Союз нерушимый

«Союз нерушимый республик свободных
 сплотила навеки Великая Русь!»
/ Гимн Советского Союза /

Однажды пред новым бушующим годом‚
когда жирный нэпман покручивал ус‚
назло буржуинам‚ на радость народам
был создан могучий Советский Союз.
Вот-вот отгремела гражданская бойня‚
последний беляк Черным морем отплыл.
Рожали бабенки то двойню‚ то тройню
по воле природы неведомых сил.

«Капут русиш швайн! Ну, чем хуже царей я?!
Вас дойче порядок заставлю постичь!»
Вот так мыслил тот‚ кто всех мудрых мудрее‚
живых всех живее – великий Ильич.
План был гениальным, a значит‚ несложным:
привлечь голытьбу от Чукотки до Анд.
Как только из Центра скомандуют: «Можно!»‚
расширить на тысячу лет фатерлянд.

Но гений почил, что не стало сюрпризом.
Давно уж он слег от полученных ран.
Не выдержал архикрутой организм
отравленных пуль тети Фани Каплан.
С тех пор злые немцы‚ став во сто крат злее,
и темною ночью и средь бела дня
громили нещадно цыган и евреев‚
во всех неудачах их только виня.

При чем тут цыгане? При том‚ что Володе‚
когда Вольдемаром его каждый звал
в кудрявые годы‚ по сведеньям вроде
цыганка такой предсказала финал.

Как помнится из «Интернационала» –
хита золотого двадцатых годов,
что хором на каждой тусовке орала
толпа пролетарская всех возрастов,
мол, кто был никем, тот всем станет бесспорно.
И это с восторгом воспринял народ.
Судьбой же людской, привередливой, вздорной,
частенько творится все наоборот.

О, рок революций! Одним не везло в них‚
другим путь к вершине предопределен.
На смену шпиону пришел уголовник,
мокрушник в законе всех стран и времен.
Премудрый учитель‚ папаша народов‚
кроя, как заправский портной, рубежи‚
решал по-отцовски (стальная порода)‚
кому из детей где полезнее жить.

Вон в тех регионах – не то населенье.
Не тех‚ в общем‚ носит веками земля.
И полный состав городов и селений
везли побираться в чужие края.
Тем самым положено было начало
слиянию масс. В бурном море идей,
как мудро задумано, дружба крепчала.
ваялась и новая общность людей.

Да так все сроднились, так перемешались
(грузины в Москве‚ молдаване в Уфе‚
евреи повсюду), что лишь отличались
коротенькой записью в пятой графе.
Одно только слово. Но что вы! Вся суть в нем!
Важнее не сыщешь словечка, чем то.
Ведь в этом котле‚ в этом вареве мутном
попробуй иначе узнать, кто есть кто.

Чтоб их подсобрать по возможности вместе,
евреям уютный нашли уголок.
Конечно, не самое теплое место.
Не Ближний Восток. Но хоть Дальний Восток.

Как писано было конституционно:
даются права всем, повсюду, всегда
в Союз заходить совершенно свободно,
потом выходить, если будет нужда.
Флажками обильно утыканы карты.
Расширились с разных сторон, как смогли.
Вошли напоследок свободно прибалты,
что первыми столь же свободно ушли.

А тех, кто стеснялся сменить свои флаги,
при полном отсутствии альтернатив,
загнали для нежных обьятий в соцлагерь,
интим занавеской железной прикрыв.
Желанная оттепель грела местами.
Ушел узурпатор. Пришел либерал.
Потрясывал пузом, грозил кулаками,
головушкой буйной снаружи блистал.

Что щи мы, конечно, не лаптем хлебаем,
задорно и звучно доказывал он,
свой лапоть воинствующий применяя
к не все повидавшей трибуне ООН.
Еще обещал коммунизм. А надежде
жить в душах лет двадцать иль меньше, как знать.
Буржуев в момент похоронит, но прежде,
покажет им главное – кузькину мать.

На внутреннем фронте совсем необуздан,
настроил «хрущоб», отдал космос своим,
поля пересеял в бреду кукурузном
и в дар передал Украине весь Крым,
который, без грусти уйдя от России,
попал, между прочим, как будто шутя,
без боя, осады и всяких усилий
в другую страну годков тридцать спустя.

А флот черноморский делили, делили...
Как надо делить-то совсем невдомек.
По носу, корме, ватерлинии, килю?
И вдоль кораблей или же поперек?
Прошу за скачок сей невольный прощенья,
но вы согласитесь, что в целом оно –
прошедших событий мое изложенье –
все ж хронологически соблюдено.
 
Затем забурлила эпоха застоя,
не балуя слишком, но и не вредя.
Вся жизнь протекала в работе, застольях,
партсьездах, маевках и очередях.

Тряслись старички в лобызаньях засосных.
Среди управляющих нами калек
бриллиантом сверкал мультиорденоносный,
хрипастый, бровастый, плечистый генсек.

Болельщик и спонсор советского спорта,
покорным князьям – покровитель и друг,
писатель-целинник, герой анекдотов.
Таков краткий перечень личных заслуг.
Внесли на трибуну – ручьем сентименты.
Чего-то прочавкал – восторг и экстаз.
Не знали регламента аплодисменты,
не знали стыда сообщения ТАСС.
Прекрасное время для тех, кто лоялен,
но черные дни тем, кто честен и смел.
Одним – слава, премии, дачи, медали.
Другим – ссылка, камера и беспредел.

ОВИР. И маняще звучало, и веско.
Оседлый народ посрывался с цепей.
Не ведали все же при власти советской
аббревиатуры нужней и важней.
Евреям, которым отьезд не маячил,
в своей автономии были видны
не вечно сырая от слез Стена Плача,
а башни Великой китайской стены.

Застой всколыхнулся под новой метлою.
Метла замела в магазинах, в кино,
по улицам, где находиться толпою
во время рабочее запрещено.
С трудящимся людом в порыве едином
слились алкаши, тунеядцы, бомжи.
В борьбе за сознательность и дисциплину
был отдан последний приказ: долго жить.

Ох, трудно дождаться счастливого завтра!
Вожди покидали гуськом этот мир.
Классическим действом Большого театра
и денно и нощно заполнен эфир.
Рахманинов слушается на пределе.
А некогда просто вводившие в транс
Чайковский и Моцарт в печенках засели.
И вовсе замучил любимый Сен-Санс.
Не в зрелищах радость, как сытость не в хлебе.
Таков постулат установленных доз.
Печаль нагонял умирающий лебедь.
Тоска, но не скорбь пробирала до слез.

И сколько бы это могло продолжаться?
Да сколько угодно, пока, наконец,
последнего самодержавного старца
сменить не пришел удалой молодец.
Страна, подустав лицезреть постоянно
вождей то у гроба, то прямо в гробу,
глядит, погруженная в телеэкраны,
на дивное диво с печатью во лбу.
Ну разве не диво? Стоит без поддержки.
На каждый вопрос тут же шпарит ответ.
А что многословен, так это издержки.
Горячность и лихость по малости лет.
Пусть гласность цветет! Критикуй кого хочешь!
Но думай – кого, ежели не балбес.
И многопартийность давай! Но не очень,
в пределах, допущенных КПСС.
Он полурешителен, полуотважен,
ведя полустройку несчастной земли.
И ни плюрализм, ни консенсус, ни даже
сама эксклюзивность его не спасли.

Как пелось старательно и голосисто
в одном из шедевров родного кино,
немало лесов, рек, полей колосистых
нам только для полного счастья дано.
Мол, как ни старайся, а не разбазаришь
широкую ширь и высокую высь.
Поэтому, самый счастливый товарищ,
бескрайней отчизной безмерно гордись!

Так вот монолиту пришлось развалиться,
как старым, залатанным наспех штанам.
По швам – по союзных республик границам.
По тем самым рекам, полям и лесам.
Три брата-раскольника, три славянина,
гордясь Ярославом, Богданом, Петром,
разрушили вмиг то, что те воедино
веками скрепляли огнем и мечом.
Зашли они бодро и весело в пущу.
(Художник бы создал блестящий триптих).
Присели кружочком, где заросли гуще,
чтоб там натворить в тишине на троих.
Да так натворила братва, что мир ахнул,
застыл, не дыша и вблизи и вдали,
поскольку нежданно свободой запахло,
а ветром несло с шестой части земли.

Как только вся троица в такт, величаво
из леса шагнула, с момента того
младой Президент огромадной державы
предстал президентом не Бог весть чего.

Видны горизонты. Приблизились дали.
Не действует больше команда «к ноге!».
И как же все это в сердцах обозвали?
Содружеством... в общем чего-то на «г».

И тут же был издан свободной от братства
свободною Радой свободный указ:
чтоб от москалей как-нибудь отличаться,
немедля отстать от них ровно на час.
Хотелось сменить время суток отныне.
Даешь независимость полную! Но...
и в бывшей столице да и в Украине
днем солнышко светит, а ночью темно.
Хотя есть идея: часы и минутки
отбросить как мелочь и, дав гопака,
рывком оторваться на целые сутки,
Чтоб грозной Москвы не достала рука!

Соседним братишкам под общим наркозом
промыли мозги. Их бесстрашный царек,
до лучших времен управлявший совхозом,
однажды в глубоком раздумьe изрек:
«Народ будет плохо жить мой. Но недолго.»
Народ еще жив. Ох, живучий народ!
Чего с ним, однако, ни делаешь, толком
ничто не берет, ну, ничто не берет!

Восток - верно сказано – тонкое дело.
В какие его ни раскрасьте цвета,
а белое солнце всегда будет белым,
оттенки сжигающее без следа.
Подходит и лозунг под жизненный принцип:
«всем к светлому прошлому – полный назад!»
Принцесс выдают по соседству за принцев,
как строго велит королевский обряд.
Сказав напоследок по-русски три слова,
прикрывшись отважно румынским флажком,
чуток отступила с боями Молдова,
пока выжидающая за Днестром.

Коль знаешь ты русский, теперь ты неровня.
Забудь поскорее! Сбрось камень с души!
Тебе все равно о нем как-то напомнят
и бывшие братья навек латыши.
Лишь преданы те, кто не в силах проститься.
Прохладнее им, но зажиточней тут.
До боли родные кавказские лица
свою Златоглавую не отдадут.

А как же преемница? Та, что осталась?
Которая стала одною седьмой,
что в общем-то тоже для суши не малость?
Наследство – одной. И долги для одной.
Пометом придавленные комиссары,
слетали со всех пьедесталов, как пух.
Символикой новой совместно со старой
вернуть решено было веру и дух.
 
Трехцветное знамя. И каждый доволен.
Для белых, для красных и.…всех остальных –
одно полотно. Шум парламентских войн
по этому поводу несколько стих.
И чтобы совсем охладить пыл и страсти,
придуман был всепримиряющий герб:
двуглавый орел, символ мощи и власти,
в одном клюве – молот, в другом клюве – серп.
Иной коленкор с государственным гимном.
Дилемма предстала совсем не простой.
Пришлось выбирать шустро, оперативно
меж благоразумием и красотой.

Придворный поэт потому и придворный,
что строчит он, как при дворе повелят.
Себя самого заменить не зазорно.
Текст вроде знакомый, но не плагиат.
Такая же здравица, только сквозь призму
текущих реалий. Их суть такова:
отчизна рифмуется не с коммунизмом,
а с жизнью самой, что диктует слова.
А те, кто под гимн постоять не желают,
слезинку пустить, станцевать или спеть,
прекрасную прежнюю жизнь вспоминая,
те будут сидеть... Будут долго сидеть.

Как сказано было веселым поэтом
в веселые годы веселой страны,
за то, что весна вдруг сменяется летом,
мы партии быть благодарны должны.
Как раньше бывало, поход не беспутен,
хоть партий, движений и фракций не счесть.
А кто ж рулевой? Ну конечно… по сути,
кто нашей эпохи ум, совесть и честь.
Мелькают туманные ориентиры.
Дорог недобор, дуракoв перебор.
Врагам недомоченным тесно в сортирах.
Просторно друзьям, что ушли за бугор.

Куда ты летишь, тройка-Русь удалая?
Бессменный вопрос. Вековая езда.
И звездам заморским невинно моргает
на башне на Спасской все та же звезда.


2002 г.