И время ждет стрелы...

ФИЛЬМ 70-х

В телевизоре - город присного настоящего
Сизых многоэтажек снежное питие
Ржавых ключей, осколков - меж гаражей царящее
Вечноосеннее время - трансформаторный звон в синеве

На остановках улиц людского белья брожение
Крапинками заторов - листья, отдавшие вес
В устье сырых ветвей - глазного дна отражение:
Сергия зрячий дым, окно из Еворпы - в лес

Нас напоили временем - титры кропят замедленно:
Шорохом красок комнат явь головы полна
Крошево этих дней курится зло и въедливо
В пустыни семафоров долгих путей полотна

Сон Традиции

 

...А сон моей Традиции, увы

Все кажет на Аскольдову могилу:

Не знавшие тревожный злак кадила

Прочувствовали вкус чужой травы

 

Горит калейдоскоп февральского колодца

И детский свет лежит под толщей льда

И в полусне «оранжевым» зовется...

Синтетикой нисходят холода

 

На поле белое — там воздух колко сшит

Пыльцою инея и свежими крылами

Но Ангел ледяной в колодце не дрожит

Туманными не поит огоньками

 

Заре спокойно в доме ледяном

Я там лежу, все время просыпаясь

И вспоминаю, как погиб в одном

Из кладезей, который, улыбаясь

 

Обходят все задумчивой волной;

Что знатные стихи, как дым, нетерпеливы

Что сон Традиции рождает холод Твой

А пробуждение — помешанную иву

 

 

Ворон

 

Да, Господи, мне нужно лишь одно

Холодный сад и ясное окно

И ласка ветра в хладнокровных шторах

Белесый свет над озером стола

И полутьма, и стали полумгла —

Вдоль ряби витражей прогулка в книжных спорах

 

В портьерах серебрится тишина

Как долго я любил тебя, война

С Тобой? Не женский, не мышиный шорох

Мне говорит про завидные сны

Где серебро и кровь разлучены

Нет, не с Тобой... Звонок гремит как порох —

То было лишь предчувствие войны

Я открываю дверь — там чахлые костры

А за спиной — окно с холодным садом

Я знаю, кто придет — с нетерпеливым кладом

Поставивший сундук, вспорхнувший до поры

Сложив крыла фольгой меж перьев шоколадных

На люстре временной, возникшей из золы

 

Хрусталь — как обморок над комнатой прохладной

Где обесточен взгляд и скомканы углы

Что, ворон, бдишь следя уют злорадный?

Нескучен сад; и время ждет стрелы

 

 

Сон

О. Павлову

 

Мы запутались в мягких камнях

Осторожной рукой раздвигая

Их нагретые спины... другим помогая

Быть оранжевым жаром влекомого рая

Все заботясь, садясь или просто шагая

С абрикосовой пылью в костях

 

Все забыто; но каменный прах

Циркулирует терпко в уюте немилом

И лишь пироксилиновой перхоти страх

Вовсе не растворясь в кровеносных ветрах

Нас спасает на время, навеки вобрав

Странной влаги, что липнет у нас на губах

И плывет в угомоне унылом

 

О слепая долина, оплавленный путь!

Восходящую глину ступнями добудь

Вязок шаг твой божественный — не обессудь

И увидишь блаженное сходство:

Разомлевшею рябью тяжел, многолик

В иероглифах глаз зашифрованный тик

В близком жаре — жужжащее пенье вериг

В жирном мире дрожащая (се — твой язык)

Вся печальная прелесть уродства

 

 

Песня

 

Куст на стрелке железной дороги

Уплывает в пятнистом окне

Сквозь плацкартного леса берлоги

Все поет одинокая мне

 

Как стаканы в ажурной неволе

Опечатан наш путь сургучом

Броским мелом постов-колоколен

Полосатых осколков лучом

 

Словно летние их серенады —

Колокольчиков порох и лед —

Проникают в состава составы

Компостируя право на взлет

И листая кварталов газеты

Под дождливым, но ясным лучом

Входит поезд, гусаром одетый

И воняет своим сургучом

 

И с вокзала в сей заспанный пряник

Каждый смертный спешит отдохнуть

Кто-то кажет, что музыка грянет

Кто-то пьет обесточенный путь

 

И отчаливши сонно и гордо

Рассекая асфальт подъездных

Он в окне прополощет аккорды

Всех картинок переводных

 

Куст на небе железной дороги

Все плывет в золотистом стекле

В край холодной весенней эклоги

Лес безлиственный спит на столе

 

 

Снотворное

 

По ночам не плачут от беды.

Лишь по капле наберут воды,

Не дыша на выкрученный кран,

В призрачный и ласковый стакан.

 

И идут по комнатам пустым,

Колыхая влагу непростым

Тихим шагом к светлому столу.

Достают тягучую смолу,

 
 Вместо меда в скинию воды,

Как в казнохранилище беды,

Вбрасывая; тихий аромат,

Как лампада, долу клонит взгляд.

 

Долго пьют, глотая водный дым.

И бегут по улицам пустым

Сизым взглядом отрешенных птиц

Сквозь траву предутренних ресниц.

 

 
 

 

Проселок

 

Черной порослью спит синева

В придорожных петлицах

Новый смерд составляет слова

В громыхающих спицах

 

На рассвете не хочется жить.

Но какая истома

От чела отводила их сныть

И топор астронома?

 

 

Рождение веера (бросание монет)

Восточная мелодия

 

Бумажный лист! Воззри на тень свою.

А я тебе ладонями спою

Про медные монеты узнаванья

 

Как гибок ты! Воспоминанье — дрожь

В монетный дождь как страшно ты умрешь!

Так притчи затоптали снег Преданья.

Когда приснится веер — не смотри:

Убитый лист сияет изнутри!

 

 

Град

 

Я не боюсь посмертной славы:

Она и так уже близка

Ни вашей бдительной расправы —

Что тыкать пальцем в облака?

 

А в облаках плывут народы

Сменяя молнии и гул

И горький перст стальные воды

Мешает с манной для акул

 

Искрится голос тех народов

В мембране шелковых дождей:

«Вы возлюбили непогоду

Томясь отсутствием гостей

 

А что за гости это были —

Вы не стыдитесь говорить:

Под фосфорическою пылью

Видна бикфордовая нить

 

На просеке, на полустанке

Под фонарем кленовых дней

Где вашей мистики останки

Звенят, как кости: им видней!

 

Сквозь разрушения кумиры

Предел мечтаний — дом пустой

Вы жрете известь, как факиры

Взывая жаждой в мир иной

 

Познайте ж град акульей манны

Секущий дождь тигриных пут!

И над погодой окаянной

Не смейтесь — вам уже не лгут!»

 

 

* * *

 

В стакане газированной воды

И ты уснешь, как ягода без сени

Зеркальной жести облака млады

В них плещется предгрозовое время —

 

Стеклянной смертью в шелесте осин

Где, в красоте земного оперенья,

Запел хрусталь из грозовых низин —

Павлиний зрак закатного паренья