Ода мастерам целительных процедур

С экрана Юрский Пушкина читал,
За стенкою гремели барабаны,
А я на кухне загонял в размер
Банальный слововыверт про любовь.
Бывает так: поэма начата,
Но слог ушел - начать ли было рано,
Недостает прыгучести в броске, -
Ушел и все. Типичный перебор.
Тогда я отложил свое перо,
Привычно выбил трубку о подошву,
Сходил за хлебом, разгадал кроссворд,
Узнал, а что там с мировой войной,
Тайком на кухне отщипнул пирог,
Взглянул в окно (скорей бы, что ли, дождик),
И, прежде чем обратно сесть за стол,
Взял трубку вновь - всего один звонок...

*****

Зима скрипела мачтами зубов,
А может, просто снегом перемерзшим.
Мой старый кот чинил свои усы
И тихо матерился между строк.
По улице похабной, как забор,
Прохожие передвигали мощи,
Кренясь под грузом шуб и колбасы,
И сыпались, как яблоки, в метро.
Меж них один - заметно был один,
Он выделялся, будучи таким же
На первый взгляд, - но яблоки текли:
Два взгляда - это роскошь не для нас.
Меж персиков случайный нектарин,
Меж Церетели призрачный Да Винчи -
Томат полей средь жителей теплиц,
Чья кожица тщедушна и бледна.
Он нес рюкзак, потертый на углах
Морозных улиц имени фамилий,
Пустых до завывания в душе
И полных толкотни, но не людей.
Рюкзак был тоже полон, и пурга,
Из любопытства, змейкою ванильной
Стремилась просочиться внутрь уже,
Чтоб существо поклажи углядеть,
Но не успела - странник был таков,
Его сглотнул удав куда крупнее,
Паук ли, гидра, а вернее, кит,
В себе несущий миллион Ион
(Там рельсы так же скользки, как каток,
Там солнце показаться не умеет,
И потому захвачены верхи
Бездушным узурпатором "неон")...

*****

Я прерван был - мне позвонили в дверь,
И то была, увы, не телеграмма
И не она. Но, с третьей стороны,
по счастью, не менты и не грабеж.
Вошедший нес две рыбины в ведре,
Сосульки в бороде, бутыль в кармане
И что-то в рюкзаке. "Ну, здоровы
Ходить вы стали!". Он спросил: "Нальешь?"
Поскольку он с мороза, я простил
Нечаянно отпущенную глупость,
Бутылку взял, и рыбу, и рюкзак
И тут же по стаканам раскатал.
И вот уже мы крякаем, хрустим,
Сурово курим и смеемся грубо.
А раз мы ели рыбу, стали звать -
Ну как бы третьим - моего кота.

(Пока идет попойка, поясню,
Откуда взялся этот бородатый
И как мы познакомились - в друзьях
Его бы числить все же я не стал.
Я жил когда-то, тонкомяс и юн,
Мечтательно, и мой работодатель
Пенял мне часто, цифрами грузя,
На слишком уж лиричные места
В служебной переписке. Карьерист,
Признаюсь, получился препоганый
В моем лице. И, место потеряв,
Задумал я известность обрести.
Засел за стол я, руку оперив,
И, не осилив длинного романа,
Стал проникать в природу бытия,
Пытаясь приручить бодливый стих.
Когда ж была написана тетрадь
Творений дивных, легких - как считал я -
Затеял марафон я, трепеща,
По критикам, редакторам и проч.
Конечно, сколько времени ни трать,
А для ума дубового все тайной
Останется, что чувствует душа,
Талантом осененная щедро.
Так вот, тот бородач - он спас меня
От бесполезной суетной погони
За тенью славы - от пустой возни,
Ведущей в дом печали либо в гроб.
Я постепенно начал понимать,
Что чем пегасы - лучше все же кони.
И вот опять он предо мной возник
Для процедур - целящее добро!)

Допив бутыль, мы уложили спать
Мое животное - не так, как мы, он стоек,
А после гость мой развязал рюкзак
И разложил на лавке инструмент.
Там было все, что нужно для письма:
Бумага, перья, из ореха столик,
Для перьев нож и для листов резак,
А также пузырек, несущий смерть
Для истины измышленной любой
(Придумано не мной, но все же правда).
И, увидав, как загорелся взор,
Мой гость со смехом показал: пиши!
И я - давай описывать любовь
И рифмовать "ограду" и "награду",
Чудить про пенье птиц при свете зорь,
Тихонько выть и грызть карандаши...
Когда же стала выситься гора
Тяжелой от чернильных строк бумаги,
Мой гость - маститый критик - сел за стол
И принялся громить мои труды.
Я сопли лил и со стыда сгорал,
А он все бил, ему все было мало,
И - я вскричал, что "БОЛЬШЕ НИ ЗА ЧТО!.."

Спасибо, обладатель бороды!