Из цикла Еврейские квадраты

            Переход через Чермное море

Когда раздвинулась плескучая темница,
И потянулась в бездну вереница
Горящих глаз, раскрытых настежь душ
По хлипкой грязи непросохших луж,
В отрепьях нищенских египетского плена,
Отбросив зрак судьбы обыкновенной,
И две огромные блестящие стены
Вдруг встали ужаса священного полны...
Держась за Бога, шествует народ,
И веры небывалый крепкий плод
Вперед уходит в даль тысячелетий,
Где плоть волнуется неведомых наречий,
Как жертва чистая, печаль о всех и вся,
И ровно дышит круглая земля.


      
               ***
Хотя много святых, избранников у Господа много,
С дарами великими, заслугами выше меры,
У каждого в руке свеча, и за плечами слава,
Оправдание они для народов сильных.
А все же, когда входит иудей, грешник великий,
Удерживает земля дыхание, себя смиряет,
Служебные духи, ангелы, над ним кружатся.
А когда без греха иудей входит,
Не может ликования удержать творенье,
Как фарфоровую чашу, несет, лелеет.
А когда праведник-иудей входит,
Ниспадают перед ним все пределы
И дорожка прямая уходит в небо,
Луч прямой и всесильный,
Нацеленный в сердце Бога,
И гнев Божий стихает.


         ***
Как чудо перед древнею горой,
Стоит Израиль, вечно молодой;
Два глаза, устремленные на небо,
В них отраженья – Альфа и Омега.


           ***
Голгофой острою еврейство разделилось
И в даль обетованную пустилось:
Вперед шагнуло, прянуло назад.
Растет в долине дикий виноград
И гроздья падают курчавою грядою.
Как не припомнить гибельную Трою?
Вот так же в виноградниках она
Стояла горькой прелести полна,
Пред ней дышало небо полной грудью
И цокот слышался неведомых орудий.


            ***
Изгнание. Куда ступить ногою?
Где твердый берег, полный новизною?
Там слово недействительно, и скрыт
От неба зоркого благополучный быт.
Не отменить начертанное слово,
Оно для жизни вечная основа,
И потому любой клочок земли
Тебя исторгнет в окруженье тьмы.

 
                ***
Если царь приблизит меня и поставит по правую руку
И богатства мои превзойдут сокровища фараона,
Слава моя распространится на четыре стороны света
И любовь людская будет как море у моих ног плескаться,
Все же сердце мое не убежит от тебя, острая зависть,
Прилепляясь к путнику, в изнеможении бредущему по пустыне,
Посреди опасностей, под палящим солнцем,
Терпя во всем недостаток, на пути к тебе, Иерусалиме.


               ***
Вовне глядеть, себе во вред трудиться,
Волшебный запах праздничной корицы
Нас может вывести отсюда хоть куда.
Гори, сияй, субботняя звезда,
Вращайся, дней святая колесница,
Лети во тьме встревоженная птица,
Благословенна грузная земля,
В свои объятья принявшая племя
Изгнанников. Прими благое семя
Произрастаний в Бога и огня,
Что в нас горит, не гаснет, не тускнеет,
От времени лишь только горячеет.

             ***
Отделены, отвергнуты, погасли,
Лампады свет не гаснет никогда,
Лоб ангельский, брадатость, шепот страстный,
Над хижиной субботняя звезда.
Молитвенный порыв, плененность чудом,
Сказание о праведнике, сон,
Тень черная на сером, плащ, Иуда,
Неизъяснимый чей-то дальний стон.


       Средневековая молитва

С жалобой, горькой жалобой обращаюсь к тебе, Господи!
Сердце мое кровоточит, душа стенает и рвется вон из тела.
От непонимания не нахожу себе места,
Задаю вопросы и не нахожу ответа, обращаюсь, а в ответ – молчание.
Говорят, что согрешили мы, много согрешили пред тобою.
Изгнание, рассеяние и позор – наш удел по грехам великим.
Устами произношу слова, они не насыщают сердце.
Сердце выплевывает слова, и кричит, и плачет.
Кто же служил тебе, как не мы перед лицом язычников?
Кто исповедовал тебя даже в печи огненной?
Кто на врагов ходил без оружия, с одним твоим именем?
Чьи славословия до сих пор слышны посреди скал Синайских?
Разве не ты был нашей надеждой и упованием?
Разве не твое иго мы несли перед лицом всех народов?
Разве не ты клялся собою, что не оставишь нас вовеки?
Разве не твоя радость пронизала наши сердца?
Что же ты молчишь, Боже, благого лица своего не кажешь?
Унижены мы, донельзя унижены.
Все народы величаются перед нами, показывают на нас пальцем,
Выи свои горделивые поднимают высоко.
Говорят: "Оставил их Господь, свою благость передал другому".
Теперь можно с ними сделать, что заблагорассудится.
Любую вину на них навесить, за один рубль взять вдесятеро.
Убийство для них, что глоток водицы, клевета, что дуновение ветра.
Идолам своим они приносят жертвы, надмеваются над субботой чистой.
Храм твой разрушен, Господи, Иерусалим сравнен с землею.
Тора твоя – их добыча, праведность наша для них не праведна.
Воскресни́, Господи, услышь молитву мою.
Разорви тенета молчания, выступи вперед с силою.
Скажи: "Дошла до меня молитва твоя, выслушай суд мой".
Разве о закромах полных взываем мы? И былинки довольно с нас.
Разве власть и сила интересуют нас? Довольно с нас твоей силы.
Разве слава людская соблазняет нас? Посреди пустыни наша слава.
Ты один – наше сокровенное желание, только ты и ничего больше.
От любви к тебе истаивает сердце, кости плавятся и кровь подступает к горлу.
Кто бы сказал, какою жертвою ублажить тебя?
Ходить пред тобою и быть твоим народом ; наше желание.
Каждый шаг днем и ночью сверять с твоей заповедью.
В нищете, в убожестве, в рассеянии великом взываю к тебе, Господи.
Услышь меня и обратись ко мне.
Воскресни́, Господи, услышь молитву мою.
                2001


       Катастрофа

              1
Огонь и пепел, пепел и огонь.
Куда девать глаза? Им все постыло.
Чем вас утешить? Вот кусочек мыла —
Умойте руки, пусть утихнет стон.
Недолго вам осталось до спасенья.
Там поле, лес и птичий перезвон.
Боль неотступно бьет со всех сторон
И раздирает ткань стихотворенья.

                2          
… Нам говорят, что время роковое
Уперто в Небо — жалкие слова! —
Что оскудела во поле трава,
Не пренебрегшая Закона красотою:
И потому — огонь печи горит
И крик души с природным криком слит.
Или ты агнец, твердою рукою
За грех земли взнесенный на алтарь.
Листает жизнь библейский свой словарь,
Шагает ум затверженной тропою.
А слово не теряет остроту —
Оно опасно, им легко обидеть —
А хочется Тебя опять увидеть
Сквозь немочь тяжкую и смыслов пестроту.

             3
Бедой своей ощерившийся ум
В самом себе находит утешенье.
По буеракам медленно бредет,
Не замечая внешности текучей,
Зажав в руке, как талисман священный,
Шершавый лист, и в нем — слова, слова:
Квадратный строй, графический, прекрасный,
Земли и неба честные права.


          Ожесточение

Нет, мы не избежали наказанья,
Испили чашу горькую страданья,
Состарились, глядим вперед темно.
Не светит нам любовное окно,
А стелется земля своим осенним пухом.
Мы прилегаем к ней окоченевшим ухом.
Что слышно там? — хлопочет мышь, шурша —
Скажи хоть слово, черствая душа!
Одно лишь слово, много нам не надо,
И кисть осеннюю ручного винограда.


               Погром

Когда простили мне все и все забыли,
Все мои вины, и все таланты,
перестали смотреть на меня с немым презреньем,
и пожелали иметь со мной на равных дело, –
не поверила душа моя, в себе затворилась,
не взяла от милости насытившегося кровью,
А губы прошептали – только не убивайте.

Когда взглянули на меня и вдруг сказали:
как он хорош собой и как прекрасен,
как благородно чело его и как благи начала,
соединимся с ним, а вдруг нас Бог полюбит, –
Затрепетала душа моя, устрашилась,
Приникла к земле сырой, ища спасенья,
А губы прошептали – только не убивайте.

Когда пришли ко мне и попросили:
Войди в общение любви, стань рядом с нами,
Чтобы как равный ты пил из общей чаши
И прикасался к святыне неугасимой, –
Сжалось сердце мое и пронизалось болью,
И сознание расточилось, как вода речная,
А губы прошептали – только не убивайте.

Когда земля сама о себе позабыла,
И все травой поросло, а в траве цветочки,
И птицы прилетели и стали петь искусно,
Призывая на землю благодать и милость, –
Омрачилось сердце мое и восскорбело,
Стало тверже камня перед лицом новой жизни,
А губы прошептали – только не убивайте.
                2002


                ***
Народы на путях своих толкутся
И вместе в час урочный соберутся,
Чтобы торжественно из нищенской сумы
Пятак свой выложить, — до ангельской трубы —
Который был тебе, народ мой безземельный,
Одолжен на прокорм души твоей скудельной.


                ***
Мы вынуты из огненного пепла,
Закалены иль выжжены до дна,
Душа в любви и в трепете окрепла,
И потому, наверно, не одна.
Тебя любить, Тебе во всем поверить,
Шагнуть вперед и не взглянуть назад,
Свой путь шагами звонкими отмерить,
Вернуться в опустевший дикий сад.
 

                ***
Умер человек, приложился к отцам своим,
Стала тоньше звука его фигура, вполне бесплотна.
Не занимает она место на земле, никому не  мешает,
Не теснится по улицам в потоке жизни.
Ничего ей не надо, и память она не тревожит.
Разбился кувшин, разлетелись осколки,
Глиняные осколки из песни Екклесиаста.
Все умерло, а они живы, все также сверкают.
Не вмещаются в сердце плачущее, не так широко оно.
Плачет оно от молчаливости неба, от одиночества
Посреди поля цветущей жизни.
Проклят мир и неисцельно болен,
В глубокую древность протянулся корень.
Плачет оно от одиночества и разлуки,
Как если бы камень затворил вход в пещеру.
Не может душа вместить бесконечность
И потому верит и ждет тайного знака.
Ожидание, как вода в роднике, глубоко и чисто,
Ни на минуту не умирает.

                1999-2002