Сизиф и его камень

Солнце светило в упор в загорелую сильную спину. Сизиф чувствовал, оно отделяется от океана, раскаляется сильнее. Он не смотрел на него, если солнечный пыл не был хотя б вполовину усмирён иной стихией.

– Раз-и-два, раз-и-два, – считал он, толкая камень по колее. К полудню нужно было вкатить его на гору, чтоб на обратном пути не встречаться взглядом со светилом.

– Удачный день!– думал он, – сегодня останется две тысячи триста шестьдесят раз. Круглая цифра! Завтра можно отдыхать... Плести корзины для сыра... На берегу нашёлся подходящий камень – выйдет новый жёрнов...
 
– Или лучше поработать? Тогда через десять дней останется две тысячи триста пятьдесят!.. Через сто дней – две тысячи двести пятьдесят... Через год, глядишь, останется только две тысячи!..

– А вдруг – сейчас осталось две тысячи?!. Нет, помню, они сказали: "Ещё три с половиной тысячи – и всё..."
 
Он остановился, захохотал:

– Где ты мог слышать?!. Кто мог сказать?!. Сто лет или больше на остров не ступала нога человека или бога... Сам придумал цифры...
 
Он перестал смеяться, вытер пот, покатил камень дальше.
 
– Может, придумал, может, правда слышал где-нибудь... Ведь не будет это продолжаться вечно... Работать легче, если знать, сколько осталось... Можно рассчитывать, много ли сделано, когда наступит конец...

Сизиф вздохнул:
 
– А если я вкачу проклятый камень на гору три с половиной тысячи раз, и не получу прощения, можно выдумать новый рубеж... И опять лгать, как случалось тысячи раз... Бывало, я обманывал богов – теперь – себя.

– А главный обман – богов нет!
 
– Боги есть! Если – нет, как мы оказались на острове? – он подмигнул камню.

Камень смолчал.
 
– Кто мог лишить свободы навечно? Только они! Мое бессмертие – главная несвобода, наказать которой могут Боги. Я освобожден от смерти, как освобожден и от жизни.

– Кто сказал, ты – бессмертен?
 
– Простой вопрос! Для умерших – живущий бессмертен. А я ведь оттого и одинок, что все умерли – это верно – иначе, чьи тела сожжены на погребальных кострах. Этого не могло не случиться. Это было, правда, давно – может, тысячу лет назад.
 
– Я первым научился переждать вечность!

Сизиф усмехнулся.
 
– От безделья человек становится философом... А вот и метка!
 
Впереди показался вбитый в землю колышек. На этом месте камень вырывался из рук. Поэтому Сизиф, обычно, отпускал его, не доходя, иначе, камень обдирал руки.
 
– Не бросать его сегодня?.. Вдруг, боги простили, а я не знаю!.. А вдруг, они забыли обо мне!..
 
В груди похолодело.
 
– Они не могли забыть! Это было бы жестоко... Боги должны быть милосердными. Осуждённый рассчитывает на прощение...

Камень поравнялся с колышком. Сизиф изготовился отскочить. Камень миновал роковое место. Сердце скакало. Несколько шагов. Сизиф вкатил камень на вершину горы. Рухнул на колени.
 
– Хвала тебе, Громовержец!
 
Солнце глядело в лицо. Он пытался выдержать огненный взгляд, но оно все еще было сильнее – заставило отвести глаза. Они наполнились слезами и светом, изливали его на все вокруг, затмевая блеск светила. В этом мире полном пронзительного блеска могло случиться все.
 
Там блуждали радость и отчаянье, любовь и ненависть. Там была желанная жена в его объятиях... Или то были объятья её любовника... Они соединились в кольцо. Их позвонки стали бусинами нанизанными на нить. Её нужно было рассечь.
 
Они были там, а здесь на поясе был нож, с которым Сизиф не расставался. Он ударил ножом, и упругая кожа треснула как старая ткань...
 
Но он ударил здесь, а они были там...
 
Свет иссякал. Сизиф стал видеть.
 
Прибой покорный неведомым силам поднимал и опускал черную спину, будто толкал остров в бесконечную рябь Океана. Лавровая роща опоясала лысую макушку горы как венок.
 
– За что увенчан этот камень?.. За терпение и покорность?.. Бывают горы, плюющие в небо огнем. Но пламя всегда возвращается. Вокруг таких гор черная пустыня.
 
Он вспомнил, как хитростью приковал бога смерти, и люди стали бессмертными на несколько дней. Тем горше было им умирать после, обрекая на бессмертие его.
 
– Платой за тот подвиг были слова разочарования... Я в самом деле стал велик, лишь когда мое терпение стало беспредельным. Теперь – я выше героев. Кто может совершить один подвиг тысячу раз?.. Потому-то о героях забывают! Через тысячу лет вспомнят пару имён, а через миллион лет?.. А я всё буду толкать свой камень. Не я – мой камень, когда-нибудь сокрушит богов и мир созданный ими.
 
– Повторение унижает подвиг, но возвышает деяние простое. На том пути и обретается бессмертие. Боги отняли у меня жизнь, но они отняли и смерть. Без камня я – смертен. Сизифу стало страшно. Выходит, боги посмеялись надо мной?!. Разве бессмертные меняют решения?!. Я ведь слышал, Зевс сказал: "Навечно!" Значит, прощения не будет... Почему ж ты стоишь?!.

И Сизиф толкнул камень.
 
– Ну, катись же, катись!
 
Он навалился – камень качнулся, набирая скорость, подпрыгивая, исчез в роще...
 
– Понял! Так Боги мучат жертвы! Хотели, чтоб я не работал завтра! Меня не провести!..

Сизиф захохотал...

Он нашел камень внизу на побережье, прибой подбирался к нему, пытаясь отнять.
 
Сизиф бросился с ножом на очередную волну. Лезвие рассекло прозрачную плоть, стайка пузырьков разбежалась в стороны и исчезла в водовороте. Волна поползла назад, казалось, она умирала. Но через мгновение вода прибыла вновь, опрокинула Сизифа, понесла, ударила о камень...
 
– Сегодня – две тысячи триста шестьдесят, через десять дней будет две тысячи триста пятьдесят, через год две тысячи... – бормотал Сизиф, подкатывая камень к дому.
 
Солнце вошло в полную силу, когда на его пути оказались прохладные воды. В мареве океан кипел за горизонтом. Раскаленные пары растекались в стороны и тут же оседали. Там рождались и умирали облака и бури.