Как я рожала. быль. в копилку виктории стриган

Недавно, перечитывала А. Вознесенского, и наткнулась на это стихотворение:

                Медсестра Тоня, дело молодое,
                сказала – за полотенцами…
                Крыса в родильном доме
                проела чеку младенцу.
                «Сейчас введем против шока
                Я одна, а крыс много…»
                Крыса, почти с дипломом,
                крыса, забывшая Бога,
                крыса в родильном доме
                проела младенцу щеку!
                Крыса мы, все долдоним,
                все обо всем высоком.
                Крыса в родильном доме
                проела щеку младенцу!
                Спасаем людей на льдине,
                на Марс засылаем проекты,
                Крыса в доме родильном
                младенцу щеку проела.
                Крыса в доме родильном
                Проела младенцу щеку.

                Дай Бог тебе, Тоня сына.
                Храни его, ради Бога.
               
 А я и не знала тогда, что рожала именно в этом роддоме.              
  Когда-то в детстве мой дед (испанец, бывший военный моряк), заменивший мне отца, учил: «Хочешь чего-то достичь – борись!»
Вот с тех пор и борюсь, сколько себя помню. За жизнь, место под солнцем, за завтрашний день, да мало ли за что.
Воин я. Явно в прошлой жизни была эдаким Шварценеггером. Воин – одиночка, воин-победитель. Ура! Happy end…
    Правда до аплодисментов мне еще далеко. Хотя кто знает?
Ой! О чем это я? Ах, да! О том, как я рожала.
Дело было в феврале. Зима, холод, на работу – на двух автобусах, как селедки в банке. Хоть бы раз кто место уступил! Да я не об этом. Главное - у меня будет сын. Почему сын, поясню. Дар у меня такой, иногда точно знаю, что со мной случится, когда и где.
Я воин-одиночка с даром предвидения. Почти что Ванга с бластером.
Что будет мальчик, знала без всяких УЗИ. А зачем мне это самое УЗИ, если врач из ж.к., узнав, что срок семь недель, округлив и без того, огромные, как у совы, глаза, строго скомандовала: «К глав.врачу!» Я покорно направилась к указанной мне двери. «Коронелли рожать! Вы что, с ума сошли?», - услышала я голоса. Через минуту дверь широко распахнулась. Толстая тетка с белыми, крашеными волосами, замотанными в пучок, очки в пол-лица. «Дело – труба», -  мелькнула мысль.
  - Вот направление в Институт матери и ребенка. Вы на себя посмотрите! Куда Вам рожать? Аборт и точка!
«Сопротивление бесполезно», - подумала  я и трясущимися от страха руками взяла листок.
Тот самый знаменитый институт. «Ну, думаю, сейчас  «светила» докажут этой тетке, что рожать необходимо». Зря надеялась.
- Нет! - хором сказали два генетика, с виду умных, бегло просмотрев предоставленную  мною выписку.
  - Даун! – вынесли приговор.
Я вышла в коридор, меня трясло. Правильно, у меня  может родиться только псих. Я схватилась за рукав проходившего мимо старичка  в белом халате, как за спасительную соломинку.
- Меня - на аборт, - реву я, - даун, ууу!
- Дитя мое, кто даун? А ну-ка пойдемте.
Осмотрел, и тихо мне на ухо:
- Рожайте себе на здоровье. И не такие рожают. А в консультацию – ни-ни, нервы-то не железные, поди.
Я кивая головой, говорю:
- А диагноз?
- Да плюньте вы на все. Ешьте витамины и рожайте. Ясно?
«Ну, думаю, витамины я люблю.»
- Спасибо Вам, доктор!

Прошло восемь месяцев. Бужу мужа.
- Пора.
Поехали. Роддом близко.
- Что вы, девушка? Мы вас взять не можем. Срок-то маленький. Поезжайте в специализированный роддом.
- Как маленький? – я в недоумении. Опять в «скорую» и вперед!
Фигаро - тут, фигаро – там. Из спеца меня отправили обратно – срок вдруг оказался в норме. 
- Это опять вы? Мы же сказали…
Муж молчит, а я, блин, по натуре воин-одиночка. Мой кулак ударил по столу и чашки с чаем, подпрыгнув, жалобно звякнули.
- Остаюсь!
Сорочка была в дырочку, как сейчас помню. Одеял и простыней вообще не было. Из окна дует, а дверь закрывать нельзя. Камера пыток прямо! Никого, медперсонал вымер.
- Доченька, ты что, мерзнешь? – окликнул меня рабочий в синем халате.
- А вы кто?
- Лифт ремонтирую. Я сейчас… Вот вам два одеяла, грейтесь. И пошел, ругаясь, на чем свет стоит. «Мир не без добрых людей», - подумала, засыпая перед рассветом 
Но поспать не удалось. Безжалостная медсестра тормошила: «Пора на УЗИ!» Еле разомкнув глаза, поплелась в кабинет.
  - Это вы Коронелли? А я вам не скажу, кто у вас будет - объявляет  «добрый» доктор, ехидно улыбаясь, сверкнув белоснежными зубами.  
- Почему? –  устало спрашиваю, не удивляясь уже ничему.
- Зачем вы стучали кулаком по столу? – мстительно отвечает он.
- Не надо. Скоро сама узнаю, - гордо парирую я. «Вот гад!»
- Ах, вот вы какая?

Предродовая палата. Лежу. Рядом – девушка, с опытом, советует:
- Кричи, а то никто не подойдет.
- Что кричать-то? – вспоминаю Кэт из «Семнадцати мгновений весны». Мюллер ее раскусил: она мама кричала по-русски. Значит буду кричать по-испански. Но тут волна боли захлестнула с такой силой, что я заверещала как свисток. «Какая мама?» Даже охрипла. Сама не ожидала.
Я же воин-победитель. А они, как известно, не визжат. Потом три дня весь роддом приходил посмотреть на меня, как на местную достопримечательность. Вот она – слава.
- Ой! Лезет! И-и-и!
Прибежала медсестра.
- Давай вставай, хватит орать, иди вон в ту комнату.
- Я не могу, ребенок выскочит.
- Ничего.
- Мне бы каталку.
- Сама дойдешь.
Иду, даже бегу. Лезу, как скалолаз, на высоченную кровать, придерживая свой огромный живот.
- Помогите, трудно же.
- Ничего, сама, сама. Как рожать – трудно, а как (мат опускается), то как кролики.
От хамства теряю дар речи.
- И-и-и!
- Ох, оглушила. Тужься.
- Не могу, сил нет. Обещали же кесарево.
- И так сойдет, тужься.
«Я воин», - вспоминаю я в перерывах между схватками. Беру командование на себя.
- Делайте мне надсечки, ребенок задохнется, - ору.
- Нет, тужься.
- Делайте! И-и-и!
Спорить  нет  сил. Боль – дикая. Но я не уступаю. Победители не сдаются! И тут я отрываю железную ручку от кровати. У акушерки истерика.
- Сломала! Инвентарь! Ах, ты …!
Надсечки сделаны, боль ушла. Спать…
- У тебя мальчик, смотри.
- Знаю, - говорю сквозь сон.
Меня – на каталку, в очередь часа на четыре, «зашиваться», как объяснил народ.
Это все ерунда по сравнению с рыжим хирургом, похожим на таракана и фашиста одновременно. «Шил» без наркоза для быстроты процесса.
 Мужу сказали, что я и сын умерли. Похоронив нас мысленно, он просидел всю ночь в приемном покое. А куда идти – жизнь кончена.
 И только утром пробегавшая мимо медсестра сказала:
- Живы. Перепутали.
Когда мне, наконец, принесли сына в палату, прижав к груди его крошечное хрупкое тельце, я подумала: «Вылитый Пушкин, надо же! Как мне повезло! Мой кудрявый сын, я так тебя люблю!»


                02. 10. 2002.