Люди - АУ!

НАЧАЛО ДВИЖЕНИЯ

Я приветствую несущийся мимо меня на расстоянии …км огненный шар весом …тонн. Во всем виновато среднерусское утро, вызволившее из тумана полуобморочных снов помешавшегося слепца и заросшее озеро. Указание жезлом, может быть, деревянным посохом на непонимающих, лестница, лес. Предвосхищение Фрезера. Два человека, словно из замка, с лицами слепцов, наивны. Сны немузыкальны. В кого-то всё должно превратиться, сон как предвестник яви в момент просыпания, прорыв в инобытие, воскрешение заснувшего тела, наполнение его смертью. Так будет работать сознание в первые моменты угасания принципа сознания, доносящиеся, но трансформированные в образы звуки, слова, обращения осуществляют настройку на определенный лад, в чем не сомневаются многие, что делают и у нас, правда, несколько завуализировав истинное предназначения таинства. Мы посылаем посланца в иное бытие. Его приход туда во многом зависит от нас здесь. Его плач там в первые минуты появления, повторение последнего слышимого звука, совпадение не случайно.  Это уже то, что я думал о сне.
 Я опять  думаю о сне, но уже теперь знаю, что сны это совсем не то, что мы о них помним. Наша память о снах выстраивает события в той жизни по канонам этой, поэтому вспоминаем мы большей частью калейдоскоп не связанных эпизодов, разумеется, нелогичных и несвязных. То же мы получим, если подойдем к чьей-нибудь  жизни с точки зрения здравого смысла.

ВРЕМЕНА ГОДА
(ОЧЕНЬ КОРОТКИЙ РОМАН)

Глава 1
Осеннее равноденствие

Тени ниспадающих каштановых лап сквозь призму осенних фонарей барабанили в темноту, расставаясь с драгоценными плодами. Юноши, устилающие волнующими и волнующимися сплетениями волос колени возлюбленных, русалочьи силуэты которых, уравновешенные возлежащими мужчинами, отмечали каждую милю старой аллеи.
 До превращения нас в пасторальное чудо оставалось десять шагов, откуда незанятый ультрамариновый холодный провал предполагал начало, как всегда, удивительного вечера, загадочного неповторимой однообразностью.
Только что, может быть каких-нибудь полчаса назад,  с легкостью я разменял часы на животрепещущие в такт ее дыханию лепестки, напомнившие мне о  том, чем это все могло бы кончится.
Так оно все и закончилось в дни осеннего равноденствия.

Глава 2
Мартовские иды

Чтобы описать ее имя арамейские мудрецы поправили финикийское письмо, потому что в ней поровну гласных и согласных. Ее согласные собрались в глубине слова, спрятались вокруг поющих гласных и взять их нет никакой возможности, вот такие несогласные с гласными согласные. Она это или не она. Она, но имя ее уже состоит из других букв, шелестящие кельтскими дубравами, а может быть и их доарийскими предками звуки, вплелись в имя, но я узнаю ее, по тому, как она меня слышит и чувствует. Меня не обмануть переменой имени, измените ей лицо и ноги, грудь и руки я знаю, это все она, и если не осенью, то, наверное, весной в мартовские иды.
Она любила писать письма. Она писала их, даже находясь рядом, но для чего-то уносилась далеко и возвращалась уже совсем другой, бумажной и буквенной, ословленной другими словами. Иногда она рисовала письма. Тогда это были маленькие кусочки попавшего ей под руку первого белого листа, открытки, исписанного письма или даже газеты, наполненные игрой света и тени, цвета и тона. Они были тише писем, осторожней шепота. Их не мало сохранилось в моих книгах, в качестве закладок, еще больше спряталось в расщелины письменного стола, а самые настырные иногда появляются в оживших карманах какого-нибудь завалящего пиджака.
La (Non) Favorite
…Вас снова нет. Синица
Предтечествует Вас послушна воле ветра,
Которому противится страница,
Выпархивая из гнезда конверта,
Укладывается в потайной карман,
Который шит заранее костюма,
В котором я так ни к кому не зван,
Удовлетворяясь сценою без шума.

Страницу, странницу полулегальных слов,
Которым ветер – ласковый попутчик,
И верную, в отличие от снов,
Чьему-нибудь дыханию, поручик…

Она училась на дирижера и подрабатывала регентом маленькой церковки. Надо ли говорить, что она была страшно некрасива? Надо ли говорить, что у нее было много верных мужчин, и, может быть, ни одного настоящего любовника?!. Ей нравились наши южные каштаны и "Картинки с выставки". Я не смог бы узнать ее на улице, поэтому иногда звоню ее по телефону. Услышав ответ, конечно, кладу трубку. …

Глава 3
Дни летнего солнцестояния

В июле в этом месте много свободных лавочек. У нее были самые большие глаза, которые вообще можно себе предположить. В ней было много восточного и спокойная уверенность холодного севера. Большие мягкие рассыпчатые ладони, такая же грудь и ямочка на щечке. Мы ушли с ее дня рождения в  утренний лес, оставив гостей, родителей и стол в глубоком отчаянии и предвкушении начинающегося сумасбродства. Мы виделись пять раз и семь лет почти ежедневно говорили с друг другом по телефону. Я ни разу ей не солгал, и, ни разу не сказал правды, я разговаривал с ней так как будто бы хранил гробовое молчание, иногда, разговаривая с другими я говорил с ней. Ее возбуждал шум и гам, беспорядок в людях, мыслях и одежде, взоры окружающих и музыка, поэтому, она тянулась в меня, впрочем, она жила там и если бы, вдруг ее не стало, то это было бы ее постоянное и самое надежное пристанище ее принципу существования.
Она играла и все тело ее пропиталось, насытилось музыкальными иероглифами, оно принималось слегка вибрировать, заслышав, уловив такты любой мелодии, независимо от ее желания. Она спала под музыку и, иногда, я подходил к этому музыкальному инструменту, поднимал крышку, ласково пробегал кончиками пальцев, почти не касаясь клавиш, кошачьими движениями улавливал начинавшееся движение, угадывал его желание затихал, как будто бы для невообразимой силы удара по застывшей от ожидания напряженнейшей тишине и с грохотом закрывал крышку, удалясь быстрыми шагами прочь.

Ты спишь под музыку, точнее засыпаешь
Под обаятельный и неотвязный гул,
В то время как я б точно не уснул
Узнав, что ты об этом не узнаешь…
Веселый шум разбудоражит груз
Остаточных и полудремных мыслей,
Которых я покойницами числил
До первых позывных Европы плюс…
Спишь в музыке, а я прельщаюсь снами
Живу среди запыленных страниц
И, между делом, юных учениц
Прельщаю позабытыми словами.
Спишь с музыкой, конечно, не со мной,
И мне не угадать твою тональность,
Пока эфир баюкает миндальность
Вокруг ресниц под евро-позывной…


Ночь

Я шел дирижировать. Да, я оставлял этот сложный инструмент, понять который не мог бы ни один настройщик и шел дирижировать оркестром. Точнее оркестр был тем же инструментом но уже в другое другое время. Время остановленное осенним равноденствием убитое в мартовские иды и воскресшее летним солнцестоянием. Время, поделенное другим календарем на другие отрезки в святая святых бибилимского зиккурата. Ее новое имя звучало почти как Луна, вкрадчиво и ласкающе обволакивало слух, не сопротивляясь мраку, постоянством показывало путь к себе. Ее энергия финикийского огня растворилась в загадочности фиолетовых оттенков серебренного нимба. Непознаваемость свелась в доминанту всего состояния и стала всеобъемлющим меня принципом. Она выстояла дорийское вторжение или противопоставила ему женское начало, воплощенное в теле. Обладание дихотомией приближало к разгадке, но запрет на предельный переход склоняло необузданность перед воплощением великой тайны. Аромат она противопоставила трепетанию, в тысячу раз тонкое движение и бесконечно более сильное в потенции, доступное и несопротивляющееся - неподдающемуся расшифровке иероглифу сфинкса. Я знал наперед каждый шаг, но даже не догадывался, почему происходит именно он, сама природа, мать богов  Кибелла говорила со мной как с фригийским Аттисом. Я не писал стихов, когда она была такой – она была загадочней любого наперед заведомого символа, ее разгадка лежала только через обладание, но какое расположение звезд должно было сорвать завесу?

Я погружаюсь в сон, видения и звуки манят и забирают в свои объятия того, кто еще минуту назад упивался возможность самоорганизации. Ее голос приобретает в такие мгновения цвет и запах, у нее нет лица ее тело беззащитно и недоступно. Меня тоже нет и это уже большое достижение в управлении снами, и только затухание принципа сознания перевернет эту картинку ровно наоборот, но это, слава Богу, еще так не скоро.