Кама-Сутры. Бог с тобой, хмельное утро!

******

С мисс Штормовым предупрежденьем столкнулась как-то мисс Скандал.
Одна к подруге с поученьем. В ответ другая: “В рожу дам!”

Случись такое в век Колумба, была б потеха — не унять.
Полк каннибалов Тумба-юмба пришёл бы дамочек сожрать.

Но мы живём в иные веки. Одна штормит, другая — в визг.
И вновь рождаются калеки от этих мымр отпетых вдрызг.

А человечество в тоске: штормит, скандалит... На песке.

******

А когда мы отходим от наших побед,
наших бед и житейских историй.
— Пей цикорий от нервов! — твердит мне сосед
и включает сто грамм в свой лекторий.

Славы медные трубы ржавеют в траве,
а в душе только бурые пятна.
Да и что бы ты сделал, когда по утру
с перепоя в душе неопрятно?

Да и что бы ты выдумал, что бы сказал,
да и чем бы себя успокоил,
если ясно вполне  — ни финал, ни вокзал,
а привычный души крематорий...

Ни огня, ни воды на излучине лет,
славы медные трубы — обычный втормет.

******

Планеты литые побеги,прошедшие руки Богов, погромы, пожары, набеги…
Плывут в океанском ковчеге волшебные сны островов.
Там счастья живут капитаны, в мечтах о несбыточных днях,
Здесь судеб пылают вулканы, над грезами телеэкранов

Рыдают метисы, рыдают мулаты, рыдают креолы,
рыдают пираты, рыдают ковбои, рыдают солдаты,
рыдают каори, что жили когда-то,
туристы и йоги, и вечные Боги,
и юные леди, в миру недотроги,
которые, впрочем, раз десять родят
таких же детишек, рыдающих много…

Ах, юные леди, в миру недотроги,
они-то всех более сказок хотят,
в которых мечты откровенно нестроги.

На утлом суденышке утра уснет океанский ковчег,
где слезы сквозь грезы и грезы сквозь слезы
давно опечалили смех метисов, мулатов, креолов,
пиратов,  ковбоев, солдат, и даже усопших маори,
хоть их-то и нет априори,туристов, и йогов, и Богов,
и леди, в ком секса салат из поз и пикантных ужимок,
дарящих любовный разврат…

Но грозно тайфуны стеною собою однажды зальют,
где столько занятных титанов… И связь с эйфорией прервут
метисов, мулатов, креолов, пиратов,  ковбоев, солдат,
и даже усопших маори, хоть их-то и нет априори,
туристов, и йогов, и Богов, и леди, в ком секса салат
из поз и пикантных ужимок, дарящих любовный разврат…

И в вечность сглотнув океанью бредовый мираж телеснов,
тайфуны разденут, как в бане метисов, креолов, Богов,
мулатов, маори, девчонок, литых и упругих вполне…
И прошлого мира оковы раскиснут в пустой мишуре.

Консервные банки с под колы в миру, где бананы растут,
нелепы, как вой магнитолы,когда океаны поют…

******