Любимые стихи

Я до безумия люблю тебя. Безвольно
сползая вниз, скулят слепые ноты.
Мели, Емеля, мне ли быть в печали-
принцессе на горошине размером
с огромный чемодан… А дворник солью
засеял сонный дворик. До зевоты
рассвет обычен. Мы его встречаем
все так же порознь. Утреннюю серость
разрежет первый луч. А я останусь –
не здесь, не там – но так же, как и раньше –
среди миров, в мерцании… да к черту
твои светила…Ты живи. Не бойся,
иди, я посвечу еще – так странно
вдруг стать звездой – и оказаться крайней
на небесах – не третьей, не четвертой,
а первой… Я люблю тебя.  И после
безумия…

 
***

Я с тобой. Посмотри, это я, я вернулась в забытый январь твоих писем,
опоздав на полжизни своей… для обычного календаря на полгода,
а для тех, кто не ждал – навсегда. Ты не брани меня только, не злись, и
если можешь, поверь и прости, даже если прощения вышли из моды.
Я вернулась. Я стала собою. Но если ты сразу узнал меня, значит
я осталась собой, я смогла… иногда это сделать намного труднее.
Вот и все. Все закончилось и начинается заново. Нашу задачу
мне решать в одиночку теперь уже незачем - знаешь, как часто во сне я
говорила с тобой… да, неважно, о чем. Я ведь, правда, такая как раньше,
мы реальны как снег на твоем подоконнике, милый мой, ты понимаешь?
Я пришла, я теперь не нелепый значок, замороженный в мертвом экране,
а простой человечек из плоти и глупенькой веры. В дырявом кармане
не держу ни ножа, ни осколка мечты, ни обрывков бумажных иллюзий,-
у меня ничего не осталось, я все растеряла, внезапно оттаяв.
Поцелуй, меня и успокой. Засыпая, я молча за нас помолюсь, и
В первый раз за полжизни спиною почувствую крылья. Я снова летаю.

***

Без слов. Бессовестно. Светлеет. Невозможно
Нацеловаться не спеша – ни впрок, ни вдоволь.
Белее всех моих метелей там, под кожей,
Болят снежинки. Не дышать. Запомнить слово.
Забыть слова. Заставить свет застыть на время,
Заставить время позабыть о черных стрелках,
Едва- едва ползти по плоскости – до, ре, ми,
И замереть – на фа-диезе… ты так редко
Бываешь здесь…

***

Спи, мой любимый. Послушай,
нет никакого
повода,
чтобы не спать.
Я разучилась мешать тебе.
Я погашу свечу
и поцелуй контрольный
не звонко коснется виска.
Все будет чудно, мой самый лучший.
Будет – как я хочу.
Я так хочу потому,
что уже не осталось сил,
Чтоб объяснить тебе что-нибудь из моего «хочу»,
Что-нибудь спеть о радости.
Ты уже отпустил
Всех своих птиц из клеток моих запоздалых чувств.
Помыслы-замыслы-вымыслы выметены за дверь
призрачным веником сонным –
им
нечего делать в избе,
Нежности снежной стоны
все еще
кружатся в голове
Что-то из них уже прожито,
что-то – молчит о тебе…
Чутко и бережно крошку -
ночь в ладонях несу.
Ты уже понял все, что не нужно,
ты уже стал ничем,
Чем-то похожий на предыдущего,
ты, обнаживший суть
будущего молчания, спи на моем плече…
Я слишком долго тебя учила слышать мои слова,
Вот они,
словно ласточки,
сели
на провода,
И замолчали.
Не о чем.
Некого больше звать,
Звуки запутались в шелке волос твоих.
Кажется, навсегда.
Мы будем слушать полночь – тысячи тысяч лет.
Все будет честно, хороший мой.
Я ведь тебя люблю.
Ты не проснешься...
Мы улетим с тобой на одном крыле
Этой бессонной свечки – синей, как feeling blue.


***

Стены соседнего дома – светло- горчичного цвета –

в тон моим мыслям и в пику словам твоим: «Доброе утречко».
«Здравствуй, любимая». Мутный рассвет. Пробужденье. «Из жизни поэтов,
что растеряли слова о безумной мечте по дороге в будущее…»

Может быть, лучше об этом – нотами или прозой?
Может быть, вовсе об этом не нужно, может, и правда - не стОит?
Слишком бесцельно, бездарно, беспомощно, влажно и розово…
Слишком бессовестно, нежно и сонно… «что вы, оставьте, пустое…»

Я и оставлю. Не выплесну – мне уже нечего. Чувства навынос,
слово на выброс – ну, пусть, что поделаешь, если не вышло – на вырост…
Кто-то из нас из другого кого-то, наверное, вырос
раньше, чем выросли крылья – и время не вовремя остановилось

и не успело натикать всего, отчего захотелось бы петь и бороться
рваться, сиять…(извините, М.Ц., по-другому, пожалуй, не скажешь).
Жаль. На заплеванных донышках всех пересохших колодцев
наших чудес остается лишь пепел и копоть, окурки и сажа.

Жаль. Но жалеть безопаснее молча – и лучше всего в одиночной
камере собственных снов - мы с тобою давно уже поняли это.
Мутное утро, когда «одиночество» чудно рифмуется с «ночью»,
С «очень» и «горечью»…
 
Стены соседнего дома –  горчичного цвета.

***

Почему бы нам не спрятаться
В этом темном переулочке?
Голова моя - стеклянная,
Голова твоя – отсутствует.

Говорим – творится разное,
Замолчим – зима - Снегурочка
Отдается на заклание
Февралю. Мы оба чувствуем,

Что – куда бы мы ни ехали,
Чьи бы песенки ни пели мы,
Что бы с нами было – не было –
Все равно мы будем лишними, -

Эхо боли, приступ смеха ли,
Все закончится метелями,
Отпеванием и склепами.
Далеко нам до Всевышнего,

А ему до нас – все некогда,
Много дел да мало времени.
Да снега метут, да вишенки
Где–то там, за дальней речкою,

Ох, и сладки. Мы и греками
И варягами успели бы
Побывать, да так уж вышло – мы
Ни гу-гу с тобой по-гречески.

Вот и пятимся как раки мы,
Мы б и свистнули – да нечем нам,
Высока гора, но все-таки
Гогот наших не-товарищей

Слышен выше. Не до драки нам,
Унести бы ноги. В Вечность нас
Не возьмут безногих. Кроткие
Как овечки, на не тающем

Гололедно-стылом капище
Мы с тобой друг другу плачемся –
Мол, болит, а выпить не о чем,
Мол, совсем уже не хочется,

А всё колется. Слова еще
Вроде свежие, горячие
у танцующих от печки, но
Голоса вот-вот закончатся.

Ты, любя и ненавязчиво
Ищешь рифму к слову «дурочка»,
Ну а я… почти отчаялась,
Но пока что не повесилась.

Почему бы нам не спрятаться
В этом темном переулочке?
Пусть нас больше не встречают здесь.
Мы допели нашу песенку.


***


Эта скучная глупая недозима очень хочет/боится весны.
Это девочка Герда замерзла и вдруг полюбила мальчика Кая.
В чем мне каяться? В поза-вчерашнюю рифму по имени «наши сны»
я уже не въезжаю -  размеры души, к сожалению, не позволяют.
Так погладь меня снова по шерсти слепого заснеженного «увы»…
Так случилось – у этого времени больше для нас не осталось времени.
Так легко после плоскости «ты» развернуться опять в многомерность «вы»,
вылетая налево - навстречу себе, раздавать запоздалые премии
всем, кто слушал и верил – и, знаешь, особенно тем, кто меня не знал,
кто не чувствовал пальцами нервов надрыв моих слов сквозь синкопы смысла.
Недосказанность истины – только морозный узор в проёме окна.
Он растает к весне – испарится-исчезнет-стечет незаметно…быстро.
Это, правда, не я виновата в тебе, в январе, в серебре - в себе,
в волосах наших звуков, в молчании крыш. В не подаренный колокольчик
ты не суй свой английский язык – я сегодня даю последний обед
и обет ожидания вечности. Вот тебе час... Делай, что хочешь.
Я останусь в тепле, в полусвете стенаний своих электрических люстр.
Я – лишь слепок, раздавленный глиняный слепок с любви, я уже не СТАНУ.
Я хотела сказать тебе только хрустальное маленькое «люблю»,
это, правда, не я виновата в том, что оно родилось стеклянным.

***

Так случается. Раз в пол-жизни, но так бывает,-
Ты лежишь и боишься услышать, как, громыхая,
Падает снег –
Не летит,
не кружит,
не стелется – в интервале
От полуночи до шести - оглушительно падает в тишине.
В тишине.
Тишиной заполняя тяжесть трахей и усталость легких,
Тишину принося туда, где уснули больные сны,
Где ни тени сомнения – слишком ясны намеки
Этой страшной, слепой, не моргающей тишины.
Этой,
э_т_о_й,
в которой НЕКОМУ. Бога ради,
Отмените молчание,
ну, объявите же ей войну,
Прозвучите хоть как-нибудь –
пусть даже так –
«В Багдаде
Все спокойно. Тук-тук!»
только ВЫ-КЛЮ-ЧИ-ТЕ –ТИ-ШИ-НУ!

***
Косточки вишен темнеют как точки над i на пластмассовом блюдечке,
Глиняный вечер споткнулся о вечность и молча скончался на западе.
Ночь фиолетово бредит поэтами. Больше не спросится – любишь ли?
Незачем числиться, если не сбудемся. Здесь не бывает внезапностей.

Где-то снаружи страдает бессонницей странная зимняя оттепель,
Плачет откуда-то сверху, болит и пророчит светло-нерифмованно…
Стынут стихи недодуманно-лунные. Видимо, им хорошо теперь –
Можно уплыть – в каждой луже услужливо их дожидается облако.

Снова не спится, и смех мой непрожитый в стену стучится горошинкой.
Ты мне напишешь о чем-нибудь нежном, но, в общем-то, не обязательном.
Тем ты и светел, что рядышком нет тебя. Все мы такие хорошие,
Если не нужно быть верными. Знаешь, я… больше не буду мешать тебе…

***
Я люблю тебя. Может быть, зря. Может, правильно. Слишком уж всё непросто.
Слишком просто с тобой говорить о простом – о таком без вопросов понятном,
Но – слепому – как объяснить, для чего и кто зажигает звезды?
Но ребенок вовек не поверит в то, что на солнце бывают пятна…
Я люблю тебя. Я так люблю твои длинные пальцы, губы и голос,
Я люблю твою детскую веру в дурацкое светлое послезавтра,
Я люблю тебя. Только внутри меня что-то хрупкое раскололось,
Что-то важное, что-то святое сломалось – не только что, не внезапно –
Где – то между вчера и никчёмностью вечности. Даже, пожалуй, раньше.
Я, наверно, напрасно с тобой говорю сейчас. Может быть, лучше в среду
Написать тебе, или, послушай, давай я сама позвоню тебе - в пятницу!..
Я люблю тебя. Знаешь, наверно, поэтому я к тебе все-таки не приеду…

***

Отчаянье чувствовать каждой строчкою,
Червонною дамой в колоду прятаться, -
Целуя случайных бубновых мальчиков,
Чернить серебро своих мыслей - зимами…
И черт с ним, и черт с ним, и черт… устойчиво
Держаться на плоскости. Друг Горацио,
На свете есть многое… если начерно.
А набело – нечем мне – все повымело…
Имели они меня – я имела их,
Без имени – просто местоимением.
Невестам без места не снятся милые,
Не мил белый свет – не поется – плачется.
Ничто не меняется – снова белое
Испачкано; соткано из забвения
Бессонное солнце – ночное, стылое.
Я снова рисую с изнанки – начерно.

***


Ежевечерняя чертополосица -
Фальшь шепелявая шепчет и ширится,
Жрет нашу совесть, трясет ложномыслями, -
Крепче держись…
Что-то за окнами злится и носится –
Мирится-ссорится, ссорится-мирится,
Воет сквозь стекла – «отныне и присно и…»
Может быть – жизнь?
Что это, кто это здесь говорит со мной?
Крылья просрочены, сны недействительны,
Пепел наш – в урну, душа моя - в стельку, но
Тише, не сметь!
Прячется крысой последняя искренность
Сами невидимы, видим мы - видимость,
Слышишь – за ширмою что-то шевелится –
Может быть, смерть?
Сонными птицами вянут цветы во мне
Боже, скажи нам – мы были, мы живы ли?
Жми на педали, нам выше и выше бы,
Лезть бы и лезть.
Что в нас сникло и что-то остыло в нас,
Что-то в нас бродит по краю обрыва, - мол,
Ну отзовись же, Иешуа ль, Кришна ли,
Где же ты есть?
Глубже ныряй в меня, я – не ничтожество,
Просто - ничто, я обычная женщина,
Я не оставлена и не ниспослана -
Рвущийся нерв.
Самой волшебной и злой невозможностью
Я проживаю – тебе не обещана,
Недопрощенная, простоволосая.
Плачущих жертв
Я подарю тебе сотни и тысячи.
Жги меня, сладкую ложь свою лей в меня,
Чувство вины – частным случаем вечности –
Нам донести
Нужно до нашей единственной мысли, что
Вырвется в завтра и в будущем времени
Что-то оставит от нас – незамеченных
Словом «прости»…

***

Удиви меня чем-нибудь – бурей в какой-нибудь чашке, быть может, есть
Что-то лично - не лишнее, третье, что-то снаружи, а не внутри…
Знаешь - странно ведь даже не то, что после всего я все еще здесь,
Удивительно то, что даже теперь нам все еще есть, о чем говорить.

Обмани меня снова, ну, что тебе стОит - обычная ловкость рук –
Никакого мошенничества – волшебства - никаких тебе крекс-пек-фекс.
Я готова поверить, простить, я хочу, я смогу выходить поутру
Провожать - необутая, карими вишнями в душу твою не лезть

Ни за чем – ни за правдой, ни за откровенностью, ни за судьбой, ни за
Отречением от недоверия, от недозрелого «может быть» -
Быть не может, я знаю – я помню, но ты просто мне посмотри в глаза –
И прочти в них свои стихи, и пойми – это глупо - бежать от судьбы,

Ведь судьба все равно, обгоняя, проскачет на шаг впереди тебя,
Скорчит рожицу и захохочет и твой календарь со стены сорвет.
Ведь судьбе все равно. Все равны перед нею. На то она и судьба,
Чтобы отсчитывать, а не считать. Так скажи, почему бы не звать ее

Просто  - Счастьем?…

:)