Серая правда, гранитные смерти бока

Я не впадаю в уныние,
только вот лица
становятся строже вокруг,
трогать рукою
предплечие друга
прохладней,
даже,
предвижу,
любимого поцелуй
рвёт -
не ласкает -
опухшие
от слёз
гУбы.

И не грущу,
не печалюсь -
покорно-фонарно
молчу,
лью
отгоревший елей
на ключицы и стопы,
и в волосы
жирною пылью
буровлюсь -
это в воздухе стонет погибший давно человек,
и ветерком пробегает в ночИ
меж ладоней.

Только не вытянуть бодрую песенку под завывание дней,
что отшумели дворами
в мычаньи задорненьком зверя -
домашненькой животины.
И,
по дороге миная десятки соседских плетней,
дале плетусь
во урчащие
с хлюпаньем жижици
тины.
Вперившись тупо
в брожение жизни
гляжу -
как поедает
зелёное
синюю влагу,
как под корнищами бурые комья уже не горят
во поглощающем
неба ударе-разряде.

Серая правда,
гранитные смерти бока -
что за границей -
неведомо,
ложно, превратно...

То возгудели
сосудами сердца
душевные провода
в меланхолической немощи
лужицей отражённого
брата.